Игнат почувствовал, как к его горлу подступил комок. Гвозди из руки просыпались в прореху, застучали где-то внизу по доскам чердака.
— Балуется ребятня. В соседних Малых Топях недавно хулиганили, избы поджигали, потом в лесах куролесили, — отмахнулся Егор, но уверенности в его голосе не было.
— Говорю тебе, не ребятня это, — егерь взмахнул руками, и ружье описало в воздухе дугу. Егор инстинктивно отпрянул.
— Помнишь, как вепрь в прошлом году Матвею бедро клыками исполосовал? — продолжил Мирон. — Аж в районный госпиталь возить пришлось? А ведь он охотник бывалый! А тут мало того, что поймали. Да еще на сук вздернули, как собачонку шелудивую. И самое жуткое знаешь, что? — егерь огляделся снова и совсем уж понизил голос, но Игнат все равно расслышал его слова.
— Когда я его увидел, — сказал Мирон, — от потрохов еще пар шел. Стало быть, совсем недавно его вздернули. Знали они, что я там пройду, понимаешь? Знали, и уж расстарались на славу!
Он тихо захихикал.
В этот момент Игнат совершенно разжал руки, и молоток выскользнул из ослабевших пальцев. Застучал по стропилам. Сам Игнат подпрыгнул от неожиданности, а вместе с ним подпрыгнули и мужики.
— А там еще кто? — заорал Мирон, вскидывая ружье. — Вылезай, мать-перемать! Не посмотрю, черт ты, или леший, или дьявол сам!
Он выругался снова. Щелкнули взведенные курки.
— Не стреляй, дядя Мирон!
— Не стреляй уж!
Игнат и дядя Егор крикнули одновременно. А Егор еще и добавил:
— Совсем со страха рассудка лишился? Это ж Игнашка Лесень мне крышу латает!
И прокричал уже Игнату:
— Слезай, хватит! Наработался!
Игнат не стал спорить и послушно полез вниз.
"Знали они, что я там пройду", — почему-то без остановки крутилось в голове.
Знали — кто?
Игнат представил, как на зимнем ветру покачиваются туда-сюда красноватые ветки сосен. И вместе с ними покачивается на толстой двойной веревке грузная туша вепря. Морда оскалена в последнем болезненном рыке, желтеют закрученные кверху клыки — грозное, но теперь совершенно бесполезное оружие, так и не уберегшее своего хозяина от смерти. Черная шерсть, должно быть, лоснится от крови, а вытащенные внутренности болтаются перекрученными канатами…
Игнат со свистом втянул в себя воздух, помотал взъерошенными вихрами, отгоняя наваждение. Мужики терпеливо ждали его. Только егерь все не выпускал ружья и дышал шумно, будто пробежал весь путь от леса на своих двоих.
— Все слыхал, что ли? — осведомился он у Игната, едва тот подошел к мужчинам.
— Слыхал, — признался тот (врать он не умел). — Кто же это сделал, дядя Мирон?
— Браконьеры, я думаю, — вместо него ответил Егор. — В последнее время тут их много ходит. Или беглый каторжанин. Я слышал намедни, что с Увильских рудников каторжник сбежал.
— И верно, — закивал вслед за ним Мирон. — Слыхал и я такое. Надо мужиков подымать. Устроим злодеям веселую жизнь, а?
Он засмеялся, и смех показался Игнату искусственным.
— Значит, я к Касьяну пойду, — продолжил егерь. — И еще к Ипату Рябому заскочу по дороге. А ты уж, Егорка, по своим соседям пройдись.
— Пройдусь, ты в этом не сомневайся, — поддакнул тот.
— Может, и я чем сгожусь? — спросил Игнат. — Руки у меня крепкие, сила тоже имеется.
Мужики переглянулись.
— Дело-то серьезное уж больно, — строго сказал Егор. — Руки-то у тебя есть, да только молоко на губах едва обсохло. Останешься дома, и в эти дни даже носа не моги высовывать, понял?
— Понял, дядя Егор, — удрученно ответил Игнат.
— То-то. И еще, — вспомнил мужчина. — Бабам не моги проболтаться! Узнают — визг на всю округу будет. Понял?
— И это понял, — Игнат вздохнул.
— Ну, вот и иди с богом, отдыхай, — Егор хлопнул его по плечу своей крепкой лапой. — Крышу я уж сам доделаю. А инструменты тебе потом жена занесет.
Игнат кивнул и побрел домой.
Уже отойдя на приличное расстояние, он услышал, как Мирон спросил у приятеля:
— Радке-то своей когда расскажешь?
— Опосля, — после некоторой паузы откликнулся Егор. — Неча раньше времени панику наводить.
В голову Игната снова скакнул образ свисающего с сосны зверя. Теперь морозец наверняка подернул его влажные потроха сероватым инеем, глаза остекленели. Скоро на запах свежатинки выйдут из леса волки…
"… или кто похуже", — подумал Игнат.
