Вольфганг Викторович Акунов
ИСТОРИЯ ВОЕННО-МОНАШЕСКИХ ОРДЕНОВ ЕВРОПЫ
ЗАЧИН
Меть свои крепкие латы
Знаком Креста на груди.
Александр Блок. Роза и КрестНам не представляется возможным дать адекватное описание истории военно-монашеских (духовно-рыцарских) орденов даже в самом сжатом очерке, не описав, как проходили сами крестовые походы. Ведь именно крестовые походы, это крупнейшее совместное предприятие стран Западной Европы, имевшее своей целью отнюдь не агрессию, а восстановление статус-кво перед началом исламской экспансии середины VII в. после Рождества Христова (далее — п. Р.Х.), явились колыбелью большинства духовно-рыцарских орденов.
Единственным исключением являлся орден госпитальеров-иоаннитов, основанный еще задолго до их начала, не позднее 20-х гг. XI в. (а отнюдь не в 1099 г., вопреки пышно отпразднованному современным папским Мальтийским орденом якобы 900-летнему юбилею иоаннитов!), однако именно крестовые походы оказали решающее воздействие на его превращение из странноприимного братства в военный орден. Основанный в качестве благочестивого сообщества для ухода за паломниками и больными, он превратился в рыцарский орден, главной задачей которого стала длившаяся на протяжении столетий борьба против исламского врага, нападавшего на христианские государства, образовавшиеся в ходе крестовых походов.
На раннем этапе своей истории эти ордены являлись скорее неформальными рыцарскими братствами (подобными аналогичным рыцарским братствам Святой земли, членство в которых, да и само существование которых носило для большинства входивших в них братьев скорее временный, чем постоянный характер — братства Святых Андрея и Петра в Акконе, братства граждан города Пизы, общеитальянское братство Святого Духа, английское братство Святого Эдуарда Исповедника, Акконское братство Св. Иоанна и Св. Фомы, и др.; из учрежденного в Святой земле братства Святого апостола Иакова впоследствии возник одноименный духовно-рыцарский орден, о котором будет подробнее рассказано ниже), оборонявшими небольшие пограничные крепости, или, точнее, укрепленные пограничные заставы, обозначавшиеся арабским словом «рибат».
Но довольно скоро братства стали приобретать все больше черт военно-монашеских орденов (от латинского слова «ордо», т. е. «порядок»), живших по достаточно строгим и обязательным для всех своих членов правилам (статутам, уставам). Рыцари-монахи (а если говорить о всех членах орденов, то воины-монахи) этих орденских братств имели с точки зрения эффективности борьбы с мусульманами целый ряд преимуществ перед светскими рыцарями и светскими воинами-крестоносцами.
Во-первых, они постоянно проживали в своих крепостях-монастырях, возведенных на тех территориях, границы которых они были обязаны охранять.
Во-вторых, они приносили обеты бедности и безбрачия, поэтому, не имея необходимости заботиться о собственном имуществе, семье и детях (которых не имели), могли всецело посвятить себя (наряду с молитвами) военному делу.
В-третьих (что немаловажно), рыцари-монахи, в силу самого своего казарменно-монастырского аскетического образа жизни и воспитания, отличались особенно пылкой верой (в наш атеистический век ее называли бы, конечно, христианским религиозным фанатизмом!), были идеально подготовлены к борьбе с мусульманами (магометанами) с точки зрения духовной, или политико-идеологической.
Впрочем, говоря об аскетическом образе жизни, ассоциирующемся в наших сегодняшних представлениях с образом схимника или монаха-затворника, истощенного постоянным постом и молитвами, мы не должны забывать об исконном значении слова «аскеза», означающего по-гречески «военная подготовка» или «воинские упражнения». И здесь мы вплотную приближаемся к разгадке таинственного и даже абсурдного (на первый взгляд!) феномена военно-монашеских орденов.
Что общего может быть на первый взгляд у монаха, чье дело — молиться за весь грешный мир, с воином, являющимся, казалось бы, убийцей (то есть заведомым грешником) по определению, или, так сказать, по профессии?
Между тем молитвенное делание, по слову святого апостола Павла, приравнивается к воинскому. И это далеко не случайно. Ибо Церковь Апостольская всегда была и остается церковью воинствующей. И по единодушному мнению Отцов Церкви, все христиане — как молящиеся, так и ратоборствующие против неверных с мечом в руках, — относились к одному и тому же типу «воинствующего человека».
