вермутом растеклось под кожей, закололо кончики пальцев. По губам поползла блудливая улыбка.
— Хорош лыбиться! — Тут же пихнул его локтем следователь.
Полковник обернулся, смерил Хиддена безучастным взглядом.
— Я смотрю, энтузиазма поприбавилось, — хмыкнул он. — Что ж, Полана Сагаль, тридцать три года, доктор нейробиологии. Специализировалась на моделировании сканов личности. В Творецке не используют настоящие имена, считая это небезопасным, поэтому в Городе Полану знают как доктора Сагу. Мы также выяснили, что доктор Стельман до сих пор жива и занимается научной работой под именем Сталь. Больше личностей находящихся там людей установить не удалось.
— Что за научная работа? — спросил Хидден.
— Вот это тебе и предстоит выяснить, — шёпотом вклинился следователь, и язвительно добавил: — Ден.
— Если мы правильно поняли сообщение Инвара, — полковник поднялся со стула, прошёлся по тесному кабинету, — Город выращивает не только дома, трубы, фонари, но и каких-то… грифонов. Мы не знаем, с чем имеем дело. Возможно, эти грифоны разумны. Возможно, это оружие. Мы не успели ничего выяснить — связь с Инваром прервалась. За четырнадцать месяцев не пришло ни одного сообщения. Мы даже не знаем, жив ли он. И это ты тоже должен будешь нам сообщить. Его позывной в Творецке — «Варвар».
— Каким образом мне передавать сообщения? — Хидден тоже встал, чтобы не задирать на полковника голову.
— В Творецке кормят в общей столовой — только там есть холодильные камеры, газовые плиты и прочая необходимая техника, оставшаяся ещё с былых времён. Работают, потому что…
— Плесень проросла и в них?
— Именно. Но жители заказывают себе и что-то нескоропортящееся из «внешнего мира», чтобы употребить это дома. Включишь в свои списки пиво «Чёрный шмель», оно продаётся в тёмной стеклянной таре. В пустую бутылку положишь сообщение, закроешь крышкой, выбросишь её в мусор. Биоразлагаемый уничтожает сам город. Остальной вывозят вместе с паллетами с benedicat acutifolia. Дальше мы разберёмся. И, Ден… — полковник осёкся, словно не был уверен в том, стоит ли продолжать, но всё-таки сказал: — будь осторожнее. Многие жители на стороне города.
Хидден кивнул. Ознобистые пальцы подступившей тревоги нервно пересчитали его позвонки.
— А если вам понадобится передать мне сообщение?
— Это вряд ли.
— Но если вдруг понадобится?
Полковник задержал на Хиддене холодный взгляд, заложил руки за спину и бесстрастно ответил:
— Проверяй обратную сторону этикетки своего пива.
Глава 7
Нынешний лабораторный комплекс Творецка мало походил на лабораторию, построенную здесь изначально. Раньше это было трёхэтажное здание в виде буквы «П», состоящее из двух корпусов. Сейчас Город отрастил на их стыке «каланчу» в двенадцать этажей, увенчанную открытой площадкой — «аэродромом» для грифонов, который пока не использовался. Уровнем ниже находилось круглое помещение со стеклянными стенами — Грифоний зал. Два этажа под ним пустовали, а остальные занимали лаборатории и кабинеты. Один из трёхэтажных корпусов переоборудовали под столовую; второй, наполовину обрушившийся, частично ещё служил по назначению, но основная часть научной работы велась в Каланче.
Сага вошла внутрь, пропустив мимо ушей приветствие добродушного охранника, быстрым шагом миновала небольшой холл. Лифт в Каланче отсутствовал, приходилось подниматься пешком по полутёмной лестнице. Вдоль неё, по бетонным стенам, в свете неярких ламп тянулись блёклые надписи, похожие на граффити: будто бы сделанные разной рукой и в разное время. Они и правда проступали на стенах по очереди и отличались цветом, размером, начертанием и толщиной линий. Но все они состояли из неизвестных символов, схожих с руническими. Такие же, только не нарисованные, а высеченные, появлялись на железных грифоньих перьях, когда грифоны входили в возраст «рождения». Прочесть письмена не удавалось. Или просто в Творецке не оказалось того, кто смог бы их расшифровать.
Между десятым и одиннадцатым — двумя пустыми этажами, в которых, как всегда, клубился пыльный бетонный мрак, Сага остановилась, села на ступеньки. Она могла войти в Грифоний зал без заминки — словно с разбегу прыгнуть в полынью — лишь в рабочее время, когда шла туда не одна. Когда шла туда работать. В такие моменты, как сейчас, в одиннадцатом часу вечера, в одиночестве, сил требовалось больше. Сил и храбрости. А может, их требовалось больше потому, что не работать Сага приходила в Грифоний зал лишь тогда, когда ей становилось совсем невыносимо, а уснуть не помогало даже выручающее в остальные ночи красное полусухое.
…Стеклянные двери с лёгким шелестом разъехались в стороны, по окружности зала сразу же загорелись белые лампы, инеем высеребрив острые, поблёскивающие голубоватой сталью перья. Грифон лежал в центре зала, прямо на полу, подобрав под себя задние лапы и спрятав массивный клюв меж вытянутых передних, прижав к голове похожие на совиные «уши».
В основании шеи перья топорщились, и из-под них торчал не до конца утопленный в паз — деактивированный — модуль памяти: чёрный чемоданчик размером с толстую книгу. По его ребру белой краской вилась тонкая надпись: «Варвар, функциональный скан 15.03.66 г., версия 2.0 от 23.11.66 г.». По длинному грифоньему хвосту с железным, по-скорпионьи заострённым набалдашником- «кисточкой» шла сделанная человеческой рукой гравировка: «Унн-Харибда-Тин-Уран».
Сага помедлила, стоя в шаге от железного зверя, сунула руки в карманы расстёгнутого белого халата, который по привычке накинула поверх спортивной майки и узких джинсов при входе в лабораторию, качнулась с пятки на носок. Потом подошла к грифону, легонько прикоснулась пальцами к прижатому «ушку». Металл куснул холодом. Грифон приоткрыл один глаз, переложил голову щекой на лапы, чтобы видеть стоящую сбоку от него Сагу. Он догадался, что это она — больше никто не навещал его так поздно. От зрачка грифона до края его радужки несколькими ветками выстрелила синяя молния и, подрагивая, пошла неспешными хороводами. Плотно сложенные на спине крылья шевельнулись, приподнялись. Одно из них приоткрылось, потянулось, лязгнув по бетонному полу остриями перьев, и застыло в полузакрытом виде, неуклюже оттопырив плечо.
Сага дёрнула уголком губ, присела на подставленное ей крыло, вновь сунула руки в карманы халата и уставилась на мыски своих потёртых «казаков». Грифон как будто вздохнул и блаженно прикрыл стеклянный глаз: умел бы мурлыкать — замурлыкал бы.
Модуль памяти — человеческий разум грифона — был отключен, и Сага знала, что сейчас это не Варвар, а только Унн-Уран — всё та же «гадючья Плесень», управляющая простейшими реакциями грифона. Но когда он, глядя слишком осмысленно для грифона с деактивированным модулем памяти, вот так подставлял ей своё железное плечо, сжимая острые маховые перья в тугой веер, чтобы Сага не поранилась, в глубине её сердца, холодной и каменной, словно дно пересохшего колодца, вздрагивало что-то живое. Она ненавидела себя за те отголоски щемящей нежности, которые зажигал в ней Унн-Уран. Но лишь они помогали сделать ещё один вдох в такие ночи, как эта.
— Прости, —
