ж*пе. И вместо того, чтобы вылезти, вы размышляете, что не надо было в ней оказываться. А время идет.
Другие люди: они есть?
— … и я не знаю, что мне теперь делать, какой выбор более правильный…
— Это вопрос?
— Нет, просто рассуждения вслух… И у меня еще страхи есть, всякие…
— А со страхом ты что-то хочешь сделать?
— Нет, я просто рассказываю про него…
— Знаешь, я не понимаю своего места рядом с тобой. Ты что-то показываешь мне, как-то живешь, но меня не приглашаешь даже войти.
— А что ты можешь сделать?
— Я многое могу, но не в том вопрос. Вопрос в том, чего ты от меня хочешь. И от мира.
— Я думаю, это моя жизнь, и я сама с ней разберусь…
— Звучит парадоксально. Ты же приехала зачем-то. Либо тебе ничего не нужно, либо нужно, но тебе трудно об этом попросить.
— Ну, мне нужно, чтобы ты своим опытом давала мне верное направление.
— Это похоже на просьбу, которая так и не прозвучала…
— Да, я не хочу раскрываться, просить… (плачет).
— Что с тобой?
— Я боюсь быть слабой. Если я попрошу о чем-то, все увидят, что я не справляюсь сама.
— Ты снова где-то в другом месте. Ты хочешь услышать, считаю ли я тебя слабой?
— Нет. Я сама себя считаю слабой.
— Ты отодвигаешь меня?
— Да, я не могу никого к себе подпустить.
— Но я все же скажу тебе, хоть ты и не спрашиваешь: я не считаю тебя слабой.
— Я слышу тебя, но думаю по-другому.
— Тогда тебе нечего бояться других людей: тебя не интересует их мнение.
— Интересует, но сама я думаю иначе.
— Я и говорю — ты сама с собой. Нечего бояться мира, ты сама себя затюкаешь без его помощи…
Вокруг всё — ненастоящее!
— Я хочу, чтобы у меня не было этого дискомфорта в общении с тобой.
— И чтобы было — что?
— Не знаю…
— Понимаешь, ведь дискомфорт — лишь знак того, что ты не слышишь какие-то свои желания. Как и комфорт — знак, что желания услышаны. Ты хочешь чего-то от меня?
— Я боюсь говорить о своих желаниях. Мой папа всегда говорил мне, что я лживая.
— А ты хочешь узнать, верю ли я тебе?
— Нет. Дело не в тебе. С тобой все по-другому.
— Хочешь сказать, тебе все равно, верю я тебе или нет?
— Да, мне совершенно наплевать на это.
— Я не верю тебе. Это то, чего ты и боялась… … О чем ты плачешь?
— У тебя сто клиентов. Не может быть, чтобы каждый был ценным для тебя. Клиент — не человек!
— Это зашифрованный вопрос? Ты хочешь спросить, ценна ли ты?
— Не хочу.
— Почему?
— Я все равно не поверю тебе.
— Потому, что ты одна из ста?
— Да, одна из ста.
— У меня сто клиентов. Но у всех были разные папы, и поэтому все убивают себя разными способами. Ты — делаешь все вокруг себя ненастоящим.
— ?
— Ты не человек, а клиент. Я не человек, а психотерапевт.
— Конечно.
— К тому же, мы обе лживые. Ты — потому, что тебя испортил папа. Я — по долгу службы.
— Угу.
— И слезы у тебя текут из глаз ненастоящие, как у клоуна. И сейчас ты расковыряешь себе палец, и оттуда потечет ненастоящая кровь…
— Но мне действительно важно, насколько я ценна.
— Я верю тебе. Смущение и стыд
— … а что там такого страшного, когда ты предлагаешь что-то или просишь?
— Я обнаруживаю себя.
— Становишься видим?
— Да.
— И что? Я вижу тебя.
— Ты можешь рассмотреть во мне что-то плохое…
— Я вижу тебя. Ничего плохого.
— Мне все равно неловко.
— Может быть, неловкость в самом факте того, что ты чего-то хочешь?
— Может быть. Хотеть чего-то — неловко.
— А чего хочешь — можешь сказать?
— Не знаю.
— Но ты не смотришь на меня. Так ты защищаешься от того, чтобы показываться?
— Да.
— Но это и грустно?
— Грустно.
— Попробуй все же удерживать взгляд…
— … Мне трудно…
— А что это за чувство?
— Мне неловко. Как будто ты хочешь чего-то от меня, и я не знаю, что это.
— Ты превращаешь свое желание в мое? Как интересно. Как ты это сделал?
— Не знаю.
— Но вспомни — это ты хотел чего-то. Вместо этого ты подменяешь: говоришь, что я хочу чего-то от тебя, а тебе неловко. Превращаешь желание в вину?
— В вину.
— Это хороший способ защититься от разоблачения?
— Похоже. Но…
— Но это грустно? Ты грустный?
— Да. Это грустно. Похвали меня. Пожалуйста.
— …я тебе не верю все равно. Почему ты не согласилась перенести встречу? Ты не имела права мне отказать.
— Все еще обижаешься?
— Да.
— Это так важно? Зачем? Для чего?
— Буду знать теперь, что тебя больше нельзя ни о чем просить!
— И?
— Это поможет мне не любить тебя слишком сильно.
— Ах, вот оно что. Обида как регулятор силы любви?
— Да, именно.
— А что случится, если ты вдруг будешь любить меня слишком сильно?
— Я снова попрошу тебя о чем-то, чего ты не можешь для меня сделать.
— Это уже произошло. А что еще страшного в том, чтобы любить меня?
— Больше ничего, только это.
— И как это?
— Унизительно.
— То есть любовь — это пространство, полное унижения?
— Да.
— Какое-то место, где ты просишь чего-то невыполнимого от тех, кого любишь?
— Да.
— Но ты ведь и так это делаешь!
— То есть?
— Ты всякий раз выходишь из пространства любви тем, что просишь чего-то, чего для тебя не могут сделать. Зачем?
— Чтобы все это произошло быстрее!
— То есть?
— Ну, раз это так страшно, можно сделать это самому, чтобы больше не мучиться.
— Получается, что в любви нет ничего кроме опасения получить отказ. А что-то кроме всего этого ты делать не пробовал?
— А что еще можно делать?
— Все, что угодно. Все, что может принести радость. Но вместо этого ты все время занимаешься тем, что боишься унижения и торопишься все разрушить первым. Конкуренция мне не близка!
— Я вообще тему конкуренции не понимаю. Она мне не близка. Я как-то пришла на экзамен, а там сокурсницы дерутся за билеты. А мне было все равно, какой билет, потому что я все выучила. Я взяла первый попавшийся, и мне через 3 секунды поставили «отлично», потому что экзаменатор спешил. И я была разочарована, потому что хотела подольше с ним пообщаться. Я была в него влюблена.
— Есть и такой вид конкуренции. Если ты пришла куда-то, где все дерутся за яблоки, а тебе нужен ананас, то ты, конечно, вне конкуренции. Потому что яблоки тебе не нужны. Но ты обречена на уныние,
