Я еще раз вздохнула и достала из сумки одну из тех шапочек, что связал для меня демон.
– А вот так? – спросила я, нахлобучивая ее себе на голову.
– О! – воскликнул магистр Леопольд. – Так гораздо лучше!
* * *
С холма мы спускались все так же пререкаясь и споря на ходу. У демона словно открылось второе дыхание – ему за несколько лет поднадоело жаловаться на одно и то же: мои равнодушие, недальновидность и неразборчивость в людях. Теперь у него появился повод упрекать меня еще и в неумелости. Отрицать это не имело смысла, ведь тогда господин Мелихаро возмущался еще больше и обвинял меня в наличии злого умысла.
– Будет вам, – с обманчивым добродушием произносил магистр Леопольд, обращаясь к демону. – Не смотрите на все в черном свете. Вам осталась впору одежда – только прореху для хвоста заштопаете!
Или же:
– Право слово, вы зря убиваетесь – есть дамы, питающие отвращение к слишком худым и высоким господам, особенно если те сухощавы лицом. Вам непременно повезет и вы еще повстречаете такую женщину!
Конечно же, каждая подобная реплика заставляла Мелихаро кипеть от ярости, Леопольд был безжалостен, ведь в последний раз он прикладывался к бутылке еще до полуночи.
Между тем, я с тревогой посматривала то в небо, то себе под ноги, все больше беспокоясь. Согласно моим расчетам мы уже порядком отошли от холма и даже в полнолуние действие сил, сосредоточенных там, не простиралось столь далеко. Но над нашими головами все так же сияли две огромные полные луны, ничуть не собираясь бледнеть перед приближающимся рассветом, дорога под нашими ногами была сухой, да вдобавок еще и вымощенной местами камнем, чего в окрестностях Эсворда отродясь не водилось. Я не раз хаживала здешними тропами и знала каждый поворот, каждый куст, каждое дерево. Но эта местность казалась мне совершенно незнакомой, и я боялась признаваться своим спутникам, что не понимаю толком, где же мы очутились.
– Что же это такое? – шептала я себе под нос, стараясь незаметно оглядываться по сторонам в поисках хоть чего-то, принадлежащего привычному мне миру.
Если бы Мелихаро и магистр Леопольд не были бы так заняты препирательствами, то их бы вряд ли обрадовало то, что над дорогой, по которой мы шли, вздымались огромные искривленные деревья, чрезвычайно похожие на яблони из заброшенного сада, а просветы между их стволами становились все более редкими. Мы находились в древнем сумрачном лесу, которому было не место у околиц Эсворда, и я ощущала ненавистное мне чувство растерянности.
Первым что-то заподозрил Мелихаро, заметив, что я рассеянно отвечаю на его колкости, а большую часть обидных слов и вовсе пропускаю мимо ушей.
– Признавайтесь, что вы натворили! – рявкнул он, некоторое время за мной понаблюдав, и, тут же позабыв о том, что смертельно обижен на магистра, жалобно обратился к нему:
– Вы посмотрите на то, как она морщит нос и хмурит брови! Как пить дать, что-то не так, и если она об этом молчит, то чувствует свою вину! Признавайтесь по-хорошему, госпожа Каррен!
– Рено, – поправила его я машинально. – Теперь я просто Рено.
– Не увиливайте!
Я с досадой указала на двойную луну и сказала:
– Не случалось со мной еще такого, чтобы вторую луну было видно еще откуда-то, кроме как с холма.
– И что это значит? – воскликнул Мелихаро.
– А то и значит, – Леопольд наконец-то обратил внимание на окружающий нас лес, отчего его лицо помрачнело. – Нас занесло на дорогу, которая ведет точно не из Эсворда в Изгард.
– Темная Дорога? – Мелихаро уставился на камни под своими ногами. – Это она?
– Учитывая то, что Темными называют все дороги, что проложены не людьми... Да, очень похож, что это так, – задумчиво протянула я, вглядываясь в лесную тьму.
