новые иммигранты имели достаточные финансовые средства, их жизнь в Иерусалиме едва ли была бы легкой. Иерусалим — некогда древняя столица, а к этому времени провинциальный турецкий город с 17 тыс. населения, теснившегося в пределах средневековой крепости, влачил свое существование в грязи и разрухе. Никаких санитарных мер здесь не предусматривалось и не принималось. Год за годом в городе свирепствовали эпидемии тифа и дизентерии. Тем, кто все-таки решил поселиться здесь, оставалось только смириться с теснотой и скученностью. Городские ворота в сумерках запирались, и запоздалые путники должны были проводить ночь под открытым небом, рискуя стать добычей бедуинских разбойников. Особенно тяжелой и опасной была в Иерусалиме жизнь евреев. Ашкеназы принимали меры для самозащиты, строя дома вплотную друг к другу, замкнутыми четырехугольниками. Большая часть их находилась в квартале Хурва — там сохранились развалины поселения, основанного в XVIII в. рабби Иегудой Хасидом Галеви. Как правило, кварталы принадлежали определенным европейским общинам, которые обеспечивали существование их жителей. Так, иммигранты из Варшавы получали субсидии от варшавского колеля[68], переселенцы из Вильно — от виленского колеля, евреи из Венгрии — от мадьярского колеля и т. д.
Так или иначе, лишь немногие евреи в Палестине и, в частности, в Иерусалиме могли прокормиться самостоятельно. В истории сионизма вся еврейская община того времени в Эрец-Исраэль именуется га-ишув га-яшан — “старый ишув”. Этот ишув, состоявший из людей, вдохновлявшихся исключительно религиозной целью — жить, молиться и умереть на Святой земле, — находился в полной зависимости от благотворительности евреев за пределами Палестины. В 1860-х гг. регулярно собиравшиеся и распределявшиеся подаяния, известные как халука[69], составляли около трети общего дохода палестинских евреев и 50 % дохода иерусалимских. По свидетельству Людвига Августа Френкеля, в 1856 г. из всего шеститысячного еврейского населения Иерусалима лишь 47 человек занимались торговлей и около 150 были ремесленниками.
И все же, несмотря на ограничения, условия жизни в Палестине во второй половине XIX в. постепенно улучшались. Во всяком случае, наблюдался определенный прогресс в общественной безопасности — появилась даже возможность передвигаться по Палестине без оружия. В 1869 г. через горы была проложена первая дорога между Яфо и Иерусалимом. Экономическое развитие обеспечивалось растущими капиталовложениями христианских религиозных организаций и еврейских филантропов; совершенствовались приемы земледелия. В это время еврейское население, пользуясь покровительством европейских консулов и принимая участие в расширении контактов с Европой, выросло с 5–6 тыс. человек в 1800 г. до 17 тыс. в середине XIX в., а к 1881 г. превысило 25 тыс. человек. Около 9 тыс. поселенцев проживало в Тверии, Цфате и Хевроне. Меньшие по численности еврейские колонии были в Яфо и других населенных пунктах. В Иерусалиме ашкеназы и сефарды составляли более половины населения. За немногими исключениями, эта община оставалась пассивной, косной и замкнутой; существуя за счет помощи извне, она пребывала в оцепенении, живя неясными воспоминаниями и древними преданиями.
Старый ишув пробуждается
Не все, однако, было столь безнадежно в жизни старого ишува. Начиная с 1830-х гг. то и дело предпринимались попытки активизировать еврейское население Святой земли. Первым этим занялся самый почитаемый еврей прошлого столетия сэр Мозес Монтефиоре, жизнь и судьба которого тесно переплелись с золотым веком еврейской эмансипации. Богатый лондонский финансист, Монтефиоре был удостоен в Англии рыцарского титула за свою неустанную филантропическую деятельность. Немалую долю энергии и средств он обратил на пользу своим единоверцам, рассеянным по миру. Дожив до 101 года, Монтефиоре много раз выступал в защиту евреев — перед двумя русскими императорами и перед двумя турецкими султанами, перед прусским королем и перед персидским шахом, перед вице-королем Египта и марокканским султаном, не говоря уже о множестве принцев, прелатов, дипломатов и политиков.
Главной целью деятельности Монтефиоре было создание жизнеспособной еврейской общины в Палестине. Ортодоксальный еврей, вдохновляемый верой в возрождение избранного народа на Святой земле, он семь раз побывал в Палестине между 1827 и 1875 гг., чтобы способствовать этому. С самого начала он считал, что решение фундаментальной проблемы укоренения евреев в Палестине заключается в пробуждении их творческой и жизненной активности, направленной на самостоятельную жизнь. Поэтому Монтефиоре договорился в 1838 г. с Мухаммадом-Али, вице-королем Египта и (в то время) правителем Сирии и Палестины, о приобретении земель, на которых евреи могли бы спокойно жить и трудиться. Однако дело все время тормозилось корыстными турецкими и египетскими чиновниками, и Монтефиоре так и не удалось заручиться разрешением на создание крупных поселений. Зато он добился определенных успехов в создании ссудных фондов и лечебниц для неимущих евреев, а также в покупке предназначенных для евреев небольших земельных участков за пределами тесного и грязного Иерусалима, в частности в других районах Палестины. Каждый раз, приезжая в Палестину, Монтефиоре организовывал что-то новое: основывал в Иерусалиме школу для девочек, где они обучались домоводству; давал средства для постройки ветряной мельницы, чтобы обеспечить потребность ишува в муке; открывал благотворительные склады на деньги, предоставленные им самим и другими состоятельными евреями.
Впоследствии почтенный филантроп признавался, что недооценивал трудности превращения обитателей гетто и пассивных верующих в деятельных фермеров и рабочих. Однако влияние Монтефиоре все-таки сказывалось на экономической жизни в Святой земле. По его инициативе в 1855 г. группа иерусалимских евреев купила землю, на которой сорок лет спустя возникло поселение Моца. Благодаря Монтефиоре французский государственный деятель Адольф Кремье[70] тоже занялся проблемами палестинского еврейства. В 1870 г. Альянс, президентом которого был Кремье, создал Микве Исраэль, первую еврейскую сельскохозяйственную школу в Палестине. Постепенно события в Святой земле заставили евреев, живущих там, не рассчитывать исключительно на халуку. Во время Крымской войны Палестина была блокирована и отрезана от европейских благотворительных фондов, в результате чего над ишувом нависла угроза гибели. Именно тогда многие, в том числе и ортодоксы, осознали, что их детям придется либо трудиться, либо умирать с голоду. Поэтому в 1856 г. несколько десятков еврейских юношей поступили учиться в школу Лемеля. Это учебное заведение было незадолго до этого открыто в Иерусалиме на средства, полученные по завещанию австрийского еврея — промышленника Симона фон Лемеля. Программа его включала и общеобразовательные, и религиозные предметы. Тем не менее ашкеназский раввинат Иерусалима, опасаясь возможного вольнодумства тех, кто получал в школе светское образование, пригрозил отлучением семьям, пославшим туда своих детей. Угроза подействовала на ашкеназов, и какое-то время в школе учились только сефарды. Несмотря на эту неудачу, нашлись другие люди, убежденные ортодоксы, которые пришли к выводу, что халука не основывается ни на религиозности, ни на здравом смысле. В 1869 г. лидер этой группы Моше-Йоэль Саломон и шестеро его друзей купили участок земли за городской стеной. Названный позже Нахалат Шива (“Надел семерых”), этот участок был одним из первых в истории иерусалимского
