– Да, – буркнул парень.
– Как вы вычислили, где мы живем?
– Барсуков послал за вами одного мальчишку проследить. Сначала мы вас около Дома печати пасли, а потом за вами потихоньку на машине поехали. Когда поняли, что вы идете сюда, решили опередить вас и встретить в подъезде. Выяснили, что живете вы на третьем этаже. Ну и решили, что вы пешком пойдете. На всякий случай встали на втором этаже, чтобы успели догнать, если вы поедете лифтом.
– Так... Все ясно, – сказал Дынин. – Надо его оформлять. Седой, застегни ему ширинку, а то ребята из опергруппы подумают, что мы тут гомики какие-нибудь.
Дынин созвонился с милицией и, объяснив ситуацию, вызвал оперативников. Через двадцать минут в квартиру позвонили, и на пороге появились милиционеры. Они оформили задержание, и Дынин уехал вместе с ними в отдел.
Было уже за полночь, когда мы с Седым практически прикончили все имевшееся у нас пиво. Позвонил Дынин и сообщил, что задержан второй мясник, участвовавший в нападении на нас. Дынин также сказал, что утром будет готова санкция на арест директора рынка, так как показаний его подопечных для этого вполне достаточно.
Я поблагодарил Дынина за информацию и помощь в задержании преступников, покушавшихся на нас, и положил трубку.
– Интересно будет узнать, – сказал Седой, – что этот торгаш запоет на допросе. Я так думаю, что следствие нападением на наши личности не ограничится. Наверняка его будут «раскатывать» по делу Бомберга. Похоже, что у следствия появилась серьезная зацепка.
– А ты знаешь, – сказал я после некоторого раздумья, – мне кажется, эта линия все же бесперспективна. Уж слишком все очевидно получается. Слишком все прямолинейно. Мне почему-то кажется, что Барсуков в убийстве Бомберга не замешан.
– Интересно, что же навело тебя на такую мысль?
– А то, что человек, который это делал, был бы, наверное, более подготовлен ко всему, что за этим последует. В том числе и к нашему визиту. Я думаю, что человек, который заказал убийство, принял бы нас радушно, по максимуму высказывая заинтересованность в раскрытии этого преступления. И уж будь спокоен, он наверняка бы не посылал своих громил, чтобы просто припугнуть нас. Он бы высчитал все наши ходы и, если бы понял, что мы представляем опасность, послал бы не громил, которые должны были бы пощупать морду, а нормальных киллеров.
– Ну а если предположить, что он просто очень нервничает и готов реагировать на любую, пускай даже малейшую опасность?
– Шансы у этой версии есть, но они невелики, поскольку человек, заказывающий убийство, как правило, просчитывает максимальное количество вариантов развития событий и ведет себя очень осторожно. И уж по крайней мере, не будет себя подставлять так глупо подобными необоснованными наездами. Потому что он рискует слишком многим. Барсуков же, посылая громил, видимо, не чувствовал за собой такой опасности. Из этого можно сделать вывод, что убийца не он.
– Ну, может, ты и прав, – согласился Седой. – В любом случае менты получат возможность доложить начальству, что они напали на серьезный след в этом деле. И второе, что для тебя тоже немаловажно – менты займутся разработкой Барсукова сами, и тебе можно на это не отвлекаться. Единственное, что для меня непонятно, – какой версией теперь заняться тебе.
– Это и я бы хотел знать, – вздохнул я.
– Но, в конце концов, все решать тебе. Ты же у нас гениальный сыщик. – Седой взял банку пива и сказал: – Последняя...
Я резким движением вырвал банку из его рук.
– Погоди... Ты себе еще купишь, когда домой пойдешь. А эту мне на утро оставим.
– Намек понял. Сваливаю домой.
Седой поднялся, схватил свой пиджак и, пошатываясь, пошел к выходу.
– Завтра увидимся в редакции, коллега, – произнес он, захлопывая дверь.
Я плюхнулся на диван, закрыл глаза и попытался поразмышлять о том, какие, собственно, версии расследования я мог отрабатывать параллельно милицейским. Но, похоже, я настолько накачался пивом, а события прошедшего дня были столь насыщенны, что я, повернувшись на бок, заснул.
ГЛАВА 5
Все мое подсознательное восприятие газетной жизни воплотилось в образе огромной комнаты, сплошь заставленной столами, которые были оборудованы компьютерами и телефонами. По этой комнате взад-вперед как заведенные бегали, кричали, сталкивались друг с другом люди. Кто-то тряс бумагами перед лицом другого, кто-то орал в трубку телефона. Девушки переносили от стола к столу листки с информацией и свежие гранки газетных полос. Люди постоянно спотыкались о какого-то человека, который сидел на полу и работал на переносном компьютере. Двое мужчин разложили на полу только что сверстанные полосы и активно спорили друг с другом, где какая информация должна располагаться.
