— Но они же сказали, что ничего не пропало.
— Он хотел, чтобы они так думали.
— Хочешь сказать, он подменил это копией?
— Мне нужно было раньше догадаться. Рафаэль слишком хорош для того, чтобы уйти с пустыми руками.
— Кто он?
— Вор и мой друг, — криво усмехнулся Том.
— Именно в таком порядке?
— Он никогда не видел разницы. Что-нибудь еще?
— Письмо. — Она передала ему конверт из тонкой, хорошего качества бумаги цвета слоновой кости. На нем витиеватым каллиграфическим почерком было написано одно слово: «Феликс».
Том вытащил нож из ящика стола и вскрыл конверт.
— Пусто. — Доминик вопросительно посмотрела на него. — Что это значит?
— Есть только один способ узнать, — сказал Том, доставая из стола записную книжку.
— Ты помнишь, который час? — предупреждающе спросила Доминик.
— Он что-то затеял, — пробормотал Том, кивнув на обелиск и пустой конверт. — А что, если у него неприятности? Если нужна моя помощь?
Он нашел номер Рафаэля и набрал. Через несколько секунд ответил мужской голос.
— Digame[4].
— Рафаэль? — осторожно спросил Том, не узнавая голоса и раздумывая, не могли он ошибиться номером.
Пауза.
— Кто это? — с подозрением спросил голос.
— Оливер Кук. — Том придумал имя и причину для звонка. — Я корреспондент «Лондон таймс». Мы надеялись получить комментарии мистера Квинтавалле для завтрашней статьи. С кем я говорю?
— Хуан Алонсо, полиция Севильи, — ответил собеседник с сильным акцентом.
— Полиция? У мистера Квинтавалле какие-то неприятности?
— Сеньор Квинтавалле мертв.
— Мертв? — задохнулся Том. — Как? Когда?
— На прошлой неделе. Убит. Если хотите, я соединю вас с начальством, — с надеждой предложил Алонсо.
— Очень любезно с вашей стороны, но у меня совершенно нет времени, сроки поджимают, — ответил Том, стараясь говорить ровно. — Спасибо за помошь. Buenas noches[5].
И повесил трубку. Повисла долгая тишина. Доминик сочувственно положила руку на его плечо.
— Мне очень жаль.
— Я опоздал, — медленно произнес Том, дернув плечом. — Он приходил сюда, потому что нуждался в помощи. Ему нужна была моя помощь, а меня здесь не было.
— Это не твоя вина, — мягко сказала она.
— Это чья-то вина, — огрызнулся Том.
— Он умер, Том. Ему уже не поможешь.
— Я могу найти того, кто это сделал, — холодно проговорил Том, посмотрев ей в глаза. — Найти и заставить заплатить за все.
Глава девятая
Район Сохо, Нью-Йорк, 19 апреля, 08:50
Галерея Рубена Рази занимала нижний этаж в одном из типичных для Сохо зданий, недавно побеленный фасад которого пересекала, словно шрам, ржавая пожарная лестница.
Дженнифер до сих пор не заметила, чтобы хоть кто-нибудь вошел в здание. Но было еще рано. Она сидела в машине, припаркованной возле модельного агентства на противоположной стороне улицы, с половины восьмого, наблюдая, как район начинает оживать. Она специально приехала пораньше. Секретарь Рази сказал, что он будет не раньше девяти, но Дженнифер хотела почувствовать мир, в котором живет Рази, прежде чем встречаться с ним.
Согласно документу, лежащему у нее на коленях, Рази сбежал в США из Ирана после свержения шаха. Не имея начального капитала и не зная ни слова по-английски, он занялся импортом антиквариата из стран Среднего Востока, постепенно превратившись в хозяина небольшого, но преуспевающего магазина, торгующего предметами искусства. Рази специализировался на малоизвестных художниках, а также на продаже не самых знаменитых полотен именитых импрессионистов и постимпрессионистов — тех, что стоили не миллионы, а сотни или тысячи долларов. Эта схема работала, и Рази мог себе позволить обширную резиденцию на Лонг-Айленде, откуда он каждый день приезжал в галерею.
Единственное, что резало глаз в его истории, — факт продажи нескольких картин, принадлежавших семьям Фанхул и Ла Toppe. После того как они бежали с Кубы, спасаясь от режима Кастро, их коллекции были захвачены коммунистами. Однако через несколько лет особо ценные предметы появилось на аукционах Европы и США. Информатор сообщил, что Рази был посредником между правительством Кубы и итальянским дельцом, организовывавшим контрабандную переправку картин через границу. Естественно, доказательств не было, имя Рази было лишь одним из нескольких в списке, так что этот факт не подрывал кредит доверия, выданный Рази лордом Хадсоном.
