Вся моя новая экипировка ждала меня аккуратно сложенная в шкафу, и даже если бы в моей комнате проводили обыск, ее бы вряд ли нашли, потому что, складывая ее, я сохранил все условия конспирации.
На мгновение, стоя в своем новом обличии, я замешкался и, прислушиваясь к звукам, доносящимся с кухни, думал только об одном, как мои уже немолодые родители отнесутся к такой перемене.
Надо сказать… кружилось в моей голове… «Пойти и показать им нового меня…» – все так же прислушиваясь, повторял я, боясь осуждения, но об этом я думал меньше всего и, сделав несколько шагов к их голосам, вошел на кухню с единственной мыслью… Пусть они порадуются за меня, порадуются за то, что я могу исполнять свои мечты, а остальное неважно…
Мой отец сидел напротив двери и сразу обратил на меня внимание, оторвав свой взгляд от разложенной на столе газеты, мама стояла ко мне спиной и заваривала душистый чай, чей аромат уже наполнил пространство кухни и начал вырываться в коридор через распахнутую дверь. На лице отца сразу отразился вопрос, и по его глазам я понял, что если я промедлю, то он его задаст, но я оборвал его.
– Ну как я вам? – произнес я, делая шаг вперед и всем своим видом показывая свою важность.
– Отлично, – все с тем же вопросом в глазах ответил отец, переведя свой взгляд на мать.
Услышав меня, она обернулась, не выпуская чайника из рук, и застыла как каменное изваяние, разглядывая меня с ног до головы. И в этом взгляде я увидел страх и непонимание всего происходящего.
– Это что? – наконец произнесла она, отставив чайник обратно на кухонную стойку.
– Это моя новая одежда, – немного стесняясь, и в то же время, гордясь самим собой, ответил я. – Так сейчас модно. Посмотрите в окно, там моя новая игрушка.
Отец перевел взгляд от меня к маме и направился к окну. Быстрым движением он раздвинул жалюзи пальцами и бегло стал вглядываться во двор. Мама же так и осталась стоять на своем месте, разглядывая мой новый наряд.
– Мать, ты посмотри, что твой сын называет новой игрушкой, – окликнул он её, тем самым вернув ее к способности говорить. Она медленно подошла к окну, и отец раздвинул жалюзи пониже, чтоб и она смогла посмотреть.
– Где? – быстро оглядывая улицу, спросила она, видимо, от растерянности не замечая то, что стояло перед ее глазами.
– Да вон, под подъездом, черный, – подбородком показал, куда смотреть, отец, и взгляд мамы остановился.
– Это что? – пыталась, было, возмутиться она, но, предвкушая последующий разговор, я тут же перевел их внимание на себя.
– Ну, я помчался, – обрывая всякое продолжение, заявил я, переведя их взгляды обратно в квартиру. – Буду вечером, не скучайте.
– А… как же… обед? – смотря на меня как растерянный ребенок, произнесла мама и хотела что-то добавить, но и тут я опередил ее.
– Потом поем, как вернусь… Всё, пока, – сказал я и, развернувшись, направился к двери.
«Лучше побыстрее исчезнуть, пока не опомнились…» – промелькнуло в моей голове, и уже закрывая дверь, услышал голос отца.
– Аккуратнее! – воскликнул он, словно это слово могло что-то изменить, но единственное, что мне оставалось, это согласиться.
– Хорошо, – ответил я, уже захлопывая дверь, и вряд ли это услышал мой отец.
Иногда, слова, которые мы говорим, улетают в пустоту, и мы убегаем дальше, по спирали своих судеб, без возможности повторить их снова…
Новые друзья
В этих обновках мне было не особо удобно спускать по лестнице, но, проделав этот путь как неваляшка, я решил раз и навсегда, что на такой подвиг я теперь подпишусь лишь тогда, когда все лифтеры страны устроят забастовку. Последний рубеж в виде стальной двери был пройден, и я вновь оказался на улице.
Солнце отражалось в окнах припаркованных машин, а птицы, восседающие на деревьях, пели весенние песни. Детвора играла в песочнице на детской площадке, не обращая никакого внимания на присевших на лавочки мамаш, а их мужья только заканчивали свой трудовой день, чтобы вновь присоединиться к своим семьям. Весь двор, все вокруг меня жило весенней жизнью, и погода дарила свою теплоту каждому присутствующему от мала до велика. Но только в детстве мы рады солнцу, больше, чем с высоты своих прожитых лет.
«Так, главное сейчас все сделать, правильно…» – натягивая шлем и вглядываясь в свой этаж, подумал я, ведь за мной наблюдают из окна, где я отчетливо видел два силуэта.
Я обошел мотоцикл, вставил ключ в зажигание, повернул его и запустил мотор. И снова этот непривычный, но уже родной звук, и опять мы с ним наедине, и всё, что вокруг нас, становится менее значимым. Я сел на мотоцикл, выжал сцепление, ткнул передачу и тронулся, оставляя за своей спиной подъезд за подъездом, а главное, и те родные глаза, для которых эта новость стала еще одним поводом для обсуждения моей очередной выходки.
