Я встал и, подойдя к серванту, налил себе виски.
Паркеру удалось сесть, рукой он держался за челюсть. Он пристально смотрел на меня, лицо его вытянулось, побледнело, глаза налились злостью.
— Он лжет, — сказал Паркер Горману. — Я знаю, он лжет.
Горман вздохнул.
— Я надеюсь, что он лжет, — проскрипел толстяк.
— Сходите туда, проверьте, — сказал я. — Заодно посмотрите на останки двух охранников. Вы их убили, Горман.
— Плевал я на охранников, — сказал Горман. — Меня интересует пудреница. Зачем вы оставили ее в сейфе, услышав шаги?
— Только последний болван позволил бы задержать себя с пудреницей в руках, — спокойно объяснил я. — Если бы у меня обнаружили похищенную вещь, я получил бы гораздо больший срок. Я успел подумать об этом. Я мог забрать пудреницу, разделавшись с охранником.
— И все же, — произнес Горман, — вы могли пойти на риск и сунуть пудреницу в карман.
Неужели он думал, что я вернулся бы сюда с пудреницей? Или он считал меня круглым идиотом? Моя версия была исключительно удобной для меня. Даже будучи твердо уверенным в том, что я взял пудреницу, он не мог это доказать.
— Обыщите меня, — сказал я, — если это вас успокоит.
Горман кивнул Паркеру.
— Обыщи его, — сказал толстяк.
Паркер приблизился ко мне. Он был готов разорвать меня в клочья. Я чувствовал его горячее дыхание. Руки Паркера ощупали мою одежду.
— Ничего нет, — разгневанно произнес он. — Так бы он и явился с нею сюда.
— Послушайте, — сказал я, отходя от Паркера, — вы, конечно, огорчены. Вас можно понять. Но я-то тут при чем? Я следовал вашим указаниям. Я не виноват в том, что вы затеяли авантюру с бомбой.
Паркер повернулся лицом к Горману. Доминик был вне себя от ярости.
— Я тебя предупреждал — не связывайся с ним. Твердил тебе — нам не нужен человек с его репутацией. Ты знал, что он мошенник. Теперь ты видишь, в какое положение он нас поставил: мы не знаем, обманывает он нас или говорит правду. Нам неизвестно, погибла пудреница или она где-то спрятана.
— Не волнуйся, Доминик, — сказал Горман и посмотрел на меня. — Он прав, мистер Джексон. Мы не знаем, лжете вы или нет. Но мы это выясним.
Он вынул руку из кармана. Вороненый револьвер казался в его лапе игрушечным.
— Не думайте, мой друг, что я не выстрелю. Никто не знает о том, что вы у нас. Мы закопаем ваш труп в саду; пройдут годы, прежде чем его обнаружат, если это вообще случится. Поэтому не валяйте дурака.
— Я рассказал вам, что произошло. Хотите — верьте, хотите — нет. Револьвер тут не поможет, — произнес я.
— Присядьте, мистер Джексон, — миролюбиво предложил Горман, — и давайте все обсудим.
Он словно только что заметил Веду.
— Оставь нас, дорогая, обратился он к ней. — Нам надо потолковать с мистером Джексоном. Ты нам только помешаешь.
Она тотчас вышла. Без нее комната показалась мне опустевшей. Я прислушался к ее шагам, донесшимся с лестницы; уловив свист плети, я резко нагнулся. В голове у меня что-то взорвалось. Видно, я опоздал.
Незадолго до того, как Паркер нанес мне удар, я посмотрел на часы, стоящие на камине. Стрелки показывали десять минут двенадцатого. Когда я снова увидел перед собой циферблат, до полночи оставалось тридцать минут. Паркер лил воду на мое лицо. Я потряс головой и уставился на часы. Г олова раскалывалась, меня тошнило. Но больше всего меня беспокоило то, что я был привязав к креслу.
Горман смотрел на меня, застыв возле камина. Паркер стоял надо мной, держа в руке кувшин с водой; физиономия его перекосилась от злости.
— Ну, мистер Джексон, — еле слышно произнес Горман, — поговорим о пудренице. Если вы сами не захотите сказать нам правду, мы заставим вас это сделать.
— У меня нет новостей, дружище, — твердо сказал я.
— Ваш рассказ звучит неубедительно, — заявил Горман. — Такой сообразительный человек, как вы, никогда бы не оставил пудреницу в сейфе, уж коль он открыл его. Вы либо решили отбиться от охранника, не расставаясь с ней, либо спрятали пудреницу в комнате, чтобы забрать ее после того, как с охранником будет покончено. Вы ни за что бы не оставили пудреницу в сейфе, мистер Джексон.
Конечно, Горман был прав, но у него не было доказательств, поэтому я усмехнулся.
— Я оставил ее в сейфе, — сказал я. — Из-за бомбы я потерял рассудок.
— Ручаюсь, что вы скажете нам правду, — произнес он и направился в мою сторону.