Виднейший из древних Отцов Западной церкви — блаженный Августин, епископ Гиппонский (Иппонский), — еще в V в. п. Р.Х. сформулировал принцип взаимодополняемости: с одной стороны, те, кто в тишине духовным оружием поста и молитвы борется с невидимыми бесами (духами зла, «аггелами сатаны»); с другой — те, кто железным оружием на поле брани защищает молящегося от «видимых бесов» — иноверцев и еретиков.
И тех и других блаженный Августин считал защитниками христианского мира от врагов видимых и невидимых. Характерным в данной связи представляется дошедшее до наших дней послание блаженного Августина некоему Вонифатию (Бонифацию) — христианину и римскому воину, усомнившемуся в необходимости и возможности для человека, исповедующего веру в Христа, Который есть Любовь, воевать с другими людьми, хотя бы и не просвещенными светом истинной веры, ранить и убивать их:
«Итак, другие (священники и монахи. — В.А.), вознося молитвы, сражаются с невидимым противником. Вы же (воины. — В.А.), те, за кого они молятся, сражаетесь с оружием в руках против видимых варваров».
Мы видим, что наряду со сравнением, уравнивающим «бесов» и «варваров» (врагов христианской Римской империи), демонизирующим противника Христовой Веры, блаженный Августин утверждал, что война и ратный труд столь же священны, сколь и молитва, а молитва — военное действие.
Правоту сказанного вполне подтверждают и анналы церковной истории, из которых явствует существование еще со времен священной христианской древности тесного военно-духовного союза между «чином воинским» и «чином святительским» (употребляя терминологию царя Иоанна Грозного, используемую им в переписке с князем Андреем Курбским).
Конечно, времена теперь иные. И если ранняя церковь считала себя воинством Христовым (лат.: militia Christi), народом Божиим, поголовно мобилизованным на борьбу с врагами видимыми и невидимыми, то многие современные христиане предпочитают определять себя и свою веру в «терапевтических» терминах, видеть себя не воином, призванным на многотрудную службу, а пациентом в госпитале или лазарете.
Разумеется, ни одна армия не обходится без походного госпиталя или лазарета (доказательством чему служит существование военно-монашеских орденов госпитальеров и лазаритов, чьи рыцари неустанно наносили раны неверным и врачевали раны христиан; да и Тевтонский орден Приснодевы Марии, как уважаемый читатель узнает из настоящей книги, тоже возник в качестве госпитальерского братства), но никакой госпиталь или лазарет не может подменить собой всю армию, первейшая задача которой все-таки не исцеление больных и раненых, а битва с врагом и победа над ним. Поэтому все истинные христиане, души которых горят небесной приверженностью ко Христу, всегда осознавали себя находящимися не в церкви-«лазарете» (пребывание в котором могло быть лишь временным, пока не зарубцуются раны, нанесенные демоном, грехом или плотью), а в церкви — боевом стане, в церкви любви и войны.
Именно воодушевленные этим духом ревности о Господе Христе воинские контингенты духовно-рыцарских орденов составили костяк профессиональных армий королевств, основанных крестоносцами в Сирии и Палестине (Святой земле, или Земле Воплощения), Пруссии и Ливонии, а также испанских королевств (Кастилии, Леона, Арагона и Наварры) и Португалии.
В этой связи необходимо хотя бы вкратце упомянуть и об историческом развитии отнятых мусульманами у христианского мира силой меча территорий, возвращение которых под власть христиан являлось целью крестовых походов.
Прежде всего, попытаемся дать краткий абрис исторического развития в Леванте (т. е. на Ближнем, Переднем и Среднем Востоке).
«ФРАНКИ» В ЛЕВАНТЕ
Выступят порождения драконов Аравийских на многих колесницах и с быстротою ветра понесутся по земле, так что наведут страх и трепет на всех, которые услышат о них.
3-я книга Ездры, 15:291.
КАК ЭТО ВСЕ НАЧИНАЛОСЬ
С появлением пророка новой, крайне воинственной, религии, ислама (в переводе с арабского означает «покорность» (Богу) — Магомета, точнее, Мухаммеда — буквально: «достохвального», так был прозван своими арабскими последователями житель города Мекки Абу аль-Касим бен Абдалла ибн Абд аль-Муталлиб ибн Хашим из древнего курейшитского рода Хашимитов, — изменились весь ход истории и весь облик Леванта.
