— Да, точно. Ты понимаешь меня, — вздохнула Эллисон — Ты знаешь, вот с этой канталупой. Я долго обдумывала это, но никому раньше не говорила. Мне не с кем поговорить, вот в чем дело. Я хочу сказать, что все в Бостоне и здесь думают, что я чертовски взрослая и холодная, они все знают друг друга, а с такими людьми… Если ты покажешь им, что тебя что-то волнует или у тебя не все хорошо, через час все будут знать об этом, и что тут поднимется! Просто я все время чувствую себя очень одинокой. Понимаешь, что я хочу сказать?
— Я знаю, что это значит — когда не с кем поговорить.
— Ну, сейчас же мы разговариваем. Тебе было хорошо с теми ребятами в постели?
— Конечно.
Она не мой друг, я не могу ей, доверять. После нескольких недель я никогда ее больше не увижу.
— Мне всегда хорошо. Тебе просто нужно знать, что ты делаешь. — Она помедлила какое-то время. У нее не было ни малейшего представления о том, что это значит — быть в постели с мужчиной. Было пару раз что-то в этом роде, и все происходило на заднем сиденье автомобиля, и на какое-то время ей казалось, что она чем-то дорога и представляет интерес для молодого человека, а потом становилось еще более одиноко, чем всегда. — Он должен волновать тебя, — сказала она, отпуская свою фантазию в безграничный полет. — Нельзя выключать свет, надо видеть друг друга. Это более сексуально, и ты чувствуешь, что ты с тем, кого хорошо знаешь. И не спеши, любовью нужно заниматься со вкусом, не торопясь, чтобы было время насладиться этим. И дай ему понять, чего ты ждешь от него. Никому не позволяй брать тебя без твоего согласия. Просто скажи: «Я живой человек! Ты должен знать, что мне нужно!» Это все. Мне нужно идти, Роза сказала, ровно в три часа…
— Сядь, сейчас только без пятнадцати. — Эллисон снова нахмурилась. — Я много раз говорила себе, что не следует делать того, чего тебе не хочется, но они все оказываются сверху, и намного проще сделать то, что они хотят, покончить с этим и выбраться оттуда. В конце концов, я не хочу, чтобы меня изнасиловали.
— Тебя насилуют каждый раз, когда ты отдаешься, не желая этого, — отчеканила Лора. И как только она произнесла это, она поняла истинный смысл своих слов, впервые она поняла это.
Я никогда не сделаю этого больше просто так, никогда. Пока я действительно, по-настоящему не захочу этого, и он действительно не будет мне дорог. А потом я тоже стану ему не безразлична, и он тоже будет заботиться обо мне.
— Ты — чудесная, — сказала Эллисон. — Господи, как хорошо сказать так! Хочешь заходить сюда почаще и разговаривать? Правда, хорошенькая комната? Вообще-то она мне не нравилась, в Бостоне у меня совсем другие комнаты — отделаны бархатом и шелком, что-то вроде уютного ложа — но теперь мне здесь тоже нравится. Все по-другому, но тоже хорошо и уютно, и видит Бог, как мне это нужно.
— У тебя есть комнаты твоей мамы и сама мама, — ответила Лора.
— Да, конечно, но… Хорошо, ты знаешь маму. Она замечательная, и я люблю ее, но она — само совершенство. А как я приду к тому, кто безупречен, и скажу: «Послушай, меня изнасиловали»?
— Если она совершенна, то поймет, — ответила Лора, и они рассмеялись.
— Да, точно, — согласилась Эллисон. — Она не полное совершенство, но близка к этому.
Они улыбались, и Лора почувствовала теплоту, которая заполнила ее.
