Сюзанна почувствовала, как вся кровь бросилась ей в лицо, но постаралась вести себя так, словно ничего не случилось. Подойдя к женщине, организовавшей эту вечеринку, Сюзанна поблагодарила ее за прекрасный вечер и подала ей руку.
— Вы уходите?
— Я должна еще успеть в воскресную школу.
— Лукас уже ушел.
Сюзанна облизала пересохшие от волнения губы.
— Лукас? Ах да! Вы имеете в виду Лукаса Бойда? Он уже ушел? Должно быть, он тоже преподает в воскресной школе.
Конец фразы потонул в дружном хохоте. Видимо, к их разговору прислушивались многие из присутствующих. Сюзанна заставила себя изобразить на лице дружескую улыбку и направилась к двери, сопровождаемая шепотком и любопытными взглядами, но с гордо поднятой головой.
Абби догнала ее в дверях, когда Сюзанна, облегченно вздохнув, уже готова была скрыться в ранних октябрьских сумерках.
— Не сердись на Лукаса. Это моя вина, что так получилось. Прошу тебя, останься!
Сюзанна посмотрела на свою лучшую подругу и сказала:
— Не казни себя, Абби. Спасибо, что пригласила меня. — Высвободив руку, она быстро сбежала с лестницы. Ее машина стояла со стороны торца дома, за углом. Выбравшись на улицу, Сюзанна было вздохнула с облегчением...
Но, увидев свою машину, остановилась как вкопанная.
У машины стоял этот несносный ковбой.
Лукас боялся, что, как только Сюзанна увидит его около машины, она тут же бросится в противоположную сторону. А бежать за ней он не хотел — не надо, чтобы их видели вместе. Ему было просто необходимо поговорить с ней.
Однако женщина и не думала бежать. Она не торопясь шла к своей машине, опустив голову и глядя под ноги.
— Сюзанна, — негромко окликнул Лукас.
— Отойдите, пожалуйста, — сухо попросила она.
Еще чего! Никуда он не уйдет, пока не скажет все, что должен сказать.
— Я хочу извиниться перед вами. Я был вне себя от гнева.
— Что, кто-то осмелился ослушаться? — холодно спросила женщина.
Лукас не поверил собственным ушам: эта строптивица явно бросала ему вызов. А он-то настроился загладить свою вину! Его, как истинного джентльмена, мучила совесть, что он расстроил ее, может даже, довел до слез. Но ее холодность и вызывающий тон отбили у него всякую охоту каяться.
— Нет, — процедил Лукас сквозь зубы. — Но ваше поведение оставляло желать лучшего!
Она гордо вздернула подбородок.
— Мое поведение было безупречно.
— Вот как? Вы оставили меня посреди танцплощадки в глупейшем положении! — Он сжал кулаки и попытался взглянуть на нее сверху вниз, но это у него плохо получилось: он был лишь чуть-чуть выше ее.
— Женщина имеет право выбирать, с кем ей сидеть за столом, — возразила Сюзанна.
— Если б вы не ушли, я бы не завелся.
— И решили отомстить мне? Что ж, своей цели вы достигли, мистер Бойд!
Ее слова заставили Лукаса втянуть голову в плечи, будто Сюзанна ударила его.
— Что вы! У меня и в мыслях не было обидеть вас! Поверьте мне. Абби все допытывалась, чем я расстроил вас. Я в самом деле вас расстроил?
— Никому не хочется, чтобы о нем судачили, мистер Бойд.
— А до этого? Когда мы танцевали? Абби сказала, что я расстроил вас. — Он внимательно вглядывался в ее лицо, стараясь понять, что она чувствует. Губы у нее слегка дрожали. Если бы он так внимательно не всматривался, он никогда бы не заметил, какие они у нее мягкие и чувственные.
Сюзанна смотрела куда-то вдаль поверх его плеча.
— Я расстроилась, что высказала такое грубое предположение о вашей жене. У меня даже в мыслях не было сказать что-то обидное о ней или о вашем браке. Абби заметила, что я расстроена, и по-своему объяснила это. — Подняв на него карие глаза, Сюзанна тихо проговорила: — Простите, я была неправа.
Этого он никак не ожидал. По своему опыту Лукас знал, что женщинам нравится, когда мужчина признает себя виноватым. Но чтобы они сами признавали свою вину — нет, такого он не помнил. Ему показалось, что напряжение немного спадает.
— Благодарю вас, Сюзанна. Наверное, сегодня вечером мы оба оказались очень неуклюжи в манере общения. Не знаю, что ответить на ваше извинение, у меня в жизни никогда не было ни чего подобного. Он попытался улыбнуться, надеясь, что и она улыбнется в ответ.
Однако этого не произошло.
— Теперь, когда наш разговор закончен, не могли бы вы отойти от моей машины, чтобы я могла сесть за руль? — Он даже не знал, какое у нее при этом выражение лица, потому что она больше не поднимала глаз.
— Хорошо, медленно произнес он, пристально глядя на нее. — Но я думаю, что наш разговор еще не кончен.
В ответ Сюзанна вскинула на него тревожный взгляд карих глаз.
— Что вы хотите этим сказать? Нам больше не о чем разговаривать.
— Нет. Мы должны решить, как нам быть стой оплошностью, что я сегодня допустил. — Лукас скрестил руки на груди с таким видом, словно собирался простоять так хоть до следующего столетия.
«Неспроста же она извинилась передо мной, — думал Лукас, — может, она все-таки сменила гнев на милость?»
— Не надо ничего предпринимать, мистер Бойд. Абсолютно ничего! — услышал он решительный ответ.
— Может, вам стоит называть меня просто Лукасом? Раз уж все решили, что мы с вами спим вместе, глупо обращаться друг к другу так официально.
Сюзанна вздохнула.
— Тем больше причин сохранять дистанцию. И нам не нужно встречаться. Все должно оставаться как прежде, словно ничего не случилось. Вы больше не приходите ко мне в библиотеку, а я не стану и близко подходить к вашему ранчо. Видите, вопрос исчерпан.
Почесав в затылке, Лукас спросил:
— Вы еще не отказались от мысли завести ребенка?
— Конечно, нет!
— Представляете? Люди решат, что ребенок от меня. — На этот раз ему удалось перехватить ее взгляд, и он выжидал, как она отнесется к его словам.
— Если... если мы будем все отрицать, если нас не будут видеть вместе, я уверена, слухи прекратятся...
Губы у нее снова задрожали, и ему захотелось потрогать их, убедиться, что на ощупь они такие же мягкие, как казались на взгляд.
— Может быть, вы правы, — сказал он примирительно, желая успокоить ее.
— Я замерзла. Извините, мне пора домой.
Ему пришлось отойти. Будь на ее месте другая женщина, он бы предложил согреть ее. Но Сюзанна... Даже во время танца он чувствовал, как она напряжена. Не стоит усложнять их отношения. Лукас с удивлением обнаружил, что ему не хочется расставаться с ней.
Он вдруг понял, что без этой женщины его жизнь превратится в глухую тоску и одиночество.
Но образ Бет предстал перед его мысленным взором, и его робкое желание как-то облегчить свою участь бесследно исчезло. Он считал кощунством даже на мгновение допустить, что он обнимает другую женщину.
