Банкин, скорчив сочувственную гримасу – словно сам вот-вот зарыдает, любезно протянул ей свой клетчатый носовой платок.
– Знаете что, Мэри, – предложил Ник, – вы без нас никуда не уезжайте. Мы через пару недель вернёмся, вместе уже и поедем в Ленинград. Спокойно живите в этой гостинице, никто вас не тронет, денег мы вам оставим – сколько потребуется. Хорошо?
– А куда вы уезжаете?
– Тут не очень далеко, в тундру, в полное безлюдье.
– Возьмите меня с собой! – девушка молитвенно сложила руки у груди.
«У весьма аппетитной груди!», – непроизвольно отметил про себя Ник.
– Я очень хочу – в тундру! Надоели мне все, хочу – в безлюдье! Я не буду обузой, так как многое умею: джиу-джитсу обучалась, альпинизму…. Возьмите меня с собой, мистер Ник, пожалуйста!
– Это совершенно невозможно, – нахмурился Ник.
– Командир, – неожиданно вмешался Банкин. – Нам же пригодятся лишние руки. Опять же – она альпинистка, подскажет, если что. А, командир?
Понятно, ещё одна жертва прекрасных глаз Скарлет О’Хары нарисовалась на безоблачном горизонте.
– Хорошо, чёрт с вами со всеми, – Ник махнул рукой. – Только вот, старший лейтенант Банкин, с майором Музыкой вы сами разбирайтесь – на предмет подбора походной одежды и обуви для миссис Хадсон, нового бойца группы «Азимут».
– Мисс Хадсон, – поправила его Мэри, подарив Банкину тёплый взгляд…
Они находились в этой лодке уже почти восемнадцать часов.
Сидели – как Богом проклятые, совершенно не представляя, как выпутываться из возникшей дурацкой ситуации…
И виной всему была Гешкина жадность: узнал у местных рыбаков, что лучше всего беломорская селёдка ловится на самом течении, поэтому запихал в холщовый мешок с пяток здоровенных камней, привязав к мешку толстенный канат.
Они выехали на самую стремнину, посередине русла реки Нивы, заякорились, канат крепко, хитрым морским узлом, привязали к борту лодки.
Морская ловля селёдки – дело увлекательное. Отпускается по течению прочный капроновый шнур, к концу шнура крепится тяжёлая самодельная блесна, недалеко от неё привязываются штук семь-восемь поводков с блестящими крючками, на крючки насаживаются кусочки мидий, собранных на прибрежны камнях.
Задёргался в руках шнур, подсекаешь, вытаскиваешь, а там висит целая гирлянда серебристых рыбёшек.
Не обманули местные рыбаки: к вечеру Ник и Банкин надёргали полное эмалированное ведро жирной беломорской сельди…
Уже на заходе солнца удачливые рыбаки решили двигать к берегу. Взялся Ник обеими руками за якорный канат, попробовал поднять мешок с камнями, но ничего у него не получилось, только воды в лодку начерпал. Вдвоём с Банкиным за канат взялись, потянули изо всех сил, мешок от дна даже не оторвали, а лодка чуть не перевернулась.
– Да Бог с ним, с этим якорем, – решил Ник, – развязывай узел и выбрасывай канат за борт.
Ага, конечно, умный нашёлся, не развязывается хитрый узел. Ножей с собой не взяли, ясен пень, пробовали канат спичками пережечь, но ветер-сволочь упрямо задувал огонь. Закончились спички. Банкин напоследок попытался канат зубами перегрызть, да где там, бесполезное занятие…
Раздеться да в воду броситься? До берега-то и недалеко совсем – метров триста пятьдесят всего.
Но, во-первых, вода ещё была слишком холодной, во-вторых, течение очень сильное – вынесет прямо в море. И, как назло, никого рядом нет, ни на берегу, ни в море.
Так они и просидели всю ночь, как дурики распоследние, в этой лодке, замёрзли до посинения, проголодались.
Часов в девять утра Гешка, толкнув Ника в плечо, протянул захваченный с собой бинокль.
– Посмотри, командир, там наша Мэри на берегу.
Ник поднёс бинокль к глазам.
Какой-то старый саам сидел, прислонённый к большому камню, а по его морщинистой щеке стекала тоненькая струйка крови.
А это что ещё за номер? Мисс Мэри Хадсон лежала на прибрежной гальке: сжимала в своих нежных ладонях старенький охотничий карабин и старательно целилась…
– Ложись! – заорал Ник и сильно дёрнул Банкина за ногу.
Глава третья
Село Ловозеро и его обитатели
Ник неловко упал на дно лодки и сгруппировался, изображая из себя человеческий эмбрион. Именно в такой позе, по мнению преподавателей из учебного центра НКВД, следовало находиться при «слепом» обстреле со стороны противника.
Рядом с ним – таким же неаппетитным эмбрионом – скорчился Банкин.
«Один, два, три…», – считал про себя Ник количество прозвучавших выстрелов. – «Шесть, семь.… И что это такое нашло на Мэри? Может, с ума сошла – от перенесённых лагерных тягот и невзгод?».
На цифре одиннадцать лодка вздрогнула, неожиданно тронулась с места и, влекомая быстрым течением, уверенно понеслась в открытое море. Выстрелы тут же прекратились.
Выждав минуту-другую, Ник уселся на скамью, взялся за вёсла и стал усердно грести, направляя лодку наискосок от берега.
Улыбающийся Банкин уверенно взгромоздился на кормовое сиденье и ехидно поинтересовался:
– Куда гребёшь-то, командир? В Архангельск, не иначе, собрался? Давай-ка к берегу, а? Похоже, что ты так ничего и не понял…. Мэри не в нас стреляла, а в этот канат дурацкий. Она же нас вытащила из ловушки, а ты подумал – невесть что. Стыдно тебе должно быть, командир!
Ник раздражённо бросил вёсла, свесился над носом лодки, осмотрел конец толстой верёвки, перебитой меткой пулей, с чувством сплюнул за борт и зло пробормотал сквозь стиснутые зубы:
– Вот, теперь сам садись за вёсла и греби к берегу, раз родился таким сообразительным…
Мэри помогла вытащить тяжёлый нос лодки на чёрную прибрежную гальку, спросила озабоченно:
– Случайно никого не зацепила? Уже больше двух лет не держала оружия в руках, могла и разучиться.
– Что вы, дорогая, – ответил Ник, смущённо глядя в сторону. – Артемида не может разучиться метко стрелять, никогда и ни при каких обстоятельствах…
К ним мелкими шажками подошёл пожилой худенький саам, голова которого была щедро обмотана несколькими слоями белоснежного шёлка. На плече у старика висел старенький карабин, а в правой трясущейся руке был зажат казначейский билет.
– Доча, – просительно проговорил саам, – ударь меня ещё раз по голове, раз ты за это платишь такие деньги. Мне не жалко, бей смело, – и согнулся в полупоклоне, подставляя Мэри свой перевязанный затылок…
Двигатель полуторки гудел надсадно и тоскливо, словно бы раздумывая, а не стоит ли помереть – раз и навсегда? Ну, его, этот несправедливый Мир, пусть уж эти неблагодарные людишки сами прут на Крестовский перевал свою дурацкую железную колымагу…
Ник сидел в кабине машины рядом с шофёром – сержантом НКВД Иваном Ефремовым, крепким кряжистым сорокалетним мужиком из кубанских казаков.