Я следил за ним. Помните, я уже говорил о том, что чрезмерный интерес к женщине делает вас беззащитным простофилей. Только полный кретин мог вернуться сюда, сказал я себе, глядя на Гормана. Мне следовало сообразить, что отсутствие пудреницы разозлит его. Но тут я вспомнил о Веде и подумал: может, не такой уж я и болван.
Горман замер надо мной, глаза его напоминали мокрые камешки.
— Вы сразу скажете, где пудреница, или после того, как я слегка придушу вас, мистер Джексон?
— Я искал ее везде. Она превратилась в пыль, — ска-жал я.
Толстые пальцы легли на мой подбородок и шею.
Я попытался освободиться от его рук, но веревки крепко держали меня.
— Подумайте, мистер Джексон, — сказал он мне в ухо. — Где пудреница?
Я посмотрел на Паркера, который стоял теперь у камина. Он наблюдал за мной с улыбкой садиста на лице. Я собрал волю в кулак.
— Мне нечего добавить, приятель, — сказал я, приготовившись к адской боли. Я уже говорил: толстяку не составит труда сделать тах, что кровь брызнет из моих ушей. Это едва не случилось. Он ослабил усилие тогда, когда мне уже показалось, что голова моя вот-вот лопнет. Я сделал вдох и заморгал, пытаясь избавиться от мушек, поплывших у меня перед глазами.
— Где пудреница, мистер Джексон?
Голос его донесся откуда-то издалека, это меня испугало.
Я ничего не ответил, и он снова нажал на подбородок. Лучше бы он душил меня. Я почувствовал, что моя челюсть трещит под его пальцами; я словно тонул, задыхаясь в темноте. Наконец сознание покинуло меня.
Снова вода в лицо. Я вынырнул, хватая ртом воздух. Горман стоял рядом. Он тяжело дышал.
— Вы совершаете глупость, мистер Джексон, — произнес он. — Большую, большую глупость. Скажите, где пудреница. Я дам вам оставшуюся часть денег и отпущу вас. Я пытаюсь вести с вами честную игру. Где пудреница?
Я ругнулся, пытаясь вырваться из его рук; он снова надавил на мой подбородок. Я начал задыхаться, меня терзала боль, кости мои трещали. Наконец я снова отключился.
Когда я открыл глаза, часы, стоящие на камине, показывали десять минут первого. В гостиной было тихо. В углу комнаты горела настольная лампа. Не поворачивая головы, я огляделся. Возле лампы сидел Паркер, он читал книгу. Толстая сигарета свисла с его губ. Горман исчез. Возле Паркера на столе лежала обтянутая кожей дубинка с петлей для руки.
Я не подавал признаков жизни. Я понял: он ждет, когда я приду в себя, чтобы заняться мной. Моя шея ныла так, словно на нее свалилось здание Эмпайр-Стейт-Билдинг, нос кровоточил. Жизненных сил во мне было не больше, чем в трупе, от которого уже пошел душок.
Я услышал, как отворилась дверь; прикрыв глаза, я сидел неподвижно, как манекен в магазинной витрине. Я ощутил запах духов — Веда остановилась, чтобы посмотреть на меня. Затем она направилась к Паркеру.
— Тебе здесь нечего делать, — резко сказал он. — Что тебе надо? Ты должна уже лежать в постели.
— Он что-нибудь сказал? — спросила она.
— Пока нет, но скажет.
В его голосе было слишком много уверенности.
— Он пришел в себя? — спросила Веда.
— Понятия не имею. Иди спи.
Она снова замерла возле меня. Веда сменила белое платье на уже знакомые мне желтые брюки и рубашку. Девушка была бледна, глаза ее лихорадочно блестели. Мы посмотрели друг на друга, и она тут же отвернулась.
— Он без сознания, — сказала она Паркеру. — Вид у него неважный.
Мурашки пробежали по моей спине.
— То ли еще будет, когда Горман вернется. Тебе нечего тут делать.
— Где Корнелиус?
— Он отправился к Бретту разведать обстановку.
— Но что он сумеет выяснить? Там же наверняка полно полицейских.
— Откуда мне знать? — раздраженно выпалил он. — Ложись спать, я не хочу, чтобы ты крутилась возле него.
— Ты на меня не сердишься, Доминик?
Я медленно повернул голову, чтобы видеть эту пару. Она стояла около Паркера, ее тонкие пальцы играли дубинкой; Веда смотрела на Доминика.
— Нет, не сержусь, — сказал он. — Ложись спать. Ты здесь не нужна.
— Думаешь, он спрятал ее?
Паркер стиснул кулаки.
— Не знаю. В том-то и беда. Он нас обхитрил. Она действительно могла погибнуть. Сколько хлопот, и все напрасно. — Он сжал подлокотник кресла. — И как мог Корнелиус довериться этому проходимцу?
Веда лениво помахивала дубинкой.
— Но ведь Корнелиусу не удастся подойти к дому, верно? Не понимаю, зачем он ушел.
