существу, противостоящим американскому политическому верховенству) и антиглобализационным (критически оценивающим экономические и социальные последствия глобализации как таковой).
Победа в «холодной войне» поставила Америку во главе мира. Она оказалась в доминирующем положении, но без какого-либо интеллектуально убедительного обоснования привлекательности американской системы. Утверждения марксизма об «исторической неизбежности движения человечества к коммунизму», звучавшие на протяжении большей части беспорядочного XX века, были драматически опровергнуты распадом советского блока. Часто раздававшаяся критика капитализма также показала свою несостоятельность: капитализм доказал, что он более продуктивен и лучше вознаграждает людей, чем социализм. Сегодня даже коммунистический Китай пытается сохранить политический режим «коммунизма» за счет внедрения капитализма. Ничто не может сравниться с демократией и свободным рынком. Некоторые даже считают, что наступил конец истории.
Но история еще не закончилась. Именно потому, что моральное содержание глобализации в лучшем случае остается расплывчатым, а восприимчивость ее сторонников к вопросам социальной справедливости не всегда просматривается, у многих существует желание заклеймить глобализацию как новую универсальную доктрину эксплуатации. Морально инертная и духовно пустая глобализация обвиняется ее критиками как идеология высшего материализма, превосходящая в этом плане даже марксизм. Она подвергается осмеянию как своекорыстная идеология членов советов директоров корпораций, лишенная всякой заботы о социальной справедливости, патриотизма, морали и этики.
Это обвинение вызвало прилив сил у ранее разочаровавшихся марксистов, а также симпатии популистов, анархистов, защитников окружающей среды, представителей разного рода культов, шовинистов правого толка, не говоря уже о более серьезных скептиках – на экономическом и даже теологическом уровнях, – относительно предполагаемых благ глобализации. Взрывы насилия в первом году XXI века во время конференции ВТО в Сиэтле, заседаний Всемирного банка в Вашингтоне и МВФ в Праге, а также в других местах стали первыми признаками появления контркредо.
Контрсимволизм – явление в политике не новое. Это происходит тогда, когда более слабая сторона принимает (по крайней мере, внешне) правила игры, применяемые более сильной стороной, и направляет их против сильной стороны. Классическим примером является мобилизация индийских масс партией ИНК Махатмы Ганди, который использовал тактику мирного гражданского неповиновения и призывы к британскому либерализму для завоевания политических симпатий в Великобритании и нейтрализации возражений британских правителей против независимости Индии. Движение за гражданские права в Америке в итоге победило за счет использования тактики, связанной с американскими конституционными традициями. В Польше «Солидарность» сбросила навязанный Советами коммунистический режим, мобилизовав «пролетариат» на защиту прав рабочих, прежде чем она открыто взяла курс на национальное освобождение. Одним из главных просчетов Организации освобождения Палестины является то, что она никогда последовательно не придерживалась тактики контрсимволизма, чтобы вызвать в Израиле симпатии к ее усилиям по достижению независимости Палестины от Израиля.
Отрицание глобализации аналогичным образом связано с попыткой превратить в контрсимволы ключевые с исторической точки зрения постулаты глобализации. К ним относятся: моральная подоплека глобализации, в какой степени она на самом деле преследует (или не преследует) цель улучшить условия жизни людей; ее экономические достижения в области социальной политики и выполнения роли социального регулятора в мире, где экономическое неравенство, несмотря на осуждение, становится все более явственным. Короче говоря, антиглобализация в интеллектуальном плане развивается от неясного ощущения в направлении контркредо, эмоционально подпитываемого антиамериканизмом.
В этом качестве она заполняет пустоту, создавшуюся после коллапса коммунизма. Новое контркредо сосредоточивает внимание одновременно на главных политических и экономических реалиях современного мира, а именно гегемонии и глобализации, и подвергает их критике. Оно также объединяет различные протестные движения, особенно направленные против Америки, и туманно намекает на какое-то альтернативное видение будущего. Не будучи столь же систематическим и всеобъемлющим, как марксизм, оно тем не менее успешно апеллирует к разуму и чувствам.
* * *
Одной из движущих сил нового контркредо являются принципиальные противоречия между обычно прагматичными сторонниками глобализации и их более эмоциональными оппонентами. Воинственные социально-политические движения зачастую приводятся в действие не столько материалистическими импульсами, сколько острым ощущением социальной несправедливости. Коммунизм получил свой первый толчок в этом направлении именно от таких ощущений, и потребовалось семь десятилетий советского лицемерия, чтобы дискредитировать его привлекательность. В той мере, в какой глобализация воспринимается как движимая силами свободного рынка, она трактуется ее противниками как своекорыстная и антигуманистическая. Экстремальные проявления контркредо привлекают самодовольных догматиков и безнадежных идеалистов, способных объяснить любые проявления бурных политических страстей.
Для оправдания своего возмущения критики глобализации иногда использовали осторожные и морально мотивированные возражения относительно ничем не ограниченного капитализма, высказывавшиеся римским папством с конца XIX века. В наше время, в 1961 году, папа Иоанн XXIII в своей энциклике Mater et Magistra сосредоточился на «возрастающей важности социальных отношений», свойственной современному миру, что, по его мнению, требовало большего внимания к вопросам «социализации». Эта ссылка (и особенно само слово) широко толковалась как принципиальная критика капитализма. Через четыре десятилетия папа Иоанн Павел II в своем выступлении 27 апреля в Папской академии социальных наук подчеркнул, что «глобализация, как и всякая другая система, должна служить человеку, она должна служить солидарности и общему благу». Он предостерег, что «изменения технологий и трудовых взаимоотношений происходят слишком быстро, чтобы культура могла за ними угнаться», и призвал человечество «уважать разнообразие культур». Вместе с тем папа осторожно отметил, что «сама глобализация a priori ни хороша, ни плоха. Она будет такой, какой ее сделают люди». Его обеспокоенность только высветила широко распространенную тревогу в отношении основных причин, которыми мотивируется глобализация.
В основе формирующегося контркредо лежат разнообразные проявления недовольства, но у него пока еще нет главного теоретика и официальной доктрины. Эта идеология – в процессе формирования, но и в этом качестве она занимает определенное место. Помимо серьезной академической критики глобализации как экономической теории, очень большое влияние оказали взгляды скончавшегося в 2002 году видного французского социолога Пьера Бурдье, сформулировавшего свой приговор глобализации в виде главного тезиса о том, что «объединение выгодно доминирующему», и утверждавшего, что мировой рынок является политическим явлением – «продуктом более или менее осознанно проводимой политики». Он не оставил своим поклонникам сомнений в том, кто осуществляет это планирование.
«Модель экономики, имеющая исторические корни в традициях конкретного общества, а именно американского, одновременно становится неизбежной, становится судьбой и проектом всеобщего освобождения, преподносится как конец естественной эволюции, как гражданский и этический идеал, который во имя предполагаемой связи между демократией и рынком сулит политическую свободу народам всех стран.
То, что предлагается и навязывается всем как универсальный стандарт любой рациональной экономики, в действительности является универсализацией конкретных характеристик одной экономической системы, укоренившейся в истории и социальной структуре конкретной страны – Соединенных Штатов Америки».
Из этого приверженцы нового кредо делают вывод, что глобализация «не является выражением эволюции» и продуктом
