– План. Малк. Танезт. Эреуфедрол. Первитин петивир редододр-р…
– Водка с реладормом. Плавали там в бассейне. Это был кайф! Представь, ночью, фонари розовые и чёрная вода.
– Авиаинститут.
– Напились.
…весной, в театральном туалете, под фиолетовым кайфом, молодые педанты отсасывают друг у друга, самый молодой начинает блевать мимо унитаза, самый старший еле заметно улыбается, глядя на его рвотные судороги, и туалет озаряется внутренним мерцанием красных кристаллических решёток, наэлектризованных до жёлтых искр, невидимых убитыми надезодораненными пидарами, весной, в мужском нужнике…
– … полкуба воздуха.
– … его машиной двинулся…
– … бля-я-а-адь!
– … манго.
– … через раствор можно. И кранты.
– … заряжаешь баян и смотришь, чтобы вся эта хуйня…
– … по хую!
– … тромб… ха-га-га-вмаз-ка!..
– … гониво… послушай меня, я тебе-бе-бе… Бе-бе…
– А-а-а-а-а-а-а-о-о-на дозняк, а выхода…
– Ю-ю-ю-у-у-х-х-х-хуй его знает…
– Э-э-э-е-е-о-о-о-м-м-м-может, ганджик?.. Ы-ы-ы-и…
Чужие элементы, как мои собственные, как метод отогнать депрессию в пятый угол. Золотое сечение. Иоанн Безглавый.
– Под циклодолом, убойным дозняком, говорю тебе.
– … с димедролом ништяк, колбасит уматно.
– … и схавал плиту теофедрина…
– Насмерть.
– Убило, блядь!
– Галоперидол?
– И отъезжаю…
– Кислота с кодеином, всё – в бархатных чехлах.
– Банка и ещё…
– Я знаю, это гон, но ты слушай, ты…
– Догнаться не мешало бы…
– Бошки коцаные.
* * *
Восприятие чистого кислотного характера. Индифферентность ко всему, при этом всё законоустройство на твоей стороне. Всё объясняется этим, это объяснено во всём. Можно понять всё, что угодно. Когда оно естественно. Его можно очень быстро понять. Когда оно равносмысленно с прочим. При всём своём безразличии, когда не судимый никого не судит. По ту сторону какого-бы-то-ни-было-закона-. Всё способно быть объектом этой любви. Когда это течёт потоком, насквозь. Даже осознавая, что это за любовь; возможно, крутейшая, совершеннейшая ложь, или зло, или повод, или способ. Закон охраняет, каким бы ты ни был. Главное – понимать это словесно. Когда всё дословно. Если что-нибудь голословно, бесспорно или бессловесно. Молча или в голос. Согласен со всем. Невридим. За тонкой леской обычного кайфа. В самом центре периферии. Всё заложено. Всё – залог.
Время сплющено и устранено синтетическим бело-серым шоком. Атропиновые ходы заложены эхом безвременья и потери. Но потеряться – значит пропустить Нечто. Вперёд, скорее, не отходи от жидкой черты! Времени нет, всё поблизости: род, дом, двор, дети, рост, гормоны, среда, фазы мозга, обмен, интроверсия, мимо-мимо– …, те же лица, девушка со двора, девочка со двора, уже взрослые, нет, ещё, нет, всё рядом – цветы, водка, драка, магазин, двор, дом, дом, всюду асфальт – под руками, на губах, в крови, во дворе, дома, одно небо, колпак неба, одна стена, грань построек, транспорт – он движется, всё в комнате, все дела, вся Вселенная, всё бесплатно, транспорт – бесплатно, солнце – бесплатно, мимо-мимо, без конца и начала, никто не поймёт, сквозь эхо видимости не видно ни одной живой души. Душевная синтетика, до слёз по шершавым щекам, до дактилоскопической плоти, безразлично и до странного безучастно, на тихой лёгкой дикой Нечеловеческой Волне, как андрогинный ангел, из хлопьев, пены, молекул и звенящего нейтрино, глазамидодыр, Колобком в пасть петли, стогом игл, притягивая бездушное существование стимулированной психики, обкислённой тяги жить и вечно кружащегося на месте (без времени) Духа, о – это оно самое!!! И всё лежит под рукой, двор, аптека, скамейка, девушка, всю жизнь одни и те же люди, бабы, родня и друзья, все – одно и то же, кому же охота уезжать, а если и уехать – ну что там иного? Встретишь же своих, тех же, как и обычно. Нет планов на будущее, нет дел, нет незавершённости, выпадаешь просто на ЗЕМЛЕ, как все. Как всё. Это материя.
Это материя.
