Николай Ходаковский
ТРЕТИЙ РИМ
ВВЕДЕНИЕ
В 1453 г. турки-оттоманы штурмом берут Константинополь. Пала Византийская империя, которую называли Вторым Римом. Если быть более точным, это был совместный русско-турецкий захват Нового Рима — столицы Византии. С падением Византии погибал последний оплот христианства.
Уважаемый читатель, естественно, удивится такому уточнению о совместном русско-турецком захвате. Ведь ему известно, что русские были сторонниками христианской Византии и противниками мусульманской Турции. Русь находилась в это время еще якобы под монголо-татарским игом. Вместе с тем у меня нет описки. Еще раз повторю: это был совместный русско-турецкий захват Нового Рима — столицы Византии.
Более того, не было в традиционном понимании монголо-татарского ига. История эта гораздо сложнее и интереснее, чем нам ее преподносили в академической науке. На превратность понимания татаро-монгольского ига впервые обратил внимание известный академик Н. А. Морозов. А окончательно точки над «i» поставил наш современник, математик А. Т. Фоменко. Впрочем, все по порядку.
В 1480 г. московский великий князь стал самодержцем. Сегодня это считают концом «татарского ига». На самом деле это был конец сравнительно короткого периода, примерно в 30 лет, когда Русь символически признавала первенство турецкого атамана Магомета II Завоевателя — союзника Руси! Как только в 1481 г. великий Магомет II умер, союзная с ним Москва отказалась даже символически признавать за его наследниками «права первенства».
С этого момента Москва была объявлена столицей, где находится царь-самодержец Иван III. Поэтому Москва, естественно, и стала Третьим Римом. В самом настоящем смысле.
С тех пор широко распространилось крылатое выражение «Москва — Третий Рим». Наиболее четко оно выражено в послании старца Филофея Василию III Ивановичу, написанном около 1514–1521 гг.
Монах псковского Елизарова монастыря Филофей обратился к Василию III с важным посланием. Следуя тезису о богоустановленном единстве всего христианского мира, Филофей доказывал, что первым мировым центром был Рим старый, за ним Рим новый — Константинополь, а в последнее время на их месте стал третий Рим — Москва. «Два Рима падоша (пали), — утверждал Филофей, — а третий стоит, а четвертого не бывать». Не надо думать, что это какая-то гипербола или метафора.
Он говорит как о само собой разумеющемся факте: «и да весть твоя держава, благочестивый царю, яко вся царства православныя христианския веры снидошеся в твое едино царство: един ты во всей поднебесной христианам царь». Филофей ясно подчеркивает, что речь идет об объединении «всех христианских царств» под властью великого князя Василия. Причем Филофей говорит об этом как о чем-то свершившемся и естественном — об объединении всех христианских царств под властью Москвы.
Так возникла и разлетелась по свету формула «Москва — Третий Рим». Она упоминается, например, в изложении пасхалии, составленном митрополитом Зосимой в 1492 г.
«Третий Рим» и стало названием этой книги. Основой ее написания послужили труды по истории всемирно известного математика, академика А. Т. Фоменко, которые вызвали бурю в стане традиционных историков.
До последних лег казалось, что мы знаем практически все об истории Древнего мира, средних веков и, конечно же, о нашей древней русской истории. Построенное работами многих поколений историков здание исторической науки было незыблемым. Нет, конечно же, были какие-то белые пятна, велись дискуссии среди ученых по отдельным аспектам интерпретации тех или иных событий, но в целом фундамент здания и стены были построены достаточно прочно.
И вдруг фундамент этого здания истории взорвался, стали рушиться стены, потолок… И на месте старого здания А. Т. Фоменко и его сторонники стали воздвигать новый дворец истории. Этот дворец ошеломляет своей необычностью, своим изяществом, непривычным видом. Здесь все новое. Наш взгляд, привыкший к традиционным формам, не воспринимает новизну строения. Разум отказывается воспринимать формы, основанные на строгом математическом расчете Фоменко.
Анатолий Тимофеевич в основу фундамента своей трактовки истории кладет не только математический расчет, но и астрономические данные, известные нам по историческим источникам. Это — карты звездного неба астронома Птолемея, данные египетских и китайских гороскопов, дошедших до наших дней, сведения о солнечных и лунных затмениях, известных по древним летописям.
