Его рука всё ещё лежала в ладони Егора, и Саша не торопился её вынимать. Егор водил пальцем по твёрдым бугоркам мозолей, надавливая на каждый, словно на клавиши пианино. Не хотелось отпускать эту руку.
— Ну да, ваши Мальдивы не всем по карману, — сказал Егор неожиданно хриплым голосом. — Да и не всем охота ловить пираний. Они, наверное, невкусные, эти пираньи.
— Барракуды. На Мальдивах — барракуды.
Тепло Сашиной руки переливалось в Егора, заполняло вены и артерии, нагревало всё тело — от затылка до пальцев на ногах. Вот уж кто настоящий янь — греет и сушит всё вокруг себя, как калорифер. С сожалением Егор отпустил руку.
— Слушай, я хотел с тобой поговорить. Давай сходим куда-нибудь, как освободишься. Ты до скольких работаешь?
— Да я по воскресеньям вообще выходной, но сегодня дядя попросил выйти. Но я могу отпроситься! Покупателей немного, он меня отпустит.
— Отлично!
Они подошли к хипстеру с пауком на шее, который сидел за кассой у входа в магазин.
— Артём, это Егор Молчанов, автор «Живучки». Помнишь, я тебе рассказывал? — Саша обернулся к Егору: — А это мой дядя, Артём Красильников. Знакомьтесь.
Артём привстал, протягивая руку:
— Ах, так вот кто написал «Живучку»! Рад познакомиться! Шурик мне все уши прожужжал: Егор Молчанов то, Егор Молчанов сё. Он тебя обожает! Я тоже. Считаю, что ты лучший писатель России — ну, из фантастов. А другие жанры я не читаю и никого не знаю. Можно с тобой сфотографироваться?
Егор не успел ответить, как Артём выбрался из-за кассы и пристроился рядом, навалившись плечом: он был такой же высокий, как Егор. Саша снял их на телефон. Егор сказал:
— Я хочу забрать Сашу, если ты не против. Разговор есть.
— Да без проблем, — ответил Артём, — я и один справлюсь. Только, Шурик, купи мне что-нибудь перекусить, я с утра не ел.
— Хочешь пирожок с кефиром?
— С чем пирожок? Купи мне лучше банан и банку «Адреналина».
10. Двое в одном коконе
В «хонде» Саша быстро освоился и вёл себя как дома. Разложил на коленях полиэтиленовые пакеты и салфетки, открыл бутылки с кока-колой и протянул Егору толстую пахучую шаверму.
— Ну вот зачем ты? Я не ем эту гадость. Я хотел пригласить тебя в какое-нибудь нормальное место и поесть нормальной еды. Поболтать в спокойной обстановке.
— Это нормальная еда, — возразил Саша, откусывая от шавермы огромный кусок. — Я знаю этого турка, у него все местные покупают. Ешь, не бойся. Это божественно!
Листок капусты высунулся у него изо рта, и Саша втянул его обратно с сочным хлюпающим звуком.
— Бофественно, — передразнил Егор и осторожно надкусил свёрток из лаваша.
Густой и ароматный чесночный соус хлынул на язык. Огурчики хрустели, куриные ломтики таяли во рту. Конечно, вкусно. Если постараться забыть, что это шаверма из турецкой забегаловки у метро «Сенная площадь». Егор наклонился вперёд, чтобы не обляпаться, и посмотрел на Сашу. Тот тоже согнулся в три погибели, обложившись салфетками. По стёклам «хонды» струилась вода, дождь стучал по крыше. Казалось, они сидят в палатке на берегу реки или в лесу, вдали от людского жилья, или вообще на другой планете. Вдвоём в своём отдельном мирке, в уютном защитном коконе, а все остальные — далеко-далеко. Может, и нет никого кроме них.
Двое в одном коконе… Двое в одном…
— Это Артём думает, что Лекетой бросил Чоно на съедение живучкам?
— Угу.
— А ты считаешь, что Лекетой вернётся, спасёт Чоно, и они будут жить-поживать да добра наживать?
— Угу.
— Но без секса?
— Да. Платоническая любовь.
— А если не платоническая?
— Ну, а как? — спросил Саша.
— А что, мало вариантов? — спросил Егор.
Он продолжал жевать шаверму, но аппетит внезапно пропал. Всё пропало — звук дождя, запах лука, многоцветье зонтов за окном. Осталось одно — желание услышать ответ. Саша молчал, раздавалось только чавканье. На вопрос не отвечал. Не надо было спрашивать в лоб, слишком наводящий вопрос. Манипулятивный. Провокационный.
