Виро немедленно закашлялся и уведомил, что ему вовсе не кажется, будто местность у холма как-то особенно угодна демонам или располагает к размножению, хоть он и находит отсутствие здесь дождя весьма приятным.
– Это все потому, что у вас от демонского рода только шерсть да хвост! – с оттенком презрения в голосе ответил Виктредис.
Виро обиженно насупился, но возразить ему было нечего – он и в самом деле отдал всю свою силу бывшему господину в обмен на человеческую личину. Сделка не имела обратной силы и, несмотря на то, что Сальватор Далерский ныне пребывал в заточении, а демон лишился человеческого облика, ни крупицы прежних возможностей, о которых Виро вспоминал неохотно, к нему не вернулось.
– Мне почудилось, или вы показываете нам местные чудеса, как человек, уже не раз их наблюдавший? – вкрадчиво осведомился чародей, то и дело бросающий осуждающие взгляды на двойную луну в небе.
– Четыре года жить неподалеку от редчайшего магического феномена и не попытаться его изучить хоть самую малость? За кого вы меня принимаете? – ответила я вопросом на вопрос, как это всегда бывает с людьми, испытывающими неловкость по поводу некоторых своих поступков.
– Принимал за здравомыслящего человека, хоть и недалекого в силу принадлежности к женскому полу, – язвительно бросил Виктредис. – Сейчас уж и не знаю, что думать! К этому гибельному месту не стоит приближаться даже по великому принуждению, не говоря уж о праздном любопытстве! Не хочу даже знать, что вы делали здесь в прошлые разы, но хочу предостеречь вас сейчас. Меня мало волнует судьба этого бесполезнейшего в своем роде нелюдя, но творить заклинания под сенью двух лун – дело опасное.
– Я пробовала пару раз использовать здесь кое-какие формулы, – с деланной небрежностью произнесла я. – И почти все из них срабатывали как положено, просто действие их усиливалось...
– Постойте-постойте! – перебил меня Виро, застыв на месте. – В тот раз, когда вы явились домой с опаленными бровями и почти лишившись волос...
– Да, – нехотя признала я. – Заклинания, связанные с огненной стихией здесь лучше не использовать.
– А тот кошмарный случай, когда вы несколько дней кряду почти ничего не слышали и натыкались на стены, ничего перед собой не видя?.. – возопил демон в ужасе.
Я протестующе замахала руками:
– Нет-нет, то было рядовое происшествие. Мелкий грифон заорал мне прямо в ухо, а затем плюнул в глаза ядовитой слюной – они часто так делают.
– Стало быть, вам показалось мало того, что в вас плюются ядом, впиваются когтями и зубами, стреляют иглами, вызывающими гнойные язвы, и опутывают едкой паутиной, – укоризненно произнес Виктредис. – И вы решили время от времени прибавлять себе увечий, таскаясь на проклятые руины.
Я промолчала, ведь понимала, что магистр прав: что простительно бездельнику или же скучающему человеку мирной профессии, то для поместного чародея становится признаком одного из худших пороков, а именно – стремления к приключениям. В лучшем случае подобное заканчивалось особо неприятным происшествием, на некоторое время приковывавшим мага к кровати и дающим ему время поразмыслить о собственной глупости; в худшем же чародей, слишком увлекшийся своей работой, окончательно терял голову и подавался в бродяги... Тут я сообразила, что не Виктредису, покрывшему себя позором во всех городах юга во время своих скитаний, читать мне нотации, и решительно произнесла:
– Довольно препирательств! Мы теряем время, которого у нас в обрез! – после чего зашагала вперед, разбрызгивая грязь, которая здесь выглядела точно так же, как и повсюду, что несколько успокаивало.
Виктредис, которого я все никак не могла привыкнуть мысленно называть Леопольдом, и Виро, еще не выбравший себе новое имя, последовали за мной, для порядка бормоча себе под нос что-то возмущенное.
