Следует отметить, что чувство оптимизма и тесно связанная с ним потребность смысла жизни, которые на протяжении столетий удерживались и закладывались в генетическую память народа, помогая в очередной раз выдержать и устоять перед ударами судьбы, выйти обновленным из самых, казалось бы, безнадежных исторических ситуаций, с новой силой и на новой основе проявились в советские годы. С победой Октябрьской революции в стране, как известно, утвердилась коммунистическая идеология, оказавшаяся чрезвычайно созвучной вековым чаяниям и надеждам народа о построении общими усилиями и в обозримой перспективе общества всеобщего счастья и справедливости. Зерно упало на благодатную, давно подготовленную почву. В этом смысле Н. А. Бердяев справедливо говорил о коммунизме как продукте русского национального характера, которому свойственна мессианская идея освобождения человечества и спасения народов от завоевателей и что она не раз находила практическое воплощение в истории России. «Мессианская идея ортодоксального марксизма – освобождение всего человечества от эксплуатации через мировую революцию, – писал он в 1937 г., – это есть не что иное, как модификация русской мессианской идеи» (Бердяев, 1990в, с. 88).
И как бы ни относиться сегодня к коммунистической идеологии, как бы долго и много ни говорить о советских мифологемах, о «великих» иллюзиях прошлых десятилетий и умелом манипулировании общественным сознанием идеологами и руководителями КПСС, нельзя отрицать того бесспорного факта, что на протяжении целой исторической эпохи миллионы людей были воодушевлены этой коммунистической перспективой, проявляли массовый энтузиазм и самоотверженность в борьбе, как они искренне верили, за счастливое будущее своей Родины.
Вдохновенно и без нотки фальши написаны в 1950-е годы следующие строчки М. А. Светлова:
Да! Я принимаю участьеВ широких шеренгах бойцов,Чтоб в новое здание счастьяВселить наконец-то жильцов.
(Светлов, 1983, с. 161)
Непоколебимый оптимизм и уверенность в правоте своего дела объясняет один из парадоксов советской действительности – почему в условиях отсутствия многих внешних факторов счастья, несмотря на лишения и тяготы повседневной жизни и даже, казалось, наперекор и вопреки им, большинство советских людей тем не менее чувствовали себя вполне счастливыми.
Да, у советских людей не было того материального достатка и уровня жизни, какой был уже в западных странах; да, были определенные ограничения и запреты в плане демократических свобод и прав человека; да, было еще немало такого, с чем трудно сегодня согласиться и безусловно одобрить. Но одновременно не было неуверенности и страха за свое будущее и будущее своих детей, не было разочарованности и безысходности, всеобщей растерянности и ожесточенности перед вседозволенностью и безответственностью власти, какие появились за последние десятилетия.
Напротив, были историческая перспектива, чувство великой Родины и сознание необходимости совместной борьбы и самоотверженного труда за общее благо. Для большинства советских людей это были необходимые составляющие их представлений о счастье. За годы перестройки и экономических реформ высокий смысл этих надличных или, точнее, «сверхличных» ценностей человеческой жизни оказался девальвированным, лишенным прежних значений. О них стало не принято публично высказываться, а если все же говорить, то как-то невнятно, с оговорками и извиняющимися интонациями.
Это более чем странно, поскольку на самом деле речь идет не о каких-то «пережитках социализма», не о чем-то сомнительном, исторически не выверенном, а о ментальных, всегда высоко чтимых в русской среде чувствах и понятиях. «Счастье Родины я ставлю на первый план», – эти гордые слова произнесены отнюдь не передовиком социалистического производства и членом КПСС, а русским генералом-эмигрантом А. И. Деникиным, человеком весьма далеким от идеологии и практики социализма, но имевшим мужество перед лицом смерти заявить немцам, что он служил и служит только России. И эти высокие слова в равной мере могли принадлежать каждому из поколений русских людей, выходцев из разных социальных слоев и эпох, начиная уже с того безвестного автора «Слова о погибели Русской земли», с такой подкупающей нежностью и беспримерностью для средневековой лексики выразившего свои патриотические чувства: «О, светло светлая и украсно украшена земля Русская» (см.: Георгиева, 1998, с. 42).
