Когда она ушла, Гарцин еще спала. Далмат ждал ее в воронке зельеварения. Он уже расставлял склянки, прикручивал их на подставки, ставил горелки и заполнял колбы жидкостями.
— Доброе утро, джау Астасагар, — поздоровалась Эмилия. Джау отвлекся от книги и кивнул ей.
— Доброе утро, андре Арте.
Он многозначительно подмигнул ей белесым глазом, и губ Эмилии коснулась теплая улыбка. Несмотря даже на то, что она прекрасно понимала, на что намекает старый сводник. Эмилия сбежала вниз по лестнице к Далмату. Он раскрыл для нее объятие, и когда она проигнорировала его, с укоризной глянул на нее.
— Да ладно тебе, — шепнул он. Кажется, он еще не догадался, что джау Астасагар — старый сводник и будет только рад, если они заговорят.
— Я тебя позвала, чтобы ты мне с началами алхимии помог, а не обниматься лез.
Он обезоруженно поднял руки.
— В таком случае прошу к столу. Какой вопрос из начал алхимии тебе непонятен?
— Каждый, — просто ответила Эмилия, и Далмат округлил глаза.
— Вообще каждый?
Эмилия кивнула.
— Ты совсем ничего не понимаешь?
Эмилия взяла со стола книгу, раскрыла на середине и полистала к первым страницам начал алхимии. Первый же раздел начинался с возгорания серы. Далмат посмотрел на нее как на дуру, и Эмилия почувствовала себя уязвленной.
— Ты сейчас серьезно? — спросил он.
— Да, я не понимаю, какой в этом смысл.
— Понимание базового для алхимии процесса, — он пожал плечами. — Все начинается с горения серы. И соли.
— И ртути, да, — буркнула Эмилия, — я поняла.
— Что тебе не понятно?
— Для чего это?
Далмат помолчал и тяжело вздохнул. Видимо, он уже пожалел, что связался с ней; а она пожалела, что таким образом рассчитывала выбить из него благословение. Далмат обошел стол и по-преподавательски встал к ней лицом. Он взял из плошки кусок металла и передал ей.
— Это свинец. Знакомься.
Эмилия покатала в руке холодный кусочек. Он лениво и тускло блеснул.
— Что с ним делать?
Далмат загадочно помычал, пожал плечами.
— Избавиться от него. Безопасным образом, — добавил он, видимо, испугавшись, что Эмилия бросит в него несчастный кусок свинца.
— Например?
— Уничтожить. Алхимическими методами.
Эмилия покачала головой, и тогда Далмат решил зайти с другого угла:
— Ты читала? — он кивнул на книгу.
— Да. Написано, что его нужно… “изменить”. Но я все равно не понимаю, что это значит.
— Ладно, давай по-другому. О чем ты думаешь?
Эмилия опешила и отступила на полшага. Не надо бы ему знать, о чем она думает. Ей уже не пятнадцать, и она может контролировать свои лицо и голос в таких моментах, но, честно сказать, думала она совсем не об алхимии и как бы разобраться с этим побыстрее. Ее голову занимало только благословение, и как ей приблизиться к Далмату.
— Это вообще здесь при чем?
— Эмилия, алхимия — это страшная наука. Я готов спорить, тебе не понравится.
— Что нужно делать?
— Если вкратце, для многих алхимических зелий тебе нужен измененный, — он показал пальцами кавычки, — свинец. А чтобы этого добиться, нужно очень много чего перерыть у себя в голове, и это не очень приятно.
— В смысле?
— Изменение свинца — самая первая и самая неприятная часть всей алхимии. Если ты научишься, я пожму тебе руку…
— Ты не умеешь?
— Я пользуюсь уже измененным, — он скривился и покачал головой. — Но если ты хочешь, я тебе покажу.
Эмилия махнула рукой и пожала плечами. Далмат вздохнул, забрал у нее кусочек свинца, бросил в плошку и поставил в конец алхимического аппарата. Первую колбу, из которой к остальным шла трубка, он взял в руку. Он перестал хмуриться, лоб разгладился, и лицо осветила мягкая полуулыбка. Эмилия внимательно следила за ним, но он ничего не делал. Видимо, как он и говорил, алхимия происходила внутри него.