Ветви старых деревьев, на которых кое-где сохранилась листва, смыкались над нашими головами и были так густы, что, пройдя чуть дальше, мы бы не смогли различить даже сияние двойной луны, до того позволявшее нам передвигаться с хорошей скоростью. Каждый из нас, судя по воцарившемуся молчанию, знал, что такое Темные Дороги. Мне о них рассказывали в далеком детстве, как это всегда бывает – для острастки. Дети часто норовят сбежать из-под присмотра, нарушив запреты старших, и чем безмятежнее детство – тем меньше в нем зарождается разумных страхов, весьма помогающих в нелегком деле выживания. Мое детские годы нельзя было назвать мирными в полном значении этого слова, но покойная бабушка считала, что нет пределов совершенству и без устали объясняла, сколько неприятностей можно навлечь на себя, сворачивая на незнакомые тропинки. И в местности, откуда происходила моя семья, и там, где нам с бабушкой довелось жить после изгнания, люди верили, что незнакомые тропы могут обернуться Темной Дорогой, ведущей в гиблые места, откуда не возвращаются. Детям говорили, что любая нехоженая тропинка, которую они до поры, до времени не замечали, может увести их из родных краев навсегда.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Мне вспомнилось, как я, замирая от ужаса, в компании таких же малолетних оболтусов, стояла у найденного нами за околицей деревни камня – мы наперебой убеждали друг друга, что если приглядеться, то можно увидеть дорожку, ведущую от камня к лесу. Наверняка, то были просто остатки старой канавы, отмечающей давно изменившиеся границы чьих-то угодий, но мы решили бросить жребий и выбрать из нашего числа самого безумного храбреца, которому полагалось пройти вдоль углубления в земле и, возможно, сгинуть, покрыв перед тем свое имя славой.
Жребий идти выпал мне. Я отчаянно боялась, но мои товарищи по играм, точно так же трусящие, кричали мне в спину: "Лесной царь заберет тебя к себе! Лесной царь женится на тебе!" и от злости у меня хватило мужества дойти до самого леса, где, разумеется, ничего со мной не случилось. Конечно же, старая канава не была Темной Дорогой из страшных сказок. А вот та дорога, на которой мы стояли сейчас, и впрямь могла завести куда угодно – в какую сторону мы бы по ней не пошли.
– Я говорил вам, что не стоит творить серьезные чары под двумя лунами, – нарушил тишину Леопольд, но даже его обычная сварливость несколько поблекла. Он был столь же растерян, как и я. Настроение демона в последние несколько часов и без того отличалось крайней безрадостностью, так что на его лице ничего нового не отразилось – мне достался всего лишь очередной обвиняющий взгляд.
Но у нас не было другого выхода, кроме как продолжать двигаться дальше. Сколько мы не пытались рассмотреть холм, которому полагалось находиться позади нас, успехом наша затея не увенчалась. Поворачивать назад было слишком поздно.
И без того мысли об опасности и неудобствах, непременно ждущих нас в дороге, тяжким грузом лежали на наших плечах, теперь же и вовсе выходило, что из-за моей оплошности мы, не успев покинуть город, попали в беду, ни масштабов, ни сути которой даже не представляли. Лес, среди которого нам довелось очутиться, был тих – даже голые ветви деревьев не качались на ветру, и ночные птицы не перекрикивались во тьме, – но вопреки этому он не производил впечатления пустынной местности, и это беспокоило больше всего.
Притихшие и испуганные, мы медленно углублялись в чащу, и вскоре почти перестали различать в темноте друг друга. Лишь звук шагов, да стук копыт Гонория о камень свидетельствовал, что мы все еще держимся вместе.
– Но ведь эта дорога должна куда-то вести! – произнес Мелихаро, не выдержав тишины.
– Кто знает, – откликнулся Леопольд замогильным тоном. – Те, кто ходил по Темным Дорогам, уже ничего не расскажут. Легенды гласят, что по ним можно идти бесконечно долго, скитаясь, как неупокоенная душа. Другие легенды рассказывают, что на них можно повстречать кое-кого, но эта разновидность сказаний еще грустнее.
– В моей деревушке говорили, что эти дороги ведут в мир духов, – внесла свою лепту я. – По ним в наш мир попадает всяческая нежить. Судя по тому, что в последние годы я тружусь, не покладая рук, а количество пакостных тварей в округе не уменьшается, доля правды в этих россказнях есть.