Браконьеры или беглые каторжане…
Только зачем браконьерам тушу на сосновые суки нанизывать? Да и беглым каторжникам, затравленным собаками да погоней, не так просто будет с лесным вепрем разделаться.
"С лесным черным вепрем, — сказал про себя Игнат. — Вот что главное! Вепрь-то был черный…"
Он вспомнил, как в далеком детстве бабка рассказывала ему сказки об огненных, летающих по воздуху змеях, о лесовиках, похожих на поросших мхами да лишайниками великанов, о колдунах, оборачивающихся черными вепрями.
Был ли это оборотень? И кто подвесил его на лесной виселице?
"Знали они, что я там пройду…" — снова вспомнились слова егеря Мирона.
В эту ночь Игнат спал плохо.
В растревоженном мозгу проносились видения то черного вепря с вытащенными потрохами, то пролетающей над лесом гигантской птицы, и слева от нее вся земля покрывалась льдом, а справа — пламенем. Приходила во сне к Игнату и мертвая Званка — но не гниющим трупом, а бесплотной голубоватой тенью. Повздыхала рядом с кроватью, погладила по волосам невесомой ладонью, да так и ушла, невидимая, в предрассветную синь. Только последний ее шаг, отозвавшийся скрипом половицы, и расслышал Игнат. Открыл заспанные веки, обвел взглядом комнату. И тут же взвился с постели, потому что рядом с его изголовьем сидела толстая серая мышь и тянула воздух своим подрагивающим влажным носом.
— Кыш, окаянная! — Игнат запустил в наглого грызуна подушкой.
Мышь метнулась в сторону серой молнией, исчезла где-то в недрах бревенчатых срубов. Но сон уже как рукой сняло.
Ежась от холода, Игнат прошлепал босыми ногами к шкафам. Проверил мышеловки. Пара из них сработала, но ни в одной не было даже кусочка мышиного хвоста.
— Ну, это уже ни в какие ворота! — развел руками Игнат.
Он понял: пришла пора готовиться к войне, возможно, долгой и кровопролитной.
"А я предупреждал, — подумал он. — Но сами напросились. Что ж! Теперь пеняйте на себя!"
Он снова постучался к соседям, и попросил у тетки Рады крысиной отравы. Та отраву принесла, но выглядела уж очень нервной, и вздрагивала на каждый шум, доносившийся с улицы.
— Вы уж простите, что в такую рань, — сказал Игнат. — Но спасу от тварей нету.
— Ничего, ничего, бери, — замахала руками тетка Рада, словно хотела побыстрей избавиться от нежданного гостя. — Ты бы сразу в подвал сыпал, там их гнезда.
— Спасибо за…
"… науку", — хотел докончить Игнат.
Но дверь перед его носом захлопнулась так быстро, что Игнату пришлось только подивиться.
"Наверное, рассказал дядя Егор про вепря-то", — подумал он.
Но тревожить соседей снова не осмелился.
8
В подвале было темно и тихо.
Занявшись обустройством бабкиной избы, Игнат так и не дошел до подпола, и, как оказалось, зря. Паутина тут висела густыми кружевными хлопьями, и кожаные Игнатовы ботинки сразу стали черными от пыли. Он даже чихнул раз, другой. Вытер нос рукавом.
"Надо было сюда в первую очередь сунуться, — сказал себе парень. — Немудрено, что мыши расплодились".
Среди рваной паутины висели высохшие, почерневшие от времени пучки травы. Пахло затхлостью и прелью. В полумраке Игнат разглядел покосившиеся стеллажи, на которых раньше стояли банки с засолками и вареньем. Несколько банок и теперь стояли там, но были заплесневелые, пыльные. Внизу среди груды щепок валялись осколки — видимо, слишком шустрые мыши все-таки умудрились столкнуть несколько банок вниз.
Игнат подумал, что если бы заглянул в подвал чуть позже, то вместе с мышами ему пришлось бы травить и тараканов.
"А ведь только успел вывести", — хмыкнул он про себя.
Игнат шагнул вперед, вынул из кармана кулек с отравой. Подержал в руке. Сунул обратно.
"Прибраться бы сначала надо…"
Игнат вздохнул. Уборка никак не входила в его планы. Потому что перво-наперво ему хотелось узнать, удалось ли мужикам изловить браконьеров (или беглых каторжан?). Потом он хотел бы пройтись мимо окон Марьяны Одинец, и если бы она была дома, набраться смелости и напроситься на чашку чая.
Звать девушку к себе Игнат все еще не решался.
— А теперь-то куда вести? — вслух сказал он, обводя подвал понурым взглядом.
Работы тут было непочатый край. Но разве Игнат когда-нибудь боялся черной работы?
