– Ты о ком? О движении этиков?
Я поморщился.
– Этика – школа научного невежества. Раньше таких болтунов на любые темы называли диванными экспертами, сейчас это считается оскорблением и карается штрафом. Но суть не изменилась. Сейчас на их диванном уровне модно говорить о культуре, которую гнобит развитие науки.
Она уточнила:
– Чрезмерное, как они говорят. Чрезмерное развитие.
Мелодично прозвучала мелодия из песни неаполитанских партизан, я насторожился, шёпотом велел помалкивать, влез в шорты и, соскочив с постели, сказал быстро:
– Левый экран! Связь.
На стене слева крупным планом появилось лицо Бронника. Ежевика затихла, в кадр не попадает, хотя чё такого, голая женщина в постели это же такая проза, но всё-таки директор человек старорежимный, а любые взгляды надо уважать, если не вредят ей и обществу.
Бронник посматривает в объектив камеры серьёзно, все в институте знают, директор обычно пользуется голосовым звонком по старинке, справедливо полагая, что незачем привлекать всю мощь хайтека, когда можно решить проще.
Сейчас он в директорском кресле, несмотря на позднее время, оттуда обычно ведёт видеоконференции, строгий и монументальный, но мне показалось, что в глазах директора промелькнуло нечто вроде то ли смущения, то ли чувства вины.
– Артём Артёмович, – сказал он вместо «здравствуйте», – простите, что помешал отдыху. Через часик у нас будет работник из курирующего нас ведомства, хотел бы встретиться с вами.
У меня дрогнуло сердце, а в животе похолодело.
– Из курирующего… из того, которое не любим упоминать?
Директор усмехнулся.
– Точно сказано. К счастью, не вмешиваются, но зато финансируют весьма так. Это по их запросу выстроено отдельное здание и выделено дополнительно триста миллионов долларов!
– Еду, – ответил я коротко. – За триста миллионов и в ад к самому чёрту съезжу.
Директор сказал одобрительно:
– Из вас получится хороший руководитель коллектива.
Связь оборвалась, я, уже не замечая Ежевику, машинально отыскал рубашку и влез в неё. Во внутренностях всё ещё неприятный холодок, хотя эти службы есть в каждой стране, и частенько именно от них зависит, выживет ли общество, но в соцсетях нагнетается страх и ненависть к людям этой профессии, и даже когда понимаешь это, всё равно в этот момент ты тоже толпа.
Ежевика спросила тихонько:
– Что за триста миллионов?
– На карманные расходы, – сообщил я. – Но остров на Канарах покупать не дадут. Зато суперкомп из топовой десятки… пусть даже из сотни, можем приобрести. Извини, нужно ехать.
Глава 5
В здании института пусто, пришлось на входе ввести личный код, это будет отмечено, что такой-то являлся в неурочное время, вот запись, быстро поднялся на этаж к директору.
К моему удивлению, в приёмной Агнесса на своём месте, заинтересованно смотрит в экран, вряд ли там мылодрама, скорее дендриды вступают в интимную связь с аксонами, это куда интереснее для думающего человека, а она, несмотря на её зовущую внешность секс-бомбы, очень даже не глупа.
Мне улыбнулась приветливо и так поощряюще, что я уже увидел, как расстёгиваю ей блузку и приподнимаю в ладонях горячие тяжёлые сиськи.
– Директор задержался ради вас, Артём Артёмович!
– Ценю, – ответил я, – вам тоже пришлось из-за меня… с меня причитается.
– Сочтёмся, – ответила она томно.
Я вошёл в кабинет, директор за столом поднял на стук моих шагов голову.
– А, Артём Артёмович!.. Товарищ только что прибыл. Вы могли вместе подниматься в лифте.
Сесть не приглашал, я спросил:
– Разве у них тут нет своего отделения?
Директор усмехнулся:
– Это слухи. Но комнату для беседы вам предоставят… Агнесса, проводи товарища Тютюнникова!
Я послушно вышел за нею, она красиво двинулась впереди по коридору, покачивая широкими бёдрами с кокетливо вздёрнутым задом, у нужной двери подождала и, словно бы нечаянно прижавшись тёплым боком и пышной горячей грудью, промурлыкала:
– Артём Артёмович… вы так меня и не попользовали! Обидно даже.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
– Да всё на бегу, – сказал я, оправдываясь, – вся жизнь на бегу.
