Внизу стояло сегодняшнее число и подпись…
Громыко хмыкнул, поморщился от боли в голове, задумчиво ткнул пальцем в кнопку аппарата внутренней связи и сказал, глядя в окно на пивной ларек напротив отдела:
– Яна, скажи Закряжину, пусть возьмет ящик пива, деньги я отдам, и через двадцать минут оба с машиной ждите меня у входа…
– Никкузич-а-куда-едм? – чирикнул селектор.
– Много будешь знать… – Громыко скривился и рявкнул: – Выполнять немедленно!
– Й-й-йес, сэр! – в тон ему завопила лейтенант Коваленкова.
– Распустились, мать-вашу-йоп! – заворчал майор, покосился на отключившийся селектор, удостоверился, что подчиненные его не слышали, и принялся копаться в ключах, выбирая тот, который от сейфа. Что за звери такие – руф-бордеры, он не знал, и поэтому на всякий случай решил взять табельный «макаров», от греха…
* * *
Сержант Виталий Закряжин заложил лихой вираж, «Нива»-длинномер звучно грохотнула на «мертвом полицейском» всеми своими железными костями, и Громыко, в очередной раз скривившись, со словами: «Водила-мудила!» полез через сиденье в багажник.
Там вот уже полчаса услаждало майорский слух звяканьем и бульканьем запотевшее пиво, которое Громыко поначалу решил твердо не трогать до приезда на место. Однако московские дороги, жара и похмелье оказались намного сильнее его хваленой силы воли, и под косым зеркальным взглядом сидевшей спереди Яны Громыко обручальным кольцом вскрыл бутылку и припал к горлышку.
– Пр-р-ри-исплнени-не-пью, а-п-после-р-разгул-ляюсь! – пропела Коваленкова, заплела ноги, обтянутые белоснежными джинсами, в замысловатый крендель, свесила набок русую челку и сквозь нее хитрым глазом посмотрела на майора из-за спинки сиденья.
Этот взгляд – смесь невинности и того, что сама Яна называла «пор-р-нуха», выводил из себя кого угодно. Громыко поперхнулся пивом и погрозил подчиненной пальцем.
– Ой-й, б-юсь-б-юсь! – немедленно отреагировала та, но шальные глаза отвела и, закинув руки за голову, принялась выстукивать какой-то ритм на подголовнике.
– Это и есть… фест левел? – отдышавшись после влитого в себя залпом полулитра пива, спросил Громыко.
– Ага… Хит-гр-ппы-«Клан-ч-тырнадцать»… Пр-рвый-ур-рвень. Рэп. Шняга-к-нешно-но-пр-р-кольно!
– Яна, Яна… – покачал головой стремительно оживающий майор. – Ты же офицер милиции! А выражаешься…
– Свол-лками-жить! – усмехнулась Коваленкова и надвинула бейсболку на глаза.
В милицию Яна попала, в отличие от большинства своих коллег, не случайно. Жила-была в городе Смоленске девочка-припевочка Яночка Коваленкова, рост метр пятьдесят пять, волосы русые, особых примет нет, училась в школе, слушалась папу и маму, занималась спортивной гимнастикой, и к шестнадцати годам самым ярким событием в ее жизни была бронзовая медаль на чемпионате России.
Беда пришла, когда Яна заканчивала выпускной класс. Впереди маячила не только абстрактная взрослая жизнь, но и вполне реальное зачисление в сборную страны.
В то роковое для Яны утро, переменившее всю ее судьбу, в пропахший черемухой майский Смоленск влетел и понесся по кривым древним улочкам черный джип «Юкон». Трое братков в «Юконе» всю дорогу из Минска, где они провернули удачное дело, вернув владельцу несколько фур с оргтехникой, ими же до этого и угнанных, хлестали виски и раздавали встречным гаишникам стодолларовые купюры.
«Говорят, в Смоленске бляди самые дешевые, и – ухх!», – сообщил шкафообразным приятелям водитель, прикладываясь к треугольной бутылке «Гранта». «Ща проверим и заценим», – ответили ему, и джип скинул скорость, выезжая на улицу Дзержинского.
Путанок, дефилирующих у пиццерии «Домино», троица забраковала – страшноваты, а вот на площади Смирнова, у памятника бессмертному Васе Теркину, экипаж «Юкона» пополнился сразу двумя прелестницами в коротышечных юбчонках.
«А я маленькую хочу. Чтобы ростом вот посюда! – сообщил приятелям водитель джипа, рубанув ладонью по желудку. – Маленькие – они шустрые, как электровеники, бля…»
Яна, одетая по случаю черемуховых холодов в дутую куртку и сапожки на каблуках, остановилась у светофора, ожидая, когда загорится зеленый. В конце тренировки Лариса Юрьевна сказала, что документы и представление в спорткомитет уже отправлены, и через месяц, как раз после выпускных экзаменов, должен прийти ответ.
Огромный черный джип с визгом затормозил возле Яны, тонированное стекло опустилось и здоровенные волосатые руки втянули ее в наполненный жеманным хохотом и запахами дешевых духов, смешанных с перегаром, салон…
Домой она вернулась через два дня, в синяках, со сломанной рукой и прокушенными едва не насквозь губами. Отец схватился за двустволку, мать, вся в слезах, бросилась звонить в милицию. Яна села на пол возле входной двери, сгребла разбитыми пальцами со сломанными ногтями с тумбочки карандаш и прямо на обоях записала три цифры и три буквы – номер черного «Юкона»…
Через два месяца она уже сдавала экзамены в Московскую Академию МВД. Тренер Лариса Юрьевна на коленях стояла перед перспективной ученицей, умоляя не делать глупостей. Но Яна только сильнее сжимала губы, тиская в кармане клочок обоев с тремя буквами и тремя цифрами. Улыбаться она снова научилась только на втором курсе…
* * *
К многоярусному гаражу на Напольном проезде «нива» подъехала, когда Громыко допивал вторую бутылку. Машина приткнулась возле железных ворот, ведущих на территорию. Яна, скинув куртку, осталась в одном топике, и сержант Закряжин с трудом отвел взгляд от смуглого пупка, вокруг которого вилась татуированная змейка.
Громыко, закряхтев, выволок из багажника блямкающий ящик. Яна уже стояла возле будки охранника, демонстрируя ему фокус-покус со служебным удостоверением. Красно-розовая бабочка помахала крылышками и канула в карман джинсов.
Охранник, жилистый и небритый, дернулся было к рации, лежащей перед ним на столике, но Громыко, одной рукой прижимая к себе ящик с пивом, другой зацепил черный трещащий пенальчик, перекинул Коваленковой:
– На обратном пути верну. И не дури! – обернувшись, майор крикнул сержанту: – Виталя! Пообщайся пока тут… попристальнее!
Железная дверь, про которую Янин информатор сообщил в записке, обнаружилась в самом конце третьего этажа. Пройдя мимо разномастно пучащих глаза-фары автомобилей, Громыко и Яна остановились возле внушительной воротины из некрашеного железа, щедро разрисованной угловатыми граффити.
– Ы? – вопросительно промычал майор. Яна кивнула.
Из-за двери доносились ритмичная музыка и подростковый ломающийся голос. Оперативники прислушались…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
