Она привыкла, что метель убаюкивала ее своими песнями, снег успокаивал скрипом и шепотом. Здесь же, в шатре, до девочки почти не долетал голос пустыни. И еще рабыня, которой было поручено о ней позаботиться, запела какую-то городскую песню, лишенную протяжности, задумчивости пути.
От досады Мати даже прикусила губу. Она натянула одеяло на голову, и, решив поскорее отделаться от чужачки, притворилась спящей.
Ей не пришлось долго ждать: рабыня ушла почти сразу и девочка, которая только этого и ждала, вскочила, торопливо оделась и осторожной тенью юркнула наружу, чтобы, забравшись в одну из боковых повозок, вновь почувствовать себя в снегах пустыни. Она сжалась в комочек и осторожно приподняла край полога, любуясь причудливым танцем снежинок.
Когда покой наполнил ее сердце, мерцание снега и звезд слилось в единый огненный поток, девочка устремила взгляд на магический, белоснежный круг луны, на печальном лике которой отражались очертания хрустального дворца.
Тоскуя по маме, из одиночества и боли, из страха и наивной детской любви Мати придумала этот дворец, величественный и прекрасный. И теперь она уже почти верила в то, что он на самом деле существует. И в этот дворец Матушка Метелица приносит тех умерших, кто не может уснуть спокойным сном, потому что на земле остался дорогой им человек, которому они так нужны…
Порой, когда в спокойную звездную ночь девочка глядела на круг луны, ей казалось, что она видела мать, стоявшую у окна в одной из башенок, наблюдая за своей дочкой, чтобы, едва заметив опасность, предупредить, защитить…
Напев ветра сливался в причудливую многоцветную мелодию, уносившую на своих крыльях далеко-далеко за горизонт, в неведомую сказочную страну, куда так стремилась ее душа.
Но, вдруг, в эту знакомую и в то же время каждый раз новую мелодию вплелся незнакомый звук… Сначала он не нарушал песни покоя, в нем слышались радость свободы, счастье полета, величие пути. Но затем, через мгновение, все неожиданно изменилось, погасло, оставив лишь страшную, вдруг прозревшую горечь потери и предчувствие смерти.
Когда Мати вновь открыла глаза, в них стояли слезы, сквозь которые девочка стала всматриваться в снежную гладь, пытаясь найти того, чье горе она ощутила всем своим сердцем. Ей показалось, что от луны отделилась серая тень неведомой огромной птицы, которая камнем упала вниз, в снежные просторы. А затем Мати почувствовала жжение. Ее рука сама собой скользнула к талисману. Подарок Хранителя горел, бился в ее пальцах, как живой огонь. Казалось, еще немного и он воспламенит ткань одежды костром, который сможет поглотить весь мир.
В ужасе девочка отпрянула от полога – и ей показалось, что жжение ослабло. Мати попятилась, вылезла из повозки. И камень на ее груди стал успокаиваться, затухать. Но все сильнее становились страх и боль в ее сердце. Ей чудилось, что кто-то там, в снегах пустыни, зовет ее. Девочка отвернулась, зашептала заклятие-молитву от обманов снегов, стремясь заглушить это чувство…
И тут она заметила, как из стоявшей чуть в стороне повозки вылез Лис. Он был слишком поглощен своими мыслями, чтобы увидеть Мати, она же, вдруг решив, что ей надо обо всем рассказать отцу, бросилась вслед за ним, чтобы спросить, не знает ли он, где хозяин каравана… И тут из повозки до нее донесся родной голос.
Отец был не один, и Мати остановилась в нерешительности, не зная, войти ли ей, или лучше подождать, пока дядя Евсей уйдет. Она не хотела подслушивать, но взрослые говорили так громко! До нее долетело несколько фраз. Девочка не сразу поняла их смысл, а когда скорее почувствовала сердцем, чем осознала… Сердце, душа вспыхнули, словно огненная вода, в голове заметался, не находя ответа, вопрос:
"Как же так? Изгнанники? Такие же, как снежные разбойники? Мы?!" Слезы заволокли глаза и, не понимая, что делает, она бросилась прочь, в пустыню, спасаясь в ней от того, чего не могла понять и принять.
Порыв ветра подхватил ее, пронес несколько шагов, швырнул в снег. Он словно пытался вывести глупышку из забыться, заставить одуматься и вернуться. Но девочка, плача от боли и обиды, упрямо бежала вперед, пока повозки не исчезли из виду. Потом она упала, сжалась в комочек. Ей не хотелось вставать, идти куда-то, только уснуть и встретиться в этом сне с матерью, единственной, кто никогда ее не обманывал. Она утешит, успокоит…
Но талисман вновь воспламенился. И снова девочке показалось, что кто-то зовет ее сквозь ветер. "Метелица… Мама…" – подумать она и эта мысль заставила ее подняться. Камень согревал, так, что Мати почти не чувствовала холода, он влек за собой, и девочка не сопротивлялась его воле. Ветер дул в спину, помогая идти, торопя, временами подхватывая и перенося вперед, но не бросая потом вниз словно камень, а бережно опуская снежинкой наземь.
Она не думала ни о чем, не осознавала, что зашла слишком далеко в снежную пустыню и не сможет найти дорогу назад, к каравану. Она просто шла.
А камень пылал все ярче. Его свет уже был виден сквозь толстые слои одежды.
Вдруг он мигнул, заставив девочку вздрогнуть. Она огляделась, пытаясь найти то, что привело ее сюда. Но все вокруг казалось мертвым, пустым. На мгновение страх пронзил ее сердце холодом. Но он быстро растаял средь новой волны покоя, излучаемого талисманом.
И тут Мати показалось, что на ровной снежной поверхности пустыни появились неясные очертания, словно что-то большое, могучее было занесено снегом. Она приблизилась и…сугроб шевельнулся, сбрасывая часть снега. Обнажилась огромная клинообразная голова, увенчанная остророгой короной. Глаза – черные колодцы – дрогнули, их холодный пронзавший насквозь взгляд впился в девочку.
"Детеныш! – услышала она голос, рожденный прямо у нее в голове. В нем читалось страшное разочарование, в котором дрожала, почти теряясь, робкая надежда. – Почувствовав камень, я решил, что рядом наделенный даром…- боль сквозила, текла, как вода сквозь пальцы рук, омывая каждое слово. – Я ошибся. Значит, все напрасно…" -Пусть я – только караванщица, но я здесь, с тобой, – быстро заговорила Мати,- и очень хочу помочь!
Чудовище какое-то время смотрело на нее, словно раздумывая, стоит ли продолжать этот разговор с песчинкой у его ног. – "Ты знаешь, кто я?" – вдруг спросило оно.
– Дракон из сказки, – ответила девочка, смело шагнув вперед. Ее глаза горели восхищением.
"Что ж, мне не приходится выбирать… Я умираю…" -Нет! – она даже упрямо топнула ногой. Только-только столь долгожданная сказка пришла к ней, как, оказывается, что это – уже конец.
"Не перебивай! – шипел шепот. – Я не один, – голова чуть отодвинулась в сторону и девочка увидела, что в маленькой пещерке, образованной полураскрытым кожистым крылом дракона, лежал человек. Черноволосый, он не походил ни на караванщика, ни на жителя города. В нем было что-то особенное, что притягивало к себе душу, но, не поддаваясь разуму, оставалось неразгаданной загадкой. – Он ранен… Тяжело…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