Мимо с шумом промчался «рейнджровер» с тонированными стеклами. Дженнифер взглянула на номера, чтобы убедиться — это та самая машина, которая за утро уже дважды проехала мимо нее. Машина была зарегистрирована на имя Рази.
В этот раз джип свернул к галерее, вместо того чтобы исчезнуть в конце улицы, и ему навстречу выбежала девушка. Из машины вышел мужчина и поспешил скрыться в здании, Дженнифер успела заметить только блеснувшую под солнцем лысину. Девушка тем временем устроилась на водительском сиденье и мягко сдала назад, вероятно, собираясь припарковаться где-то неподалеку. Дженнифер подождала несколько минут и пошла вслед за мужчиной, сунув под мышку папку с документами.
Галерея занимала просторное помещение, каждый дюйм которого был выкрашен в ослепительно белый цвет. Несмотря на размеры зала, здесь было едва ли больше пятнадцати картин, казавшихся яркими цветными островками среди безликих стен. Каждый экспонат освещался отдельной лампой с каркасом из матовой стали, напоминавшей оборудование операционной.
— Я хотела бы поговорить с мистером Рази. — Дженнифер показала секретарю в приемной свое удостоверение.
— Он сейчас на совещании, — прощебетала девушка с приторной улыбкой. — Что ему передать?
— Вы, должно быть, агент Брауни.
Дженнифер взглянула вверх, откуда прозвучал голос. С мезонина ей улыбался мужчина, да так широко, что напоминал циркового конферансье, приветствующего зрителей перед началом представления.
— Мистер Рази?
Она отступила назад, чтобы лучше разглядеть его. У хозяина галереи оказалось смуглое лицо, тоненькие усики и стильно причесанные черные волосы. Согласно информации, ему было пятьдесят с небольшим, но выглядел он старше. Бриллиантовая серьга в левом ухе говорила о том, что он все еще цепляется за воспоминания о бурной молодости и рок-н-ролле. В стерильной атмосфере галереи ярко-пурпурный костюм казался нереальным, словно бы его вмонтировали в кадр.
Не ответив, Рази направился к Дженнифер, и винтовая лестница загудела под его тяжелыми шагами. Он пожал ей руку и театрально поклонился; из-под манжеты накрахмаленной рубашки показались густые черные волосы, а кожа на лице была покрыта оспинами.
— Хадсон предупредил меня, что вы придете. — Он прижал ладонь к губам; его поведение и речь были удивительно наигранными. — Это было ошибкой с его стороны?
— Нет, хотя не стоило этого делать.
— Вы должны простить его. — Рази сложил руки словно в молитве, все пальцы были унизаны золотыми кольцами. — Он подумал, что я должен знать. В конце концов, это моя картина.
— Не важно, — пожала плечами Дженнифер, не желая заставлять Рази обороняться. — У нас у всех одна цель.
— Какая же?
— Выяснить, что происходит, и как можно быстрее.
— Именно! — Он улыбнулся, блеснув зубами, среди которых оказались и золотые. — Я надеюсь, этим утром вы не потратили напрасно слишком много времени?
— Что вы имеете в виду?
— Я проезжал мимо вас в восемь и в половине девятого. Вы надеялись увидеть что-то конкретное?
Дженнифер промолчала. Ее не столько волновало, что ее вычислили, как то, что Рази зачем-то понадобилось дважды проехать мимо собственной галереи, прежде чем зайти внутрь.
— Почему бы нам не присесть? — наконец предложила она.
— Конечно. — Рази кивнул на белый диван, стоящий в дальней части галереи под углом сорок пять градусов к стене. Дженнифер чувствовала жгучее желание поставить мебель ровно. Они сели, и Рази повернулся к ней, покорно сложив руки на коленях.
— Если не возражаете, я начну с нескольких вопросов.
— Вы очень красивы, агент Брауни, — улыбнулся Рази, и его ноздри слегка затрепетали. — Но полагаю, вы уже слышали это от многих мужчин.
Дженнифер уставилась на него немигающим взглядом. Она знала, что в его бизнесе способность читать мысли людей была главным инструментом. А как иначе убедить купить картину за сто тысяч при настоящей цене в пятьдесят? Этот комплимент был попыткой прощупать ее, понять, как вести себя с ней дальше и на что давить. Рази, несомненно, был хорошим актером, любившим застигать своих зрителей врасплох. Лучшим вариантом было не реагировать на комплимент.
— Когда вы купили эту картину?