Несмотря на материальное благополучие, жилось евреям в Йемене, по словам В. Шнейдерова, непросто. Они обязаны были носить «отличную от арабов одежду» и пейсы; уступать им при встречах дорогу; «обгонять их только с правой стороны». Евреи не имели права иметь при себе оружие и ездить на лошадях, а в городах — даже на ослах и мулах. Им не разрешалось сидеть в присутствии мусульман. Занимать какие-либо чиновничьи должности они не могли, но вот торговать — сколько угодно. Сам имам Яхья, владыка Йемена, о котором В. Шнейдеров отзывается как о богатейшем человеке в своем королевстве, крупнейшем землевладельце и маститом купце, и тот не гнушался вести торговые операции «через своих королевских евреев» — опытных коммерсантов и банкиров из Карйа ал-Йахуди.
Никаких статистических данных о бюджете королевства В. Шнейдеров, как ни пытался, собрать не смог. Все деньги поступали непосредственно в кассу имама, в том числе «налоги с урожая (10 %), с золотых украшений, с наличного капитала», а также «подушный налог с евреев» и особый торговый налог с купцов-евреев — от одного до четырех талеров в год («сообразно с имущественным положением коммерсанта»). Все ценности и сокровища страны хранились в подземельях дворца правителя, «в кованых железом сундуках». В собственном монетном дворе имама чеканили «медную и серебряную разменную монету». Основной денежной единицей Йемена считался серебряный талер Марии Терезии (38*)
Одной из самых запоминающихся сцен повседневной жизни Саны прошлого европейские путешественники и негоцианты назвали пятничные посещения имамом главной мечети города. Великий исследователь «Острова арабов» Карстен Нибур (1723–1815), к примеру, наблюдавший в 1763 г. за церемониалом возвращения имама из мечети во дворец после пятничной молитвы, отмечал в своем «Описании Аравии», что подобного зрелища он нигде больше не видывал. Имама, облаченного в парадные одежды, сопровождала огромная свита. Она включала в себя всех принцев, не менее 600 знатных и богатых людей Саны, а также военных и гражданских чиновников городской администрации. По обеим сторонам имама, «справа и слева от него», шли «богато убранные гвардейцы». На верхушках древков знамен, которые они держали в руках, имелись небольшие деревянные сундучки. В них, как рассказывали К. Нибуру горожане, хранились амулеты, обладавшие силой даровать имаму, во что он свято верил, силу и богатство, процветание и непобедимость. Позади имама и принцев следовали слуги с огромными раскрытыми зонтами, защищавшими членов королевского семейства от солнца. По бокам пышной процессии и сзади нее двигались всадники, «беспрестанно паля из ружей в воздух» (39).
Гарем имама Йемена в начале 1800-х годов насчитывал, к слову, 400 абиссинских наложниц; дворцовая охрана состояла из 600 конных и 300 пеших гвардейцев.
Наблюдениями о том, как проходила пятничная молитва имама в соборной мечети Саны, но уже в 1929 г., то есть спустя 166 лет после Нибура, делится в своих заметках о Йемене и В. Шнейдеров. Городская площадь, всегда днем «многолюдная и крикливая», пишет он, перед выходом имама из мечети замолкает. «Войска берут на караул». Из-под крытой галереи мечети «вываливается толпа телохранителей». За ними, «прикрытый от солнца шелковым зеленым зонтом с золотой росписью», выходит имам. По правую руку от него — визирь; тут же — министр иностранных дел. Вслед за имамом и сановниками выкатывает «людская волна в ослепительных чалмах». Лица мужчин украшают бороды, черные и седые. К ступеням мечети подают «единственную в Сане карету», приобретенную в Лондоне для имама известным местным купцом-англичанином. Имам садится в карету. Гремит военный оркестр, колышутся знамена. Впереди телохранители; за ними — правитель в карете, сопровождаемый «виднейшими сановниками, едущими верхом на породистых лошадях». Далее — отряд всадников, личная гвардия короля. За ними — отряды регулярных войск местного гарнизона и артиллерия. По бокам пышной процессии — жандармы (39*).