Но им ничего и не оставалось, и я отчетливо это понимал, ведь они уже никак не могли повлиять на мое решение, впрочем, как и всегда.
Моя мама иногда шутила после очередного повода для разговоров, и после бурного обсуждения с отцом говорила такие слова:
– Вот смотрю я на тебя и на твои выходки и складывается такое впечатление, что в роддоме тебя подменили, а наш ребенок сейчас учится в какой-нибудь музыкальной школе по классу фортепиано. Он всегда приходит вовремя домой и проводит все выходные за книжками, а его маму точно не вызывают в школу за очередной фокус перед учителями или за очередную драку. Он прилежно себя ведет, и в десять не на подходе домой только, а уже в кровати. «Вот кому-то повезло», – улыбаясь, повторяла она, и эта улыбка давала мне понять, что даже со всеми своими выходками я все равно любимый сын. И всё равно после этих слов я так же опаздывал, гулял по ночам, приходил со сбитыми в кровь кулаками, и всегда без объяснений ложился спать. Быть трудным это не великая заслуга, но, наверно, каждый должен пройти через что-нибудь подобное, ведь только так формируется что-то своё, а таких музыкальных или просто положительных мальчиков – гордости родителей и так уже немало. У них нет своих решений, и даже жен им выбирают мамы. А потом, взяв эстафету, ими продолжают рулить жены, говоря: «Вот так правильно, а вот это нам не нужно». Эстафетные палочки с одиночеством внутри и полным подчинением снаружи, всю жизнь на вторых ролях, но это их выбор, и осуждать его я не имею никакого права.
Я выехал из двора на дорогу, и в кармане зазвонил телефон, и это оказалось проблемой под номером два, решаемой только гарнитурой, но тогда я об этом даже не успел подумать. Я прижался к обочине, остановил байк и достал трубку из кармана. Но тут нарисовалась еще одна проблема, проблема номер три – как ответить, голова-то в шлеме. Хорошо, что придумали функцию громкая связь, и, нажав кнопку ответа, я засунул телефон в шлем, опустив визор, создавая тем самым своего рода стерео разговор.
– Да… я слушаю, – прокричал я, думая, что прорывающийся звук мотора глушит мой голос.
– Здорово, ну что, пригнал? – послышался голос Андрюхи. – Уже катаешься? – пытаясь заглушить все тот же звук, спросил он.
– Да, уже на нём, – важно, заявил я. – А ты где?
– Я на пятачке, давай подъезжай, поедем, покатаемся, нас тут уже много собралось, – пробормотал он и добавил: – Только тебя ждем.
– Хорошо, сейчас буду, – сказал я и положил трубку, достав ее из шлема.
«Ну что, поедем, познакомимся с «их много»…» – проговорил я про себя и направил свой мотоцикл на пятачок.
Этот своего рода «пятачок», как в последующем я узнал, оказался довольно знаменитым местом среди любителей скорости, крутых байков, навороченных тачек, и просто тех, кто любит потусоваться. Находилось это место в пяти минутах пешком от моего дома или нескольких секундах езды. Днём это была обычная площадка для учителей и учеников, новых райдеров московских улочек, а ночью это место видоизменялось до неузнаваемости. С асфальта исчезали оранжево-красные конусы, а главное, эти машины с дублирующими педалями и буквой «У» в треугольнике, которые в последующем были не раз высмеяны и обсуждены в компаниях двухколесных. Ночью здесь была совсем иная жизнь. Подъезжали и отъезжали машины разных марок и статусов, играла музыка, там пританцовывали, а там просто что-то горячо выкрикивали, это была ночная жизнь ночной молодежи, любителей драйва и не любителей ранних подъемов.
Мой путь к этому месту составил меньше минуты, и уже на подъезде я заметил кучку мотоциклов, стоящих по центру. Около них стояли ребята, молодые и не очень, в пестрых кожаных мотоциклетных куртках и комбезах, ну и, конечно, девушки, куда же без них. Некоторые из них даже специально покупали шлем, не имея мотоцикла, чтобы их только покатали, и ответ дарителя незабываемых эмоций: «Нет второго шлема» здесь уже не проходил.
На той площадке, меня встретили более чем радостно, мне показалось, что их просто предупредил Андрюха, и теперь они знали, что в их рядах прибыло. Я подъехал в самую кучку мотоконей из железа и пластика и поставил свой байк на подножку, заглушив мотор. Не успел я слезть с мотоцикла, как меня уже окружили со всех сторон эти дядьки в кожаных комбинезонах, приветственно улыбаясь и что-то говоря, но пока я был в шлеме, я их не слышал. Среди них был Андрей, и он был единственным человеком, кого я знал в этой толпе со своих юных лет. Он был старше меня на четыре года, но знали мы друг друга уже лет десять. По лицам, окружившим меня, было ясно, что он уже заочно меня всем представил, и мне остается только пожать всем руки. Стянув с себя шлем и повесив его на зеркало, я все же представился.