Может быть, они все-таки смогут быть друзьями, хотя бы чуть-чуть, потому что ей следует быть осторожной, но она будет все же ближе, чем кто-либо другой. В конце концов, она была здесь, в первый раз в жизни сидела в комнате ровесницы и болтала о вещах, которые и должны обсуждать девушки. Даже если она многое лгала, она говорила и правду одновременно, и то, что она придумывала, ничего не меняло. Все-таки это было то, о чем она мечтала. Зачем же от этого отказываться? Почему бы не иметь друга хоть на эти несколько недель?
Эллисон внимательно разглядывала лицо Лоры:
— Я действительно хотела бы поговорить с тобой и узнать тебя поближе. Ты мне нравишься. Я правильно поняла, что ты делала в комнате мамы? Или ты делала там что-то еще?
Чары были разрушены. Тепло ушло. Она снова вся напряглась и стала все просчитывать в уме. Все так, как должно быть всегда. Она опустила глаза, голос стал немного выше обычного и казался молодым, серьезным и наивным.
— Нет, ты права, я просто хотела посмотреть на эти комнаты. Роза сказала, что все уехали, она не знает, что я поднялась сюда, поэтому, пожалуйста, не вините ее. Я собиралась только посмотреть, потому что никогда не бывала в таком доме, как этот, — он похож на замок из волшебной сказки. И я подумала: хоть раз взгляну и почувствую, каково побыть в этих комнатах и даже представить, будто я живу здесь или смогу когда-нибудь жить в доме, который будет напоминать этот. — Она подняла глаза и взглянула на Эллисон с легкой усмешкой на губах. — Я не хотела сделать ничего плохого.
Эллисон насупилась еще больше и окончательно рассердилась:
— Ты ведь очень непростая, так? А может быть, к тому же и неплохая актриса? Я обязательно узнаю тебя получше.
Лора вскочила:
— Я уверена, что уже четвертый час. Я должна идти. — В одно мгновение она очутилась у двери, открыла ее, почти бегом кинулась в холл, направляясь к лестнице.
Эллисон едва догнала ее:
— Ты очень меня заинтересовала. Я собираюсь хорошенько тебя узнать. В самом деле, — добавила она, немного наклонившись вперед к Лоре, которая застыла на верхушке лестницы. — Я собираюсь узнать о тебе все.
ГЛАВА 3
Клэй опустил конверт в почтовый ящик на почте в Сентервилле, потом сел на велосипед и прибавил ходу, чтобы догнать Лору.
— Теперь Бен будет знать расположение домов и всего остального в поместье, — говорил он по дороге в Остервилл. — Я ему все написал о сигнализации в шкафу и сказал, что мы узнаем, какая у них система охраны, имена охранников и их распорядок работы.
— Джанос, — сказала Лора, — и Билли и Эл в ночных сменах.
— Хорошо. Ты их всех знаешь. Все это дерьмо, которое ничего не значит. Но вот потом обнаруживаешь сигнализацию, и тебе даже в голову не приходит спросить Эллисон или Розу о том, что это за система и как она соединена со шкафом Ленни!
— Для тебя она — миссис Сэлинджер, — выпалила Лора. — И оставь меня в покое. Я не могла сразу спросить об этом. Я все узнаю, когда у меня появится возможность. Я никогда не подводила Бена, не подведу и на этот раз.
Она поспешила уехать вперед, повернуть за угол и свернуть на дорожку, которая вела к пляжу и о которой Клэй не знал. Было рано, на пляже никого, и казалось, что океан принадлежит ей одной, и никому больше. Она вела велосипед по мягкому песку, слушая крики чаек и плеск волн, чувствуя соленый привкус моря на губах. Еще две недели назад она отдала бы предпочтение Мэйн-стриту в Сентервилле или центру города в Остервилле, нагромождению магазинов, где продаются подарки, сладости, ресторанам, маленьким магазинчикам, потому что все это напоминало ей Нью-Йорк, а не пустынным молчаливым просторам пляжа. Какой-то частью своего существа она чувствовала что-то необычайное, загадочное, словно она одна во всем этом пространстве, погруженном в покой.