Численность регулярной армии, согласно информации, полученной В. Шнейдеровым от министра иностранных дел Рагиба-бея, «составляла 30–35 тыс. чел.»; в случае объявления войны имам в течение нескольких суток мог собрать «100–150 тыс. стрелков». Сам Рагиб-бей, турок по национальности, «дипломат французской школы», каким его рисует В. Шнейдеров, был когда-то, «очень давно», одним из секретарей турецкого посольства в «старом Петербурге». Затем служил послом «старой Турции» (то есть до прихода к власти младотурок) в Сербии. Свободно говорил по-французски; помнил несколько слов и выражений по-русски.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})
Заслуживает упоминания интересное сообщение В. Шнейдерова насчет действовавшего в Йемене в 1929 г. «института заложников» (рахина), считавшегося, как и в далеком прошлом, одним из эффективных инструментов «по обеспечению спокойствия в стране». Тюрьмы Йемена, свидетельствует В. Шнейдеров, посещавший некоторые из них, были «переполнены заложниками из семей шейхов племен», крупных феодалов-земледельцев, коих насчитывалось тогда в стране «около двух тысяч».
Йемен, повествует в своем географическом сочинении «Таквим ал-булдан» знаменитый арабский историк и географ Абу-л-Фида’ (1273–1331), — «страна широкая и огромная. Причина, почему ее назвали Йеменом, заключается в том, что для лиц, находящихся в Мекке и стоящих лицом к востоку, она лежит по правую руку» («йа- мин» в переводе с арабского значит «правый»; правая сторона у арабов — счастливая, отсюда и еще одно название Йемена — Счастливая земля). Сан’а (Сана) очень «походит на Дамаск, и обилием воды, и множеством древесных насаждений». Здесь некогда размещалась резиденция йеменских царей. Замок-дворец их с древним языческим храмом внутри возвышался на большом холме Гумдан, давшим название и самому замку (дворцово-храмовый комплекс Гумдан, вошедший в предания племен Южной Аравии, разрушили по указанию халифа ’Усмана) (40).
Возвращаясь к начатому выше разговору об истории еврейского народа в Аравии, следует сказать, что самые ранние гонения на иудеев (ал-йахуд) в исламе имели место еще при жизни Пророка Мухаммада. Наиболее жестким из них подверглись евреи Хайбара, выступившие на стороне мекканцев во время их «мединской кампании» против Мухаммада. Толчком к началу этих гонений, развернувшихся после захвата мусульманами Хайбара (628 г.), крупного торгового центра Аравии прошлого, где проживала многочисленная еврейская община, стала дерзкая попытка девушки-иудейки по имени Зайнаб умертвить Посланника Аллаха поданным ему на обед «мясом, пропитанным ядом». Вкус блюда показался Пророку странным, и Мухаммад сразу же выплюнул взятую в рот пищу. А вот мусульманин ал-Бишр, обедавший вместе с Пророком, мясо съел — и тут же скончался. Виновницу случившегося, Зайнаб, потерявшую в сражении за Хайбар мужа и брата, и решившую отомстить за смерть родных убийством Мухаммада, отдали на суд родственникам умершего мусульманина (41).
Овладев Хайбаром, мусульмане евреев не пощадили. Вырыли на центральном рынке города несколько глубоких рвов, куда и побросали обезглавленные тела захваченных в плен мужчин-иудеев. В работах историков говорится, что насилие, учиненное мусульманами над евреями, длилось весь день и часть ночи. И что явилось оно следствием того, что не сдержали они своих обязательств и нарушили достигнутые с мусульманами договоренности о мире.
После взятия Хайбара и случившегося там инцидента, связанного с попыткой отравить Пророка, отношение мусульман к евреям в целом изменилось кардинальным образом. Их обложили тяжелыми налогами. Обязали, сталкиваясь на улицах с арабами, опускать лица. Повелели, чтобы в местах проживания арабов в землях ислама они селились впредь исключительно на окраинах, и только в отдельных от арабов кварталах. Распорядились, чтобы воду отныне иудеи брали только из «своих колодцев»; и к источникам мусульман не приближались (42). Тогда же убили (во сне, как рассказывают) «острого на язык», популярного среди иудеев-хайбарцев еврейского поэта-старца Абу Афика. Причиной тому послужили его едкие эпиграммы на Пророка, сподвижников (мухаджиров) и приверженцев-последователей (ансаров) Посланника Аллаха.
