— И сколько ему надо? — пробормотала я. — Вдруг обопьется.
— Можно? — парень осторожно протянул к Огурчику палец.
Я с некоторым сомнением кивнула. Эл потрогал муарманца. На всякий случай я приготовилась подхватить Огурчика на руки, но тот молчал.
— Покровы довольно сухие, — протянул Эл. — Что это за вид?
— Это… чего-то там церебрум цемиликвидум (*жидкий мозг — лат), кажется, — неуверенно сообщила я часть латинского названия муарманца.
Взгляд Эла «ушел внутрь». Гуглит, догадалась я. У моего нового знакомого явно стоит имплант.
— Знаете, — решительно произнес Эл, «вынырнув». — Раз он цемиликвидум, лишняя водичка не помешает. Но нужно уточнить. Здесь, в этом туалете, вода двойного очищения. Я нагуглил словарь муарманского. Слов мало, но можно попробовать объясниться.
— Что вы! — я махнула рукой и даже горько хохотнула. — У человека под это горло не заточено. Я пыталась ему записи ставить, он не понимает.
— Записи и собаки не всегда понимают.
Эл оценивающе разглядывал Огурчика. И вдруг рыкнул, застонал и… крякнул. Муарманец дернулся, сгруппировал под завязью пять глаз, недоверчиво поморгал и пискнул, как мне показалось, вопросительно. Эл повторил свою «фразу». Огурчик прохрипел что-то очень немелодичное.
— Говорит, много жидкости — хорошо… и еще что-то. То ли «принял», то ли «воспринял».
— Может, «усвоил»? — затаив дыхание от волнения, спросила я.
— Может, — Эл смотрел на муарманца, наклонив голову набок.
Я схватила нового знакомого за руку, боясь, что он вдруг скажет, что обеденный перерыв закончен и ему пора в свою лабораторию.
— Спросите его… Ох, дайте сообразить! Спросите, удобно ли ему в рюкзаке! Понимаете, я ношу его в кошачьем рюкзаке, таком, с окошечком.
— Не думаю, что получится, — проговорил Эл, отступая на шаг. — В языке муарманцев нет слова «рюкзак».
— А что есть?
— Дом… пять разных вариантов слова «дом».
— Ох, как же сложно! — я застонала. — Удивительно, что у вас вообще получилось поговорить с Огурчиком. Вы лингвист?
— Нет. Но я очень талантлив, — скромно сообщил Эл. — Однако мне нужно время, чтобы разобраться в словаре. Как этот… Огурчик к тебе попал? Научный эксперимент?
— Что-то вроде, — я вздохнула и принялась снова плескать на муарманца воду.
— Научный эксперимент в туалете?
— Да, и в отеле. А еще в примерочной в магазине, — я хмыкнула. — Хочешь, расскажу.
— Хочу, — Эл запрыгнул на подоконник и посмотрел в окно. — До пятницы я совершенно свободен.
Мы болтали, пока Огурчик не издал невнятный стон.
— Сказал, ему больше не наливать, — перевел Эл.
— Черт! Как же у тебя круто получается с ним говорить! Научи меня! — загорелась я.
— Вряд ли ты справишься, — Эл состроил смешную гримаску. Симпатичный все-таки парень. Это я так, я помню, что у меня бойфренд. — Сложный язык.
— Понимаю, имплант, — позавидовала я. — Здорово, наверное?
— Ну как тебе сказать. Когда привыкаешь, то вроде как таким и родился.
— У нас в универе студентам с имплантами ставят специальную учебную блокировку, чтобы не списывали.
— Здорово, наверное?
— Что?
— Учиться в университете.
— А ты разве не практикант из универа? Не стажер? Как же ты сюда устроился?
— Меня сюда родители… устроили.
— Ясно. Мне вот Пайк тоже всегда говорит: ты уже взрослая, подрабатывай. Пайк — это мой опекун. Тебе сколько лет?
— По факту?
— Да, в земном исчислении.
— Восемнадцать. А так шестнадцать.
— А, понятно — там, где ты жил, год больше.
— Как бы… да.
— Мне двадцать. У тебя еще куча времени, чтобы выучиться. Заработаешь на обучение, прилетай к нам на Эмерею. У нас много воды, еды и колледжей. И клубов.
— Спасибо за приглашение, — Эл кивнул с серьезным видом и удивленно посмотрел в окно.
Я сама слышала какие-то выкрики и скандирование.
