– Пер, сдается мне, что где-то мы это уже проходили, дай бог памяти, – расизм? – прервал его Йоцхак Смоленскин.
– Ты, Йоцхак, плохо судишь о веке двадцатом, а по мне так это был золотой век человечества, поделивший окончательно людей на человека и двуногих. Это – во-первых. А во-вторых, мы говорим о красавице Марии. Именно желание дикарей, пока еще недоделанных богами, пребывать в равенстве, освященном чувством страха, которое дикарь испытывает перед божественным мозгом, нашло свое продолжение в страхе перед телесным иноподобием человека – и женщины в том числе. Как и далекий его предок, современный дикарь нутром угадывает в ней – божественное, иноприродное, а ощущение недоступности этой красивой странности только усиливает в нем «танталовы муки» – ведь он догадывается, что насильное обладание богиней – если представится случай – не принесет удовлетворения. Я однажды испытал нечто подобное, – признался Пер. – Я видел дорогую скаковую лошадь, ее вели под уздцы и она гарцевала, голая, и мне казалось, что будь я кентавром, то из моего восхищения этой лошадиной аристократкой могло бы вырасти вполне определенное желание против шестой заповеди. Но вот, я представил себе, что добиваюсь ее благосклонности, и уже смотрю на красавицу-кобылку удовлетворенным взглядом, и – вижу, что это – всего лишь лошадь... хотя бы даже и c ногами, – во всех отношениях достойная, но – женщина другого вида, которую мне не дано знать. И я уверен, что схожие чувства испытал бы дикарь, изнасиловавший богиню.
– Ты хочешь сказать, Пер, что страх перед мужскими извилинами и страх перед женскими очертаниями у аборигенов Земли – одного происхождения? – опять спросил Йоцхак.
– Да. И не будь дяди Калиграфка, Марии бы здесь давно не стало, потому что она отвратительна именно той красотой, которая... затруднительна для мужчины дикого.
– Откуда тебе известно?
– Я сам однажды поймал себя на этой мысли...
– Да он просто любит Марию, – прервал их Уэлш. Воспоминание о Марии ему тоже всегда поднимало настроение.
...Как Йоцхак и напророчил голосом Пера в свой диктофон, Мария приехала в Заповедник на следующий день в русских «жигулях» – так, на иномарках, Прокурор Калиграфк поддерживал в глазах партии краймеров престиж своих родственников, чтобы у партии всегда текла слюна, как хороший отличительный признак.
Мужчина средних лет, с внешностью католика и мефистофельским носом, оказался с ней рядом в машине. Своим появлением он несказанно удивил Персонал: было хорошо известно, что никакие христианские миссии не работали сейчас в данном районе.
Они остановились перед Резиденцией Министра.
– Не делайте пока никаких резких движений, Магнус! – крикнула Мария этому человеку поверх синей крыши «жигулей», когда они вышли. – С вами сначала познакомится Комендант...
– Какие движения здесь считаются резкими? – спросил, в свою очередь, тот, кого назвали Магнус. – Могу ли я отойти от машины на два шага? – попытался шутить он и вдруг прибавил: – Да, действительно, такое ощущение, что ты на мушке...
– Два шага можно, – сказала Мария равнодушно. – Но не бегите пока собирать землянику в лесу. За вами следит снайпер...
Приезжий покосился на крыши Резиденции.
– Как только Комендант осмотрит вас, с вас сразу снимут прицел, – обнадежила Мария его и скрылась в дверях Резиденции.
Строили в Большой Империи безбожно – фантазия у архитекторов, несомненно, была опасной, и только плохие технологи не позволяли им разнуздать ее, как хотелось бы. В результате крыша у Резиденции напоминала крышку от кастрюли, которую как бы накрыли временно, не зная пока, что еще добавить в суп. Резиденция была той архитектуры, где чересчур близко к сердцу принимают стандарты и равенство: комнаты для гостей правительства помещались в один ряд в три этажа, и поэтому Резиденция больше напоминала пансионат для престарелых, чем Загородный Дом для Начальника Империи.
Приезжий едва успел взять сумку с переднего сиденья, когда выросший неожиданно как из-под земли слуга влез за руль и, ни слова не говоря, загнал «жигули» под навес в глубине леса. Так же неожиданно вырос перед ним другой человек в неинтересной униформе.
– Господин Магнус! – выкрикнул он по-военному. – Хотя вы записаны гостем члена семьи Прокурора Калиграфка, но комната вам отведена в Резиденции Министра, но мы рекомендуем не заводить никаких разговоров с обслугой, и тем более, – с членами семьи Министра!
Он сделал знак рукой, и Магнус послушно двинулся вслед за ним вверх по крыльцу.
Сразу за парадной дверью начинался продолговатый холл с неуютно высоким потолком, который можно было бы «приблизить» к полу «хоть бы крупной люстрой, что ли…», – машинально подумал Магнус. Вслед за военным провожатым он свернул в коридор с коротким рядом одинаковых дощатых дверей, одну из которых перед ним открыли.
Магнус переступил порог и оказался в обычном трехзвездочном люксе.
– Надеюсь, вы нам не причините беспокойства, – сказал слуга вместо какой-нибудь стандартной любезности перед тем, как исчезнуть.
Магнус бросил сумку на широкое ложе у стены – обычный жест гостя с дороги, и, следуя привычкам постояльцев всего мира, только что въехавших, вторым своим шагом он приблизился к окну – вместо лесного пейзажа он увидел в окне фигуру с кривым колесом ног и лицом сильно испитым. Существо пристально глядело на него сквозь стекло, потом ткнуло впереди себя палкой с вырезанными, как у пастушка, узорами по коре, требуя, наверное, чтобы ему открыли.
Магнус нащупал шпингалеты и толкнул створки настежь.
– Дайте на вас посмотреть, – сказал испитый, отступая на шаг и как бы прицениваясь к пиджаку Магнуса.
Магнус молчал.
– Так, все в порядке, – произнес минуту спустя Странный. – Я здесь Комендант. Я люблю оценивать приглашенных по одежке. Мне кажется, вас на время можно оставить в покое, временно вы внушаете мне доверие.
– И когда это «временно» закончится? – спросил Магнус.
– Вместе с вашим пребыванием в Заповеднике.
«Вы очень гостеприимны» – хотел поблагодарить Магнус, но кривоногий сбил его с этой хорошей мысли заносчиво:
– Не позднее чем в двадцать четыре часа после окончания лекции, которую вас пригласили сюда прочитать в присутствии дочери Министра и Будущей Матери Наследника, девицы Ольги.
Он вдруг сделал «кругом» и поколесил прочь на своих таких кривых ножках, что даже кавалеристский полк рассмеялся бы вслед ему, но в окне вдруг возникла Мария, и от неожиданности Магнус всего лишь осклабился.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