Жидкость из колбы поднялась по трубке и вошла в цикл алхимической машины. Она прошла по колбам, окрашивая жидкости в другие цвета, и когда единственная капля дошла до свинца, он побелел в том месте, куда она упала. Далмат передал Эмилии побелевший свинец, чтобы она могла получше рассмотреть его.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Эмилия взяла кусочек и покатала на ладони.
— Как это делается?
— Просто нужно раскручивать клубки в голове, и… — он замолк, когда увидел недовольное выражение. — Это сложно.
— Тогда расскажи, как ты это сделал. Ты же сделал это только что, наверняка ты приложил к этому какие-то усилия.
Он с укоризной посмотрел на нее, и она стушевалась. Ему явно не нравилось, что она позволяет себе такие язвительные выражения в его адрес. Не говоря уже о том, что когда-то назвала его идиотом. Корочка на ожоге снова начала саднить, и Эмилии захотелось расковырять ее еще сильнее.
— У каждого из нас есть мысли, которые мы иногда думаем.
— Это важно?
— Боюсь, да. Знаю, ты не любишь, но потерпи немножко. Есть мысли, которые ты думаешь чаще других. Они подходят больше всего. И ты просто берешь ее, и…
Эмилия строго угунула и опустила взгляд на свинец. Она уже даже не издевалась над ним, она реально хотела понять.
— И, — протянула она, — что за мысль была у тебя?
— Я очень часто думаю о твоей руке, — признался он. Эмилия смущенно оглядела ладони. Одна была покрыта коричневой корочкой, и Эмилия убрала ее в карман. — Я думал — почему меня вообще волнует, что у тебя с рукой? Не моя же.
— И что надумал?
Далмат снова умилительно улыбнулся, глядя на нее. Обычно он не щедр на эмоции, но почему-то когда они одни, он эмоционировал особенно ярко. Не почему-то. Эмилия была уверена, почему.
— Угадаешь? — спросил Далмат, и она устала вздохнула.
— Потому что я тебе нравлюсь?
Далмат прыснул, и звук ушел в нос, напоминая довольный драконий хрюк.
— Я звал тебя с нами в сауну, конечно ты мне нравишься.
Далмат обошел стол, бросил в плошку новый кусочек свинца и передал Эмилии начальную колбу. Он заглянул к ней слева и накрыл ее ладони своими, прижимая их к колбе.
— Держи, — сказал он. — Теперь тебе нужно выбрать мысль, желательно не слишком мудреную, чтобы мы попрактиковались и пошли домой.
Эмилия сжала в пальцах измененный свинец.
— А это куда?
— Оставь себе. Итак, твоя мысль?
— Что лучше взять?
Они встретились взглядами, Далмат заглянул к ней теперь с другой стороны, вальяжно оперся о стол и улыбнулся. Он слишком спокоен для человека, которого обличили в его чувствах.
— Можешь подумать о том, почему я так сильно тебе нравлюсь.
Эмилия едва не захохотала. Очень самонадеянно с его стороны. Тем более учитывая, что она вообще-то девушка занятая.
— Ты мне не нравишься.
— Н-да? — он снова обошел ее с другой стороны. — А что же это ты за мной бегаешь и все время помощи просишь? — он приобнял ее за талию, прижимаясь грудью к ее спине. По ее спине и рукам пробежали мурашки, и Далмат заметил это, но не стал реагировать. — Наверное, потому что я очень умный, да?
— Не надо, — оскалилась Эмилия и ударила его по руке, — так близко ко мне подходить.
Она сделала злое лицо, надеясь, что Далмат не заметит ее волнения. Когда он снова потянулся к ней, она отошла.
— Как знаешь, — он пожал плечами. — Ну, что там у тебя за навязчивая мысль? О чем ты думаешь?
Эмилия наклонила голову; как будто он не знает, о чем она все время думает. Ее голову все время занимают только две мысли: доклады по зоологии, которые она должна сдать до зачета; и Далмат превращается в сраного дракона, но никак не хочет этого признавать. Наверное, сейчас отличный момент, чтобы взять его за жопу.
— Ты все еще отрицаешь, что почти превратился в дракона, когда защищал меня от сухил.
Его улыбка потухла, он опустил глаза. Когда Далмат снова взял себя в руки, он твердо встретил ее взгляд и кивнул.
— Да. Отрицаю. Почему тебя это волнует?
— Потому что я видела, как ты почти превратился в дракона.
Они скрестили взгляды.