Я стоял посреди этой ужасающей, нервирующей и одновременно завораживающей круговерти. Во мне постоянно боролись два желания: первое – немедленно покинуть эту вакханалию, второе – несмотря ни на что, остаться. Побеждало второе, так как интерес ко всему происходящему был гораздо сильнее.
Неожиданно среди этой суетящейся толпы я заметил человека в очках, съехавших на нос. В нем я узнал своего нового знакомого, некоего Евгения Чуева. Мое внимание к этой персоне привлекло то, что в руках он держал большой кусок мраморной плиты. Я вгляделся и увидел в верхней части куска плиты надпись, сделанную золотистыми буквами на темной поверхности:
«ЭПИТАФИЯ». ГАЗЕТА ДЛЯ ВЕЧНЫХ ОПТИМИСТОВ».
Кроме того, на доске значительную площадь занимал портрет Александра Бомберга, обрамленный каким-то текстом, видимо, некрологом.
Чуев смотрелся белой вороной в толпе, так как его из-за подобного оригинального средства массовой информации в руках все старались обходить стороной. Однако он упорно пытался заговорить то с одним, то с другим. Его собеседники понимающе кивали головами, но тут же, ссылаясь на занятость, отходили. Наконец Чуев подошел к креслу, где вальяжно сидела, заложив ногу на ногу, Лена Капитонова. Как только Чуев приблизился к ней, Лена выпрямила спину. Она внимательно посмотрела на мраморную плиту, и на глазах у нее выступили слезы. Утерев глаза платочком, Лена этим же платочком протерла плиту и, показав пальцем на наручные часы, что-то сказала Чуеву, вскочила и выбежала из комнаты.
Заметив меня, Чуев направился в мою сторону, скорбно улыбаясь. Не знаю почему, но от напряжения я вдруг занервничал, в горле у меня пересохло, и, проглотив ком, я приготовился к чему-то неприятному. Но Чуев, улыбаясь, прошел мимо.
Я обернулся и увидел, что он подошел к столу, где сидела Тамара Тарасова. Я узнал уже знакомый мне булькающий голос Чуева:
– Томочка, я тут подумал, посоветовался с людьми и решил, что его лучше оставить тебе...
И положил мраморную плиту ей на стол.
Следующий момент поразил меня еще больше. В отличие от всех предыдущих собеседников Чуева начальник отдела информации Тамара Тарасова не стала от него отбрыкиваться, ссылаясь на нехватку времени и занятость. Вместо этого она взором, исполненным тоски, молча уставилась на фотографию Бомберга и даже не заметила, как Чуев, тихо пятясь, отошел от стола.
Просидев без движения еще минут пять, Тамара наконец закрыла глаза и тяжело вздохнула. После чего потерла руками виски, раскрыла дверки стоящего рядом со столом шкафа и, с некоторым усилием оторвав плиту от стола, убрала ее в шкаф. И тут над моим ухом зазвонил телефон.
В отличие от всех звонков редакции он звонил наиболее громко и настойчиво. Я протянул руку к телефону и, подняв трубку, спросил:
– Алле?
В ответ послышался дынинский голос:
– Вовка! Ну... Ты проснулся, что ли?
Я раскрыл глаза и с удивлением понял, что я проснулся и держу в руках реальную телефонную трубку и говорю с капитаном милиции Дыниным в реальном мире.
– Кажется, да, – ответил я.
– Вовка, мы с утра сегодня взяли Барсукова. Ты должен будешь прийти вместе с Седым в милицию дать показания как потерпевший.
– Хорошо, – сказал я. – А сколько времени?
– Восемь тридцать, – по-военному четко произнес Дынин.
Я положил трубку и с огромным усилием воли поднялся. Тело болело от нанесенных мне вчера побоев, во рту ощущалась неимоверная сухость, а состояние головы не выдерживало никакой критики. Я отправился на кухню, достал из холодильника затыренную банку пива и серьезно облегчил себе жизнь.
Позавтракав на скорую руку, я направился в редакцию, где в таком же плачевном состоянии застал своего приятеля Леню Борисова по кличке Седой.
– Ну что, ковбой? – спросил Борисов, отрывая седую голову от рук. – Ты еще в седле?
– Куда деваться, – тяжело вздохнув, ответил я. – Жизнь заставляет. Тебе Дынин звонил?
– Звонил, – хмуро сказал Седой. – Опять в ментуру надо идти, показания давать. Он сообщил, что Барсукова уже взяли в оборот и вовсю трясут.
– Ну тогда поехали, не будем откладывать это дело в долгий ящик.