К сожалению, современное российское общество осталось без идеалов, вдохновляющих и духовно укрепляющих идей, способных придать смысл нашему национальному бытию и историческому существованию в мире. Демократические свободы и права человека, о которых так много говорилось и говорится в последние годы как о важнейших завоеваниях новой власти и проводимого курса реформ, мало чем могут помочь в этом плане. При всем огромном значении этих прав и свобод в становлении современной мировой цивилизации и гуманистического мышления практика их реализации в нашей стране, к сожалению, очень быстро обернулась многими негативными сторонами, что окончательно лишило их возможности претендовать на роль новой национальной идеологии. Опросы последних лет показывают, что в обществе нет большого энтузиазма и идеализации этих ценностей. Более того, все больше людей (по некоторым данным, не менее половины опрошенных) готовы даже поддержать введение цензуры в СМИ. И вообще наивно полагать, что на пороге третьего тысячелетия традиционные идеи буржуазного общества и западной цивилизации могут приобрести духовный смысл и центрирующий характер для народа, которому исторически только хлеба и зрелищ было всегда мало, а принципы «все продается – все покупается», «подешевле купить, подороже продать» и вовсе глубоко не симпатичными и чуждыми. «Не удавиться ли мне?» – думает Счастливцев, один из персонажей пьесы Островского «Лес», когда он на несколько дней оказывается в состоянии полного материального благополучия и сытости.
К тому же не следует забывать, что буржуазное общество само больно, больно давно и неизлечимо, и это осознали многие наши соотечественники – известные деятели культуры, ученые, представители духовной религиозной мысли и т. д., волею судеб оказавшиеся сразу после Октябрьской революции на Западе. В своих критических статьях, полных тревог и озабоченности за будущее вынужденно покинутой им Родины, они в то же время не обольщались «прелестями» западного образа жизни. «Мы знаем, – писал в 1930-е годы Г. П. Федотов, находясь во Франции, – что западная цивилизация тяжко больна; международные столкновения – лишь один из симптомов общего недуга. И по устранению их остается возможность социальных потрясений, моральных кризисов, духовных бурь. В конце концов, вопрос о спасении нашей культуры есть вопрос духа» (Федотов, 1992, с. 315).
Еще более жесткие позиции занимал в этом вопросе Н. А. Бердяев, называя капитализм самой антихристианской системой. В отличие от него, считал ученый, коммунизм по своей социально-экономической сущности может быть вполне согласован с христианским учением, а значит, и с русским православием. Вот почему, справедливо полагал он, «не защитникам капитализма обличать неправду коммунизма» (Бердяев, 1990в, с. 151).
Конечно, трудно предположить, чтобы в глубоко больном и духовно ослабленном обществе, какой видится сегодня Россия, мог быть большой процент удовлетворенных жизнью и счастливых людей. По данным разных опросов, этот процент действительно очень небольшой и колеблется от 3 % до 15 %. Обрести полноту и прочную основу счастья сейчас значительно труднее, чем раньше. Исследования показывают, что на уровне ценностных представлений – и молодежь тут не составляет исключения – советский человек был счастливее, чем россиянин сегодня (Сикевич, 1999, с. 92).
Заметное уменьшение за последние годы числа тех, кто счастлив и удовлетворен жизнью, совсем не означает, что сегодня стало меньше людей, желающих или мечтающих о счастье. Скорее, наоборот. Однако при неизменной и неослабевающей тяге к счастью произошло заметное изменение ценностного пространства счастья в представлениях россиян. Оно значительно сузилось и оказалось сконцентрированным на уровне «Я – моя семья – личные цели».
Ограниченность счастья рамками «Я – личная жизнь», что в принципе вполне естественно и объяснимо с позиций индивидуального сознания, тем не менее не представляется безупречным с позиций общественной нравственности, поскольку таит в себе опасность перерастания в такие формы жизни, когда собственное благополучие и довольство заслоняет все остальное, когда блокируются «души прекрасные порывы «(А. С. Пушкин) и многое из того, что определяет «вертикальную ось» (Н. А. Бердяев) человека, не позволяя строить собственное счастье на несчастии других. Конечно, такая опасность существовала всегда, в том числе и при социализме, но сегодня она стала особенно реальной и ощутимой. Как избежать ее? Как добиться того, чтобы сосредоточенность на личной жизни и личном благополучии не становилась некой ширмой, отгораживающей человека от всего остального мира, от проблем и жизненных затруднений других людей, от благополучия и процветания страны, в которой живешь и в которой родился? Вот главные вопросы, на которые сегодня трудно найти ответы каждому в отдельности, но которые должны быть, по крайней мере, сформулированы и осознаны обществом в числе важнейших и решаться общими усилиями.
