Тациана Мудрая
Карнавальная месса
Пролог. Дети Марии
В доме Отца Моего обителей много.
Евангелие от Иоанна, 14, 2
Было три народа на земле: Бет, Лет и Хирья-Хай. Народ Бет жил в изобильных горах, чьи синие ели достигали неба и цепляли собой облака, среди веселых бурных реки кристальных озер, в лесах, полных ягод, цветов и птичьих песен. В год великой засухи от скудости трав ослабли его степные соседи; народ же Бет, напротив, усилился, и тесно стало его сердцу в горной броне.
Тогда люди Бет решили спуститься с вершин долу, чтобы покорить все живое своему мечу. Они гнали перед собой дикие степные роды, как стадо баранов, избивая противящихся ему и не щадя тех, кто униженно молил о пощаде. Но дети, и красивые женщины, и мудрые старики, и мастера, и горделивые храбрецы оставались в живых, пусть и в неволе. Всех их пока еще кормили горы — завоеватели везли с собой жареное зерно и муку, сухие ягоды и вяленое мясо, катышки коровьего молока и бурдюки сброженного кобыльего. Да и кони шли с ними, под седлом или в поводу: источник теплой крови и хмельного кумыса, сытного мяса и шкур с густым пахучим мехом. Неприхотливые лошадки не пренебрегали самым скудным кормом, негодным даже для овец, и умели добыть его даже из-под корки льда и мерзлого снега.
Войско и народ все дальше отходили от своей колыбели, все больше отрывались от истока и все глубже внедрялись в степь, нагую, безводную и полумертвую. Резали скот — и так и сяк ему пропадать — выкапывали съедобные корни, собирали поутру росу с остывших камней и кормились от одного котла и победители, и побежденные.
Но все больше и больше людей втягивали в свое непонятное уже для них самих движение люди Бет и все более по привычке отягощали себя добычей, драгоценной для сытых и никчемной для стоящих на пороге голода и жажды. За тугой сверток редкостного шелка, шкатулку с золотыми монетами или пригоршню блескучих камешков можно было купить целое стадо, но жизнь стоила дороже. И все тяжелей делался путь, и все больше мертвецов лежало по его закраинам вместе с брошенной цветной рухлядью.
Одним утром все люди остановились, сбились в круг и обратили свои лица к небу, стоя в самой сердцевине погибельной земли. Их шаманы зажгли костры, такие высокие, что чадный серый дым коптил синеву, — и стали изо всех сил бить в бубны, вознося их как можно выше. Потом они запели песнь богам, каких кто знал, моля их смилостивиться, и не стало в этом песнопении рабов и свободных, пленных и захватчиков, сильных и слабых, наменьших и набольших — так переплавила их судьба в своем огне и жару.
Видимо, боги людей Бет, в равной степени жестокие и милосердные, как и они сами, были с ними все это время. И вот на безжалостно сверкающее небо накатились валы туч, и полил дождь. Длился он семь дней и семь ночей, и иссохшие жилы рек набухли водой, а земля отяжелела от влаги. А когда снова появилось солнце, уже не гневное, а ласковое и робкое, как женщина под облачным покрывалом, — травы пошли в рост с небывалой скоростью, и существа всевозможной формы и цвета, прыгая, бегая, летая и ползая, показались из песчаных нор и укрывищ, редких зарослей и пологих холмов и наполнили собой пустынную землю.
— Вот, Синее Небо даровало нам благоволение свое и указало место для вечного пребывания! — сказали шаманы.
— Кок-Тенгри желает, чтобы мы подкрепились от щедрот его и шли дальше по пути, что он указал нам ранее! — возразил главный вождь — каган.
И они двинулись дальше — те, кто понял себя как людей Пути. Ибо так бывало всегда: для воина родина — его седло и судьба — вечное кочевье. Однако вначале каганы оставили покоренном народу своих наместников с указом править справедливо, не отличая уже людей Бет от иных прочих, потому что всех их объединили страдание и мольба. Рассказывают также, что на пепелище самого большого костра выросло дерево тута, как знак места средоточия: ягоды его были вначале белы, затем алы, под конец иссиня-черны и так, зрея, сочетали в себе все цвета неба.
Шли и шли по степям и пустыням прежние и новые люди Бет, пока их конные разъезды не наткнулись на цепь застав, стороживших обильно заселенную страну. Народ ее ранее тоже кочевал: ведь все сыны Адама были когда-то странниками и путешественниками на просторной земле. Он был силен — его нельзя было покорить; горд — нельзя было согнуть; богат плодами своей земли и красотою детей своих — и за честь сочли пришельцы торговать с ним, брататься и заключать с ним брачные союзы в ознаменование мира.
Впрочем, мир был не так уж прочен. Роднились, и водили вместе караваны и суда, и чарками обменивались на пиру, но оставались беспокойными соседями, никогда до конца не понимавшими один другого. «Люди Ила», «Народ Палой Листвы», — так обыкновенно называли кочевники оседлых, что пали на свою землю, как волглый лист после бури, покрыли ее плодоносным слоем, точно после разлива великой реки, уходили вглубь нее, умирая, и давали семя, которое пускало в нее прочные корни. А вольный народ Бет вечно ходил по ковыльным своим, полынным степям, колючим пустыням, раздольным холмам; ходил со своими стадами и колесными домами из прутьев и войлока, и движение его по кругу подобно было змее, что кусает свой хвост, но не может уничтожить сама себя. Та же, но все-таки более густая или редкая вырастала трава на покинутых народом Бет местах, и те же струились потоки в землях, куда они откочевывали, но берега казались круче или, напротив, более пологи, чем в прошлом году. Ничего нового не было для них под солнцем, однако сам мир и само солнце казались зыбки и туманны, словно свое собственное отражение в озере, покрытом мелкой рябью.
Все ближе становились языки, одежды и обычаи двух народов — так всегда бывает, когда меняются женщинами. Нередко случалось, что Люди Листвы втягивали народ Бет в свои распри — какому из людских князей каким клочком земли владеть. Были такие каганы Бет, что отдали своих дочерей в оба враждующих дома (быть может, в тайной надежде примирить их) и потом не знали, какому родичу справедливее оказать поддержку. Такие, случались, гибли понапрасну от руки одного оседлого зятя, защищая другого, и победитель увозил тело, взлелеявши меж двух иноходцев, чтобы иметь возможность сказать супруге: «Смотри! Хоть я убил твоего отца, да в грудь, не в спину!»
Именно каганы, а не князья, богатели более всех в чужих усобицах, ибо не имели своих: земля их была широка, и путей хватало всем родам. Между собой люди Бет тоже ладили. Скот друг у друга угоняли, это верно, и девушек на выданье увозили из их кибиток, строго следя, чтобы кого напрасно не зашибить, а если и зашибут — так это ж не война, а молодечество! Ну, заплатишь виру родне или младенца отдашь из своего рода в другой, чтобы не иссякала тамошняя поросль. Война случается не из-за одной головы, скотской или человеческой — из-за серебра-золота, земли, или города, или иного какого крепкого владения, а степняк чем владеет и чем гордится? Песней, да ветром, да пылью дорог, да красотой женской быстролетной, да синим небом без конца и без края. Либо уходит это, либо пребывает, а нельзя поделить. Только что перед этим золото да жирные земли, хоть и идут они прямо в руки того, кто особо не добивается! Есть они — хорошо, нет — еще лучше: сон крепче и кочевье радостнее.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