История — это дом наших предков. «В нацию входят не только человеческие поколения, но также камни церквей, дворцов и усадеб, могильные плиты, старые рукописи и книги, и, чтобы понять волю нации, нужно услышать эти камни, прочесть истлевшие страницы», — писал Бердяев в «Философии неравенства». В ней же он высказал мудрую мысль: «В воле нации говорят не только живые, но и умершие, говорят великое прошлое и загадочное еще будущее».
Говорят, что родителей не выбирают. А еще говорят, что дети не отвечают за поступки своих родителей. Эти утверждения кажутся естественными и справедливыми. Действительно, а в чем виноват малыш, если ему не повезло с родителями?
Ну а если мы на этот вопрос посмотрим с позиции сторонников теории реинкарнации, наших перевоплощений в другой жизни? Каждое существо проживает не одну жизнь. В зависимости от того, как человек построил свою жизнь, как он «сконструировал свою карму», ему и суждено приобрести в новой жизни тот или иной облик, тех или иных родителей, ту или иную судьбу. Значит, своей жизнью, своими поступками в ней мы сами выбираем своих будущих родителей в новой жизни. И нечего валить свои беды на предков, на плохую судьбу. Мы ее сами выбрали в прошлой жизни.
Православные христиане не признают реинкарнацию. По мнению православных, мы страдаем за наши грехи. Путь спасения — не очищение кармы, а покаяние за содеянное. Искренне покаявшись, мы очищаемся от грехов и открываем себе дорогу к Богу. Бог — наш отец, мы его дети, а церковь — наша мать. Если же мы не каемся, а продолжаем грешить, мы делаем свой выбор — отрекаемся от отца и матери. Опять выбор за нами.
Кто-то верит в реинкарнацию, оккультизм, кто-то выбирает христианство, кто-то мусульманство, кто-то иудаизм. Это дело выбора веры.
Наши предки сделали свой выбор. Этот выбор рождался в поисках истины, в страданиях, в борьбе. Эти поиски, страдания, борьба — наша история. История нашей Родины. И каждый волен читать эту историю по-своему, каждый волен искать в этой истории свою правду.
Родину не выбирают, но можно выбрать ту историю своей Родины, которая ближе и дороже тебе. И бога ради, не нужно рассказывать сказки об объективности исторической науки. Я вовсе не призываю к искажениям и фальсификации. Я говорю о выборе тонов и оттенков, которые делаются при написании истории. Можно рассказывать о скитальцах и босяках без роду и племени, слонявшихся по пустыне в поисках угла. А можно говорить о великом народе, избранном Богом, искавшем Землю обетованную. Можно рассказывать сказки о завоевателях варварах-степняках, захвативших огнем и мечом полмира и чуть не погубивших всю цивилизацию, а можно о них же говорить как о самобытной великой евразийской культуре, создавшей не только основы государственности, но и мощнейшее в мире государство.
Это называется многовариантность взглядов на историю. Термин «многовариантная история» недавно введен в научный оборот профессором из Омска А. Гуцем. Понятие многовариантности истории получило сегодня широкое признание. Мне, правда, представляется более точным понятие «многовариантная историография». Историческая действительность объективна. Прошлое было, как было. Здесь мы можем только рассуждать, что было бы, если бы… Что было бы, если бы Ленин не пришел к власти? Что было бы, если бы Троцкий перед штурмом Зимнего дворца не простудился? Что было бы, если бы Сталин… Рассуждения в духе известного писателя Александра Бушкова, автора книги «Россия, которой не было».
Прошлое было таким, каким оно протекало, но оценка событий прошлого, рассказы о прошлом, историография — вещи субъективные и многовариантные.
И опять же, прошу вас, не надо рассказывать об объективности исторического познания, об объективных методах познания. Можно восстановить истинный ход исторических событий в их хронологической последовательности, но рассказ о прошлом всегда есть оценка этих событий, а любая оценка, естественно, — вещь субъективная.
И уж если есть история моей Родины, точнее, разные интерпретации этой истории с различными оценками тех или иных событий, разными оценками тех или иных исторических деятелей, то я предпочитаю выбрать ту историю, которая позволяет мне гордиться своим прошлым, своими предками, своим государством.