– Уж выберите когда-нибудь минутку, – сказала она. – Или за минутку не успеете?..
Умница, подумал Я. Видит, что я встревожен, старается снять напряжение, у неё же степень по психологии, хорошая работа. Я уже представил, как кладу её на спину и задираю эти полные белые ноги, и тут же ощутил, как зажатость отступает и рассеивается, как туман.
Она с понимающей улыбкой распахнула дверь.
– Прошу. Вас уже ждут.
В комнате только обшарпанный канцелярский стол и два таких же стула, в приличных учреждениях давно бы выбросили, но в институтах живут не так богато, как в банках, хотя должны бы.
Из-за стола поднялся мужчина заурядной внешности, которого я скорее бы принял за таксиста, чем за особиста.
– Артём Артёмович? – спросил он. – Я Говдин, прислан поговорить с вами. Есть некоторые пункты в договорах, которые не вносятся, но их либо берутся поддерживать, либо отказываются.
Мы обменялись рукопожатием, я уточнил:
– И тогда договор аннулируется?
– Не всегда, – ответил особист уклончиво. – Иногда остаётся в силе, но… с ограничениями. Присядьте, я введу в курс дела.
Я опустился в кресло, Говдин сел напротив, прямо посмотрел ему в глаза.
– Мы знаем о ваших опасениях насчёт нейролинка. Ничего оригинального, такое у всех, кого знаю. Разве что в разной степени. Я тоже, кстати, даже по ночам вздрагиваю, как только подумаю… В общем, самый главный довод, Артём Артёмович…
Он умолк на миг, продолжая всматриваться в меня холодными рыбьими глазами.
– Слушаю, – сказал я сдержанно.
– От вас, – сказал силовик, уточнил тут же: – В том числе и от вас будет зависеть, как дальше пойдут дела с чтением мыслей, как говорят в народе.
Я уточнил:
– Насколько?
– Насколько сумеете, – ответил он безжалостно. – Софт наперегонки разрабатывают во всех странах. Кто успеет первым, тот… успеет всё. У вас будет вся необходимая аппаратура, финансы… только команду вам подобрать не сможем. Да и подсказать, увы, как стать первыми, никто не в состоянии. Но у вас карт-бланш, если понимаете, о чём я говорю.
Я смолчал, как не понять, уже все только и говорят, что Китай на этом поле обогнал те же Штаты как раз потому, что не заморачивается этическими проблемами. Пока в мире жевали сопли и глубокомысленно рассуждали в духе французских просветителей о допустимости и недопустимости в этом скользком плане, Китай решительно ставил эксперименты, победа всё спишет, о неудачных помалкивал, а то мировая общественность поднимет вой, и на отчаянном рывке обогнал заморского гиганта, у которого в десятки раз больше денег и возможностей.
– А в Гаагский трибунал потащат меня? – уточнил я.
– Китайцев же не тащат? – спросил Говдин. – А они, по непроверенным, но заслуживающим доверия данным, уже и людей клонируют. То ли на органы, то ли для армии. Сделайте всё, чтобы нейролинк заработал в полную силу!.. Это будет помощнее атомной бомбы. И вам спишутся все нарушения… хотя я уверен, вы их не допустите.
Но голос прозвучал формально, как положено говорить скучные правильные вещи, которые мало кто выполняет.
– Сейчас, – добавил он, – как никогда развит промышленный шпионаж. И за вашими разработками будут охотиться. Мы постараемся оградить вас, но нам нужно быть уверенными в вас самом. До чтения мыслей, как вы говорите, уже близко, но всё это будущее, а живём в дне сегодняшнем.
Я сказал с неудовольствием:
– Знаю, не в детском саду живём. Постоянное наблюдение и всё такое.
Он добавил, чуть понизив голос:
– Плюс новые технологии. В недрах наших ведомственных институтов разрабатывается некий алгоритм… На его основе искусственный интеллект будет просматривать как бы мысли и сам определять, какие относятся к государственной тайне, какие нет.
– Ваши ведомственные?