Некоторое время я слушал только свое дыхание, затем голос произнес:
– Система охраны, является также системой жизнеобеспечения здания и всех лиц, находящихся в нем. Но вы проникли сюда с преступными намерениями и не попадаете под юрисдикцию данного вопроса. – Ответ прозвучал как считанный из инструкции параграф, машина даже сбилась несколько раз, словно впервые открыла брошюру с положениями должностных обязанностей и, завязая своими шестеренками в казенной неудобоваримости абзаца, поделилась со мной непонятной ей самой информацией.
Я задумался.
Следовало четче сформулировать свои мысли и доказать этому древнему дуралею, что я тоже являюсь гражданином, пусть и более отсталым.
– Ты способен следить за состоянием среды вне здания?
– Да.
– Там все нормально?
– Смотря что считать нормой. – Не придерешься. У этой машины определенно проблемы с самоидентификацией, и отсюда это почти человеческое стремление к иронии.
– В чем это заключается? – Поспешив, я задавал вопрос совершенно наобум, не соображая, как он может вывести бестолковый разговор в нужное мне русло.
Охранная система задумалась, на этот раз ненадолго, и вдруг напугала меня неожиданным предупреждением:
– Я сейчас снова газ пущу!
– Эй-ей-ей!
– Эй-эй-эй тут не работает, я на другой волне. Подача газа через пять секунд. Одна секунда. Две…
Я вскочил на ноги, не обращая внимания на остаточное головокружение и, выставив перед собой руки, поспешно затараторил:
– Подожди, подожди…
– Три…
– Подожди, говорю!
– Четыре…
– Ну, елки-палки! Нельзя же так! Сволочь…
Я зажмурился и приготовился услышать тихий нежный свист и увидеть легкий, как тюлевая занавеска, туман и упасть в нем замертво…
Обратный отсчет внезапно остановился, и – клянусь – я уловил где-то на границе слуха тоненький смешок, словно кто-то, сдерживая себя, чтобы не засмеяться в голос, прижимал свой рот ладонью. Я списал это на нервное возбуждение.
Голос ожил.
– Мне осталось сказать пять и включить подачу газа. Поэтому будь более точным в формулировках. Что тебя интересует?
Промокнув рукавом пот, я успокоился. Мне представилось, что где-то в недрах заброшенного здания в нагромождениях проводов и плат затаилось стародавнее, своенравное и очень соскучившееся по общению существо. Кто знает, как на нем отразились годы бездействия? Во всяком случае, его не нужно нервировать и пытаться обходить стороной рискованные темы.
Тщательно подбирая слова, я выдавил из себя вопрос, внутренне готовый к очередному искусственному обмороку:
– Меня интересует радиационный фон на улице и температура. – После пережитого шока я больше не мог придумать, что меня интересует, и поэтому ограничился только этими двумя показателями.
На сей раз ответ пришел без задержки.
– Радиационный фон превышает допустимые нормы на тридцать шесть целых пять десятых условных единиц в данный момент. Днем, в двенадцать часов пополудни, этот показатель увеличивается до трехсот пятидесяти. Температура сорок три и семь десятых по шкале Цельсия. Суточные колебания шестьдесят целых и пять десятых…
– Стоп, стоп, стоп! – оборвал я его. – Теперь подумай: способен ли человек находиться в этих условиях?
– Это малоприятно.
Слава богу, кое-чего я все-таки добился.
– У тебя есть инструкции по поводу спасения граждан?
– Есть, наверное, – неуверенно подтвердил голос.
– Что значит, наверное? – Я уже не сомневался, что машина совершенно сошла с ума, может, точнее, будет сказать, слетела со своих платиновых, или какие там у нее есть, катушек или что там у нее вместо этого?!
– Что значит граждан? – спросила машина.
Я растерялся.
– Это сложно, ты можешь мне помочь?
– Не сложнее чем помощь, которую я могу оказать.
– Перестань меня путать! У тебя есть инструкции?
– Да есть, есть!
Казалось, терпение механизма на пределе, и он еще, слово-два, взбунтуется, памятуя, к чему может привести неосторожно оброненная фраза, поэтому я поспешно добавил:
– Не горячись, ты можешь сопоставить факт моего нахождения здесь и наличием радиации вне здания?
В ответ голос промолчал, а я уселся на пол, по-турецки поджав под себя ноги, тихо недоумевая над тем, в каком ключе у нас происходят переговоры. Если бы мой учитель услышал меня сейчас, клянусь богом – он был бы удивлен.