— Что там? — поинтересовалась я, подходя к подоконнику.
Эл тактично отодвинулся и «завис» в Сети. Затем тряхнул длинной светлой челкой и сообщил:
— Санкционированный митинг. Против клонирования и киборгов. Заявлен еще неделю назад. Пока все прилично.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Я высунулась наружу. Так-так-так. Кажется, намечается веселье. Во дворе Института стояла кучка людей, окруженная кибер-копами. Митингующим явно было неуютно. Они жались друг к другу и робко выражали протест против засилья искусственного разума. «Проснувшись однажды утром после беспокойного сна, ты обнаружишь, что стал киборгом!» гласил один из ретро-плакатов, явно нарисованный вручную и поплывший во влажном климате Лондонополиса. «Клоны людям не игрушки!» сообщал второй плакат. «Секс с живым человеком лучше!» было накарябано на третьем.
— Интересное утверждение, — задумчиво проговорил Эл.
— Старой бабушки сундук! — фыркнув, констатировала я. — Пойдем научим народ, как нужно митинговать. У меня черный пояс по протестам, — сообщила я удивленному парню. — Состою в семи экологических организациях и в трех течениях. Мой принцип: хочешь, чтобы тебя услышали — ори погромче. Да, Огурчик? — я принялась упаковывать муарманца в бумажный пакет, вытащенный из туалетного «набора» в одной из кабинок.
— Да не заматывай ты его, — сказал Эл, спрыгнув с подоконника. — Скажи всем, что это кибер-кактус, игрушка, для тех, у кого нет времени заниматься живыми цветами. Я видел похожие в магазине в Сети. Говорят, они излучение от комфонов впитывают.
— Точно! — восхитилась я. — Как я сразу не сообразила?
Мы вышли во двор со стороны «курилки». Там как раз с несчастным видом, наблюдая за мероприятием сквозь голопары́, дымили виртуальными сигаретами двое сотрудников. Митингующие не пытались прорваться в здание Института, а лишь вяло скандировали: «Даже генетика против!». «Отторгай и неотторжим будешь!»
— Расступись! — весело гаркнула я, подходя ближе. — Эл, сформулируй суть того, что хотел бы озвучить.
Эл призадумался и предложил:
— «Не хочу быть киборгом»?
— Старомодненько, но сойдет, — я прищелкнула языком и настроила свой комфон. Из него над головами митингующих поднялась большая голограмма с предложенными Элом словами.
— Мы же за аутентичность, — робко запротестовала прыщавая девушка слева, видимо, настолько аутентичная, что даже обычные средства от гнойников на лице категорически отвергались ею как элемент модификации.
— Нужно шагать в ногу со временем, — я строго ее пожурила. — Разумеется, не взваливая на себя антиэволюционный балласт. — Кто там, — я указала на здание Института, — заметит ваши бумажки?
— Правильно, — поддержала меня стоявшая справа дама в линялых джинсах. — Мы не против технологий. Мы за разумное их использование.
Несколько человек протянули свои комфоны. Я показала им нужное приложение, «плакаты» взмыли в небо, и с этого момента митинг пошел куда веселее. Постепенно во дворе Института скопились зрители. С неба протестующих снимал журналистский дрон, видимо, тоже санкционированный.
— Вы уверены, что контролируете свои творения?! — кричала я.
— Не хочу быть киборгом! — орал Эл.
— Занимайтесь любовью друг с другом, а не с машинами!!! — голосила прыщавая девушка. — Долой виртуалов!!!
Оживление нарастало. До того момента, как я заметила в толпе свою начальницу. Профессор Бронски рассматривала митингующих с непроницаемым видом. Взгляд ее задержался на мне и переместился на Эла. Тот замолк, бросив:
— Кажется, мне пора.
— Мне тоже, — пробормотала я, словно кролик под взглядом удава выходя из толпы и направляясь к профессору. К моему удивлению, Эл шел рядом.
— Мисс Лейнер? — ровным тоном спросила Мария Бронски.
— Да.
— Что вы делаете?
— Выражаю свою общественно-политическую точку зрения.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— В рабочее время?
— Я еще не в штате. Официально вы пока не приняли меня на стажировку. Я ждала, но вас не было в лаборатории.
— Ах да, верно, не в штате, — медленно произнесла профессор, изучая меня взглядом с головы до ног. — Что это? — она кивнула на муарманца, очень спокойно перенесшего шум и гам мероприятия.