* * *
Старый сад, который я хорошо помнила с тех времен, когда он был обычным яблоневым садом, заметно изменился за прошедшие годы. Деревья, испытывая на себе воздействие сильнейших энергетических колебаний, искривились и, вместе с тем, устремились вверх, приобретя исполинские размеры. Даже в неверном лунном свете можно было заметить, что кора их отличается серебристо-синеватым оттенком, да и листья стали чуть более голубоватыми, нежели это свойственно обычной яблоне. Но что впечатляло и пугало больше всего – так это странные наросты на их причудливо изогнутых стволах: в них угадывались черты почти человеческих лиц. Иногда даже казалось, что лица эти приходят в движение и выражают какие-то эмоции.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Виктредис осматривал сад, некогда ему принадлежавший, с выражением брезгливости и огорчения на лице.
– Есть ли пределы омерзительности у того, что вы сотворили с моим имуществом? – вопросил он наконец. – Чтоб мне пусто было, здесь завелись дриады!
– Вы так говорите, словно речь идет о клопах в вашей постели!
– О нет, это даже хуже клопов! – процедил магистр, косясь на деревья. Не успел он договорить, как подгнившее яблоко, сохранившееся на одной из веток, с необычайной меткостью угодило ему в голову. Гонорий, притихший с той поры, как мы поднялись на холм, довольно фыркнул и немедленно съел гнилой плод, откатившийся к его копытам.
– А ведь это только начало, – произнес магистр после череды проклятий, адресованных деревьям и их обитателям. – С каждым годом будет становиться все хуже. Не завидую тому чародею, попечению которого вверят Эсворд после того, как обнаружится ваше бегство. Подумать только! Дриады! Эдак скоро здесь появятся лесные духи, фавны, эльфы, пропади они пропадом...
Я, отмахнувшись от занудных причитаний Виктредиса, принялась готовить место для прочтения формулы, которая должна была придать демону человеческий облик. Никогда еще я не накладывала чар личины и старалась скрыть свое волнение. Демон же, напротив, даже не пытался изобразить спокойствие и переступал с ноги на ногу, вздыхая и охая.
Главная сложность при наложении заклятий, связанных с переменой внешнего вида, заключалась даже не в том, что они требовали наличия изрядной силы у того, кто их применял. Недочет этот я намеревалась восполнить за счет энергии, которой здесь было так много, что она порой становилась осязаемой, словно теплый ветер, чьи порывы отдавались во всем теле покалыванием и приятной дрожью. Но существовал один нюанс, который мне не дано было исправить, и заключался он в том, что эти чары требовали изрядного художественного воображения. Новое лицо, которым я должна была наградить Виро, следовало вообразить в мельчайших подробностях, как воссоздает черты лица на холсте художник, как скульптор придает куску глины нужную форму. Просто вспомнить какую-то физиономию и произнести положенные слова было недостаточно – такая личина быстро бы прохудилась, да еще и вызывала безотчетное неприятие и страх у людей, как это бывает при виде грубо размалеванной маски.
Давно уж было определено, что самые лучшие и достоверные личины выходят из-под рук тех магов, что имеют талант к рисованию. Именно они могли создать новое лицо, ничуть не походящее на прежнее, и закрепить его так ловко, что ни у кого не возникало и тени дурных чувств при его виде. Чуть менее талантливым чародеям рекомендовалось вносить во внешность объекта незначительные изменения или менять какую-то одну деталь. Таким же бесталанным в плане рисования магам, как я, чары личины вообще не рекомендовалось использовать, ведь львиная доля жалоб знатных заказчиков приходилась как раз на услуги такого рода, и из-за каждой неудачи страдала репутация Лиги в целом.
Конечно же, придавая демону человеческий облик, не стоило рассчитывать на небольшие преобразования. Я с грустью осматривала Виро со всех сторон и не могла сообразить, с чего мне следует начать.
– Будьте так любезны, госпожа Каррен, сделать из меня привлекательного внешне господина, – потребовал демон, которого тревожили и раздражали сомнения, отражающиеся на моем лице. – Может, вам и невдомек, но среди своего племени я числился красавцем, и не желаю теперь быть невзрачным человечишкой! От вас я до сих пор видел мало добра и благодарности, так хоть сейчас не будьте ко мне несправедливы!