– Ну? – не вытерпел я затянувшейся паузы.
– Я обработал твой запрос и пришел к выводу: твое нахождение в здании правомерно, так как является следствием попытки сохранить свою жизнь.
Я мысленно возликовал. Надо же – удалось добиться своего. Чертова жестянка! Правосудие разума вот-вот должно было восторжествовать. Как не радоваться такой удаче!
Далее стоило разузнать у системы охраны – где можно разжиться водой и провизией.
Не стоило ходить вокруг да около, поэтому задал вопрос прямо в лоб:
– В здании есть запасы провизии?
Некоторое время голос молчал, видимо, проверяя какую-то, только одному ему известную информацию, затем произнес:
– Есть.
– Замечательно!
– А чему тут радоваться? С момента последнего обновления программы прошло слишком много времени, данные о запасах могли устареть, как и сами запасы. Употребление их в пищу может привести к летальному исходу. Наверное.
– Скоро к летальному исходу приведет их полное отсутствие, – вздохнул я. – И это уже точно! Желудок уже к спине прилип.
– Я только предупреждаю.
– И на том спасибо.
– Не за что.
– Эй, а где что есть-то? – запоздало спросил я, но ответа не последовало.
Временами начинало казаться, что я общаюсь не с безликой программой охраны, созданной десятки лет назад, а с живым существом, обитающим где-то в глубинах этого железобетонного монстра и пристально следящим за каждым шагом непрошеного гостя, коим я, по сути, и являлся. Впрочем, я бы не особо удивился, узнав, что именно так все и обстоит. Вот и теперь мне почудилось, что эта чудаковатая система окончательно обиделась и отключилась, нарочно оставив меня в неведении в каком направлении продолжать поиски. Оставалось рассчитывать только на свои силы и на то, что программа не способна на розыгрыши.
Тем не менее я чувствовал себя гораздо лучше и морально и физически, скованность и боль в мышцах пропали, только небольшая слабость и головокружение остались при мне, да и те, скорее, от голода и жажды, нежели от действия газа. Я с сожалением допил остатки воды из пластикового пакета, поднял с пола разрушительного действия пистолет (к которому из опаски новой атаки пока что не прикасался), заткнул его за пояс и продолжил обследование здания. На этот раз уже в полной уверенности, что найду то, что мне необходимо.
Теперь, когда руки были развязаны и нудный голос охраны больше не докучал своими предостережениями и угрозами, я в полной мере мог развернуться на огромных просторах многочисленных коридоров, кабинетов и прочих помещений.
Не скажу, что за последующие несколько часов, потраченных на поиски, мне особо повезло; обшарив сотни квадратных метров здания, я нашел только кучу древних, покрытых паутиной и пылью питьевых аппаратов, именуемых в просторечье кулерами, около полусотни чайников, графинов и кувшинов различной масти и размера. К сожалению, – все они были давно пусты и бесполезны.
День подходил к концу и силы тоже; успокаивали только определенная безопасность нахождения в стенах «комитета» и неизведанные еще квадратные километры здания. Следовало спокойно выспаться и продолжить поиски. Все равно я уже безнадежно отстал от банды грабителей, чтобы сломя голову бросаться на их преследование. Трезвый расчет и подготовка к предстоящему походу – вот что стало первостепенной задачей.
Утро вечера мудренее, решил я и, расположившись в одном из кабинетов на большом кожаном диване, направил пистолет на дверь и постарался заснуть. Это оказалось не таким уж и легким делом: сон витал надо мной, едва касаясь своим крылом. Я погружался в тревожную бездну сновидений и вновь всплывал на поверхность. В этом были виноваты сотни мыслей, что без устали приходили в мою бедную голову. Все они в основном сводились к одному и тому же: жажде, голоду и чувству долга. Меня словно взнузданного рысака принуждали нестись карьером вонзенные в бока шпоры, не давая перейти на спокойный аллюр и отдышаться.
Одни мысли я отталкивал от себя, другие, наоборот, словно пастух заблудшую овцу, подстегивал и понукал примкнуть к стаду. Все это настолько перепуталось, что я уже не мог понять, что для меня важно, а что второстепенно. Я отчаянно боролся, пытаясь разобраться в этом шумном разбредающемся и неподвластном мне блеющем на разные лады стаде, пока не проснулся, понимая, что все это просто сон, навеянный дневными переживаниями, просто эмоциональная шелуха, от которой следует как можно быстрее избавиться, пока она не избавилась от меня.