Хотя в чём провокация? Саша уже распинался по поводу отношений Чоно и Лекетоя, об их любви и близости. Спросить о сексе вполне нормально.
Или нет?
Он с трудом проглотил последний кусок и взял бутылку кока-колы. Аккуратно открыл и дождался, пока прекратится шипение. Но пить не спешил, в горле перекатывался какой-то подозрительный ком, можно подавиться. Почему он так долго молчит? Егор не выдержал, глянул на Сашу. Тот жевал с таким слепым и сосредоточенным лицом, что захотелось помахать перед ним рукой. Полное погружение в себя. О чём он думает? Саша тряхнул головой, скомкал грязную салфетку и задумчиво сказал:
— Теоретически варианты есть: можно подрочить друг другу, дать в рот или трахнуться в… ну, в зад.
Егору словно под дых врезали. Он даже хэкнул от неожиданности. Воздух не поступал в лёгкие, в голове зазвенело. Рука непроизвольно сжалась, и кока-кола выплеснулась, побежала по бутылке, по пальцам, закапала на джинсы. Усилием воли он расслабил руку и поставил бутылку в ячейку между креслами. Медленно, очень медленно вдохнул — на раз-два-три-четыре. Когда после первого развода у Бори Остроухова начались панические атаки, он пошёл к психологу, а потом доставал всех ценными указаниями. Первое — нужно осознать, что это не опасно для жизни, второе… А второго не было: Боре назначили убойную дозу антидепрессантов, и он успокоился. Женился во второй раз.
Егор выдохнул. Это не паническая атака, это просто кровь отлила от мозга и прилила к члену. Неожиданный, непроизвольный и самый мощный стояк в его жизни. Яйца подтянулись, как перед оргазмом. Реакция на слова Саши. Одно дело, когда тебе в голову приходят странные мысли о сексе с мужчиной, и совсем другое, когда кто-то их озвучивает. Вслух говорит о дрочке, минете и анальном сексе. Звучит это ещё лучше, чем думается. Сногсшибательно это звучит.
— Ты нормально? — спросил Саша.
Ширинка невыносимо давила на член.
— Да я нормально, более чем. Почему ты сказал «теоретически»? «Теоретически варианты есть». А почему не «практически»?
— Потому что практически это невозможно — член не встанет. Только на женщину встаёт — сиськи там, попка, талия…
Он изобразил на себе сиськи — явно большие и тяжёлые. Даже покачал в руках их воображаемую тяжесть. Как похабно! Егор хмыкнул и поправил ширинку, приподнявшись над креслом. Теперь бугор был рельефнее, над левым карманом явственно угадывалась головка — и выглядело это весьма красноречиво. Вряд ли Саша не заметит. Его слова о том, что встаёт только на женщину, с блеском опровергнуты. Жаль, что так глупо и театрально. Егор сжал зубы и посмотрел на Сашу. Тот пялился на его пах. Брови изогнулись от удивления, потом он нахмурился. Задумался. Диагональный румянец так разгорелся, что тянуло к нему прикоснуться, провести по этим линиям до самого края широких скул, обнять лицо ладонями.
Они заговорили одновременно:
— Саш, не парься…
— А что, прикольно…
Оба с облегчением рассмеялись. Егор присосался к своей бутылке кока-колы и залпом её выпил. Объяснить бы Саше, что происходит, но кто б ему самому объяснил. Возбуждение медленно унималось.
С тех пор, как он познакомился с Сашей Лукиным, он постоянно был возбуждён — не обязательно телесно, нервное возбуждение толкалось внутри кишок, щекотало изнутри черепную коробку. Новое, непривычное ощущение — иногда остро-волнующее, иногда гнетущее, но всегда ломающее его предыдущий сексуальный опыт.
— Саша, скажу честно: я не знаю, почему так.
— Тебе от этого плохо?
Он пожал плечами. Стекло запотело, они сидели словно в воздушном пузыре и дышали общим воздухом. Пахло объедками. Егор повернулся к Саше всем телом, насколько позволяло водительское сидение, и посмотрел ему в глаза:
— Мне не плохо, — подумал и добавил: — Я бы даже сказал, что мне хорошо, просто я не понимаю, откуда такая реакция. Но ты не грузись, это моё личное. Я не хочу, чтобы это повлияло на наше общение. Разве только…
