— Здорово, мать!
Старуха из-за жужжания прялки и плеска воды но расслышала его голоса. Туганбек ручкой плетки ткнул ее в костлявое плечо. Женщина вздрогнула и повернула к нему морщинистое худое лицо с глубоко ввалившимися глазами.
— Что тебе нужно, сынок? — спросила она.
— Встань! Принеси айрану,[47] — сурово приказал Туганбек.
Старуха кивнула седой головой, повязанной тряпкой.
— Хорошо, сынок.
Не двигаясь с места, она крикнула: — Дильдор! Эй, Дильдор!
Из-за низкой, полуразвалившейся стены выбежала девушка. При виде Туганбека она вспыхнула, замедлила шаги и остановилась поодаль. Это была девушка шестнадцати-семнадцати лет, высокого роста, с изящной стройной фигурой, чистым, белым лицом, тонкими бровями.
Туганбек внимательно оглядел Дильдор с ног до головы.
«Вот красивейшая из девушек», — подумал он. Ему вспомнился бейт[48] из книги, которую недавно читали на одном собрании в Герате. Среди других прекрасных стихов он понравился ему больше всего:
Той, на чьих ланитах алых — нежной родинки агат,Бог дал гибкий стан и косы, достающие до пят.
«Поэт как будто имел в виду именно эту красавицу», — мысленно восхитился девушкой Туганбек.
— Бабушка, вы зачем звали? — спросила Дильдор, не поднимая глаз.
— Принеси беку айрана, дочка.
Дильдор вскинула глаза на Туганбека и тотчас же, не говоря ни слова, пошла назад. Старуха остановила ее.
— Постели там палас, — мягко сказала она, указывая рукой на яблони. — Не хочешь ли передохнуть, молодец?
Туганбек, смотревший вслед девушке, машинально кивнул головой. Дильдор в мгновение ока вынесла старый палас, чистое одеяло и подушку и проворно приготовила место для отдыха. Она принесла айран в окрашенной деревянной чашке и, глядя в землю, подала Туганбеку. Затем она отошла в сторону и принялась что-то толочь в ступке.
Туганбек жадно выпил весь айран до последнее капли, обтер свои жидкие усы и глубоко вздохнул. Бросив шапку и плеть на землю, он опустился на одеяло. Взгляд его не отрывался от девушки. Дильдор, поднимая пест, с силой ударяла им о дно ступки; ее округлая грудь колыхалась под бязевым платьем.
Туганбек бывал в разных странах, вращался среди разных людей и встречал во дворцах беков и ханов немало красавиц, но эта девушка поразила его. Он, всегда мечтал пышно и торжественно отпраздновать свадьбу с дочерью какого-нибудь именитого бека или правителя; глядя же на Дильдор, он думал, что она очень подошла бы для любовных забав.
Старуха убрала прялку и, сильно горбясь, подошла к Туганбеку.
— У какого бека ты служишь, куда едешь, джигит? — с интересом спросила она.
— Я сам себе хозяин, — грубо ответил Туганбек. — У вас в семье есть мужчины? Где они?
Старуха, которая за долгую жизнь повидала немало всяких людей, ответила спокойно:
— У меня всего один сын, отец этой девушки. Он ушел на поле старосты. А наш посев остался без призора. Старосте до этого дела нет, он всегда найдет для человека какую-нибудь работу. У тебя есть к моему сыну дело?
— Мое дело — деньги. Уплатите — и все! Старуха даже оторопела от неожиданности.
— Ты сборщик податей? — спросила она и, будто ослабев, присела на край паласа.
Туганбек кивнул головой.
— Сынок, — сказала старуха с мольбой в голосе, — да возвысит бог твою степень! — Окажи нам милость и снисхождение. Нечем нам платить подати. Все, что у нас было, мы отдали. Мы никак не можем расплатиться с налогами. Сегодня — «птичий» налог, потом «пахотный», завтра — начальнику войска, потом мирабу, потом «подушная»… Считаешь, и конца нет…
Туганбек молчал, обмахивая платком широкую волосатую грудь и шумно сплевывая во все стороны. На конец он мрачно прикрикнул на старуху:
— Не болтай зря! Бог создал женщин, чтобы болтать!
— Кого просить, кому жаловаться? Послушай меня, сынок, — опять просительно начала старуха.
— Много слов — бремя для осла… Ставь котел, положи побольше мяса. Если нет вина, принеси бузы Поторопись! Я здорово проголодался!
— Мы никогда не видим мяса, — ответила старуха. — Благородный джигит, если прикажешь каши или мучной похлебки, подам с радостью.
— А там что, коза? — указал Туганбек на пасущуюся вдали тощую козу.
— Сынок, это соседская, — попыталась урезонить его старуха.