Я стою и смотрю, прикидываешь?!! Смотрю. Всё оно – там. Тут здесь. Вот оно, я не отличаюсь, хотя обращают внимание. Мой взгляд. Он понимает и притягивает, а потом – понимает. Понимает на ходу, притягивая. Это не сон. А там – все точно такие же. Ходят так. У нас – одно резиновое общее тело, тесто, обширная зона жизни. Я думаю, как они все. Я – это они здесь. Моё тело, как и у них, как и у всех. Я, как и все – на ЗЕМЛЕ, что бы я ни делал, что бы там ни было. Это тело ЗЕМЛИ, общее и единственное. Моя схема работает, потому что есть положение #2 – я как все. Всё это там тут. Мгновение растянулось навеки и он потерял себя, комнату и ЗЕМЛЮ, даже не жалея, не имея сил отвлечься от пустынных хирургических тоннелей нескончаемого внутреннего (общего) лабиринта. Извилин много, мозг один. Где угодно, среди ходов серых пространств в снегу – может быть смерть. Там, наверху, когда любит всё и есть Отец с Матерью, происходит что угодно, всё равно что. А, где смерть, там будет ЗЕМЛЯ, они обе – одни. Едины, как повод к положению #2 Универсальной Схемы «По-любому». Я принимаю всё, когда выхожу из «инициативной приёмной» и, с трудом привыкая к себе новому, прощаю весь мир, за происходящее с ним. Мир сводится к ЗЕМЛЕ и сводит землю на ДА. Обратной дороги нет. Никогда сейчас. Любовь – это ложь, потому, что она, видимо, есть на самом деле и по настоящему. Используй всё, что под рукой. Дополнительным примером: я и моё тело. Фоном: смерть и её завершение. Акцентом: искренность, как циничное супероружие и открытый альтруизм, как щит. Пунктир взгляда проходит сквозь стены земли. Кислотный мир пищащих неживых игрушек в вечном живучем потоке – бежит из раны кровь, бежит, бежит… Анестезия гонит прочь последние живые сомнения. Мозг плоти продолжает удивляться, весь на изменах: как можно? Это же не ведёт к жизни! Это невозможно! Что это такое?
…Мягкость мускатного ореха с добавлением драпа и – в микроколичествах, алкоголя. Подгон под шаблон. Динамичная наблюдательность. Комфортный поиск места встречи. Усилий нет, всё отдыхает, но от ЗЕМЛИ не отойти, не отдохнуть. Она – воздух. Вода-Зима-Лето. Пища и кровь. Эти плотные миллиметры почти твёрдой материи, эти сломы в пространстве, когда вместо номера дома, в который ты входишь, находится число всех ушедших трамваев, начиная с цифры маршрута последнего. Мир жил до тебя. Собирается и после. Но, что – мир? Когда есть ЗЕМЛЯ. Не она ли – вместилище тебя, себя, и прочего, и иного? Тело было всегда. Ты дух или не-? Ты здесь или-? Ты – что-? Собираешься после? Себя. Я пропустил себя вперёд, пусть там и темно до ярких вспышек слёз на солнцеблеске жара…
…Кровь струится, катится, качаясь и разлетаясь, спадая на земляной панцырь, играючи, не страшно, игрушкам никогда не будет больно, они резиново живут, прутся, жёлтые, красно-синие, улыбаются и не делают из своего пребывания в теле ничего. Никакого бытия. Это так далеко! У них нет Духа и поэтому на Закон им наплевать. Они – индифферентная земля, пластмассовые мономеры, голые, как глобусы циклогексила, как что-то внутри природы, резинового любвеобильного сердца, которому всё равно, никогда не будет больно, долго, далеко, смертно. Не важно, как там на самом деле. Самого дела здесь не хватит на одного. Там – изобилие ибиловых смыслов, здесь – вес. Пластиковая эстетика рискованных оранжевых движений, в вязанной красной рубахе с лицом, расстёгнутым на все пуговицы, с глазами из рукавов, с штанинами из тела. Пляска с сушняком, с мокрым горлом и скользким сухим влагалищем, как её лицо с ртом, где язык, над ним нос, и глаза – далеко, далеко… тут клитор…
Где-то это не любовь. Где-то это не зло. Земля, двор, похороны, жизнь, ничего не меняется и не исчезает, ЗЕМЛЯ. Узкий набор понятий, их мало, они удовлетворят даже страждущего скептика. Вампиры на лживых киностудиях выпрашивают едкую жидкость мести. Скорпионы страсти медленно ползают вокруг груды ещё не живых тел жизнежажды, шевелят лапками, копошатся. Знаки воздуха и живой плазмы не проходят сквозь стеклянную витрину (Южного сияния) – сквозь раздел на самцов и самок. Слово я Мыслю. Выделяю Яд Жизни. Исторгаю священную речь. Святым потоком мочи орошаю великих мира всего, сего и последующего. Сру на голову Тибета. Пью английское пойло с вырождающимися аборигенами в заблёванной канаве. Ем плов с жирным узбеком, разделавшем не котлеты двух человек. Чашечка с кровью…
Это малопонятно. Тяга изменчива. Меня могут не понимать. Я могу. Я здесь. Точно такой же, как и все. Но – без их проблем, без их отдушин, без их эмоций, с одним на всех телом. Когда им не будет больно? Остановлю себя на них. Меня нет. Пишет кто-то, читает кто-то, идёт, ждёт, мрёт, вылазит, мыслит кто-то, и кто-то – это я. Без отличий. Это – они. Без разницы – на земле, в теле. Всем не больно, стадом в прорву, жопой на кол. Смотрят их глаза. Есть себя. Нет меня. Это – не моё, не во мне, это со мной. Это – всё. Оно, как тело, которое выше земли, но – внутри осознания. Дух сотрясает меня. Я вне себя от себя до себя и во всём. Я действую через всё. В самом эпицентре безопасного мучения. Войду в крест своего тела, оторвусь от земли, осознаю насквозь в четыре части, выйду сюда же – снаружи, войду туда же – внутри. Оставлю слова. Наделю всех всем. Во плоти исчезну. Проявлюсь схемой #1 «Деля, преумножаю». Процвету в промозглой системе всеобщих знаков. Начнусь во всём знаками земли и тела, с большим секретом внутри и где угодно ещё.