— Что за беда? И чужую можно, — ехидно засмей ялся Туганбек.
Старуха втянула голову в костлявые плечи и молча уставилась в землю тусклыми, полными слез глазами, С дерева сорвалось красное, как сердолик, яблоко и с глухим стуком упало возле Туганбека. Туганбек поднял яблоко, поднес к плоскому, бесформенному носу, понюхал его и со смехом протянул Дильдор:
— Подойди сюда, красавица! Возьми свое счастье у меня из рук. Пусть бог отдаст тебя мне, как это яблоко.
Дильдор, не поднимая глаз, бросила пестик и убежала. Рука Туганбека, державшая яблоко, повисла в воздухе. Он гневно отшвырнул яблоко далеко в сторону. Маленькие косые глаза его злобно вспыхнули, толстые губы под редкими усами задрожали.
Старуха испуганно посмотрела на него.
— Не сердись, бек! Дильдор — девушка стыдливая, да к тому же — невеста. Я сейчас приготовлю что нибудь вкусненькое. Если найдется у соседей, принесу чашку или две бузы, — сказала она и заковыляла по двору.
— Позови, старосту, — буркнул Туганбек. — Сегодня я буду собирать пахотные деньги.
Старуха пошла, оглядываясь и шепча: «Этот палач — отродье самого Джучи.[49] Господи, пошли беду на все служилое племя!»
Она направилась было на выгон, где паслась коза, собираясь укрыть ее от глаз волка, но, побоявшись еще больше разозлить сборщика налогов, отказалась от этой мысли и пошла к дому.
Туганбек глядел сквозь деревья на синее прозрачное небе, то задремывая, то снова просыпаясь. Пыхтя и отдуваясь, прибежал толстобрюхий, круглый, как шар, староста кишлака. Туганбек, предъявив свою бумагу, объяснил, кто он такой и зачем приехал. Староста охотно помогал сборщикам податей, так как сам никогда не платил налогов. Но, зная настроения своих односельчан, он счел небесполезным намекнуть Туганбеку на необходимость быть осторожным.
— Благородный джигит, — сказал он, отирая пот со лба, — крестьяне только недавно разделались с подушней». По «десятинной» за плательщиками, кажется, не осталось никаких долгов. Время «пахотных» еще не пришло. Для каждого налога — своя пора. Ваш недостойный слуга знает все обычаи, правила и порядки, относящиеся к налогам, как свои пять пальцев. Если приедете вовремя, — соберете, не сходя с коня.
— Говори дело, староста! — крикнул Туганбек. — Мы поступаем так, как приказал наш хозяин.
— Теперь дехканин действительно совсем голый, благородный джигит. Пока не снимут урожай, с него ничего нельзя спрашивать.
— Так с кого же нам собирать?! — сердито закричал Туганбек. — Не с тех же земель которые принадлежат тарханам и вакфам.
Староста некоторое время молча обмахивался платком, потом, как будто про себя, сказал:
— Если станут требовать не вовремя, боюсь, не начались бы беспорядки…
— Ты что, пришел нас пугать, староста? — насмешливо воскликнул Туганбек. — Благодарение богу, мы бывали в боях.
— Брат, — возразил староста — я как увидал, вас издали, сразу понял что богатырь и смельчак. Пусть ваше сердце на этот счет успокоится, брат мой! Но наши крестьяне — народ горячий! Они собирались идти в столицу с жалобой на неправильные действия сборщиков. Если вы будете действовать осторожно и рассудительно, то, возможно, избежите недовольства и соберете деньги.
Туганбек, выйдя из терпения, вскочил.
— Ступай! Я сам найду способ собрать деньги, — сердито сказал он. — Я хорошо знаю, в какой яме зарыт ячмень, в какой — пшеница.
Староста тяжело дыша поднялся. Туганбек приказал старухе, которая собирала хворост под деревьями, попасти его лошадь.
Послав старосту вперед, он зашагал за ним следом. Старуха позвала Дильдор.
— Куда девался проклятый могол?[50] — спросила девушка.
Старуха сказала, что он ушел собирать налог с дехкан, и велела пустить его лошадь попастись. Девушка подошла к лошади. Она с завистью поглядела на серебряные цветы, украшавшие сбрую, потом не торопясь выбрала место, где деревья были редки, а трава густа, привязала лошадь и, вернувшись к старухе, принялась ей помогать.
С детства оставшись сиротою, Дильдор выросла под присмотром своей бабки и любила ее, как мать.
— Что вы собираетесь стряпать? — спросила она.
— Хотела изжарить для этого нечестивца яичницу, — ответила старуха.
— Напрасно трудитесь, бабушка, — с досадой сказала Дильдор. — Собака полает и перестанет. Нужен ли ей котел бедняка?
