Меткие стрелы остановили новгородскую атаку, погибли находившиеся в первых рядах лучшие бойцы. Затем уже по смешавшимся рядам врагов ударили главные силы Данилы Холмского, прорвавшиеся в центр неприятельского построения и пленившие главных командиров врага.
Именно тогда в рядах новгородцев началась паника. Остатки разбитого войска обратились в бегство, ища и не находя путь к спасению. «Полци же великого князя погнаша по них, колюще и секуще их, а они сами бежаще, друг друга бьюще и топчаще, кои с кого мога»[70]. Впрочем, как предположил Н. С. Борисов, это могла быть не реальная подробность события, а привычная для авторов средневековых хроник библейская аллюзия[71].
Из новгородского источника известно, что конный полк новгородского архиепископа вообще не принял участия в сражении, так как получил от нареченного владыки Феофила приказ действовать только против псковичей, но не поднимать оружия против великокняжеского войска.
Победа воевод Ивана III была полной. По завышенным сведениям летописцев, погибло около 12 тысяч новгородцев. Но потери действительно должны были быть очень велики, так как преследование бегущих продолжалось на расстоянии 12 верст. Оторваться от московской погони могли лишь конные воины. Пешцы либо погибли, либо попали в плен. Видимо, без потерь ушел Владычный полк. Из остальных сил, участвовавших в злосчастной битве, в родной город вернулись жалкие остатки. В плен, помимо немногих оставшихся в живых «плотницев и гончаров» (в данном случае летописные сведения о 2000 пленных близки к истине), попали все главные новгородские командиры: посадники Василий Казимир, Дмитрий Борецкий, Кузьма Григорьев, Яков Федоров, Матвей Селезнев, Павел Телятев, Кузьма Грузов, многие житьи люди. Был захвачен обоз новгородского войска, в котором победители обнаружили список договора Новгорода с Казимиром IV. Его текст, немедленно отосланный Ивану III, разгневал великого князя, и по его приказу «за измену и за отступление» казнили Дмитрия Исааковича Борецкого, Василия Губу Селезнева, Еремея Сухощока и Киприана Арзубьева. Их подписи были обнаружены на договоре с Казимиром IV. Изменников одного за другим подводили к месту казни, где «секирою отсекоша им главы, к колоде прикладая». Других посадников и бояр – Василия Казимира, Кузьму Григорьева, Якова Федорова, Матвея Селезнева, Кузьму Грузова и Федота Базина и других 50 «лучших новгородцев – в оковах отправили в Коломну, в заточение[72]. «Мелких» же людей великий князь демонстративно отпустил в Новгород – явная демонстрация его отношения к действительно виновным боярам и невинным жертвам их козней и интриг.
После одержанной победы московские полки, уже не торопясь, левым берегом Ильменя двинулись к Новгороду. Там поначалу стали готовиться к осаде, но единства в обществе не было. По словам современника, «бысть в Новегороди молва велика, и мятежь мног, и многа лжа неприазнена». Уныния добавляли новые вести: московские воеводы взяли Демон, псковские – Вышегород. Разделение общества на две противостоящие партии, ослабление группировки, стоявшей «за короля», мешало организации обороны. Хотя кое-какие шаги в этом направлении новгородские власти сделать успели. Крепостные укрепления Новгорода включали тогда каменный Детинец (Кремль) и собственно «город», представлявшие достаточно мощный пояс укреплений. Все укрепления срочно отремонтировали. Была усилена стража на крепостных стенах и башнях (она и поймала доброхотствующего Москве переветника – пушкаря Упадыша, заклепавшего 5 пушек). Были выжжены не имевшие укреплений посады, хоромы и постройки на Городище – старинной резиденции великих князей. Уничтожили даже несколько пригородных монастырей – Зверинский, Онтонов, Юрьев, Рождественский, оборонять которые было затруднительно и опасно. Вместе с тем доводить дело до начала осады новгородские власти явно опасались, так как могли потерять все – положение, имущество, свободу, жизнь. Иван III недвусмысленно продемонстрировал свои намерения, казнив недругов – бояр, схваченных после битвы на Шелони. Ряды сторонников Москвы росли с каждым днем, в основном за счет недовольных политикой правительства, доведшей до военной катастрофы.
В этих условиях господа не могли не сделать попытку договориться с Иваном III. Многие бояре были готовы откупиться от него, как не раз уже откупались новгородские власти от прежних великих князей. Архиепископ Феофил отправился навстречу московскому государю, чтобы узнать условия, на которых тот согласился бы остановить катастрофическую для Новгорода войну. С ним ехали пять посадников и пять житьих люди от всех концов города. Владыка и кончанские представители нашли Ивана III в 20 верстах от изготовившегося к осаде города, в лагере, устроенном между погостами Коростынь и Буреги. 14 дней шли переговоры, и в воскресенье 11 августа 1571 года был заключен Коростынский договор. Условия оказались мягче ожидаемых: новгородцам предстояло присягнуть на верность Ивану III и в течение года выплатить ему контрибуцию – 16 тысяч серебряных новгородских рублей (поначалу великий князь потребовал выкуп в 17 тысяч рублей, но потом, уступая владыке, снизил его на 1000 рублей). Сохранялся вечевой порядок управления Новгородом. Но два новгородских «пригорода» – Волок Ламский и Вологда – окончательно переходили к Москве. Послы от лица всего Господина Великого Новгорода поклялись не искать политической, военной или церковной связи с Литвой. Но захваченных в плен знатных новгородцев Иван Васильевич отпустил на свободу только через четыре месяца по прошению владыки Феофила, приехавшего на поставление в Москву и умолил великого князя простить отправленных в Москву и Коломну Василия Казимира и других бояр и житьих людей.
Отдельным, но важным эпизодом этой войны стало Двинское сражение в Заволочье (так тогда называлась Двинская земля), произошедшее 27 июля 1471 года в устье Шиленги, притока Северной Двины[73]. Новгородским (двинским) войском в Заволочье руководили опытные командиры – князь Василий Васильевич Гребенка Шуйский и двинский воевода Василий Микифорович. Они, кроме своих военных слуг, имели под рукой еще и воинов-ополченцев из новгородцев, двинян, заволочан и печерян – всего, по летописным сведениям, до 12 тысяч воинов. Это войско вступило в сражение с 4-тысячным отрядом устюжан и вятчан, командовали которым Василий Федорович Образец и Борис Матвеевич Слепец Тютчев.
Двинское сражение – встречный бой, в котором столкнулись шедшие по реке судовые рати. Обнаружив противника, оба войска высадились на берег и вступили в сражение. О его накале свидетельствует упоминание о том, что сеча на Шиленге началась «на четвертом часу дня» и шла до вечера. В сражении погибли двинский воевода Игнат Кашин и три двинских знаменосца, пытавшихся отстоять свой стяг. После их гибели знамя все же было захвачено воинами Образца. Василий Гребенка был ранен в бою стрелой и с остатком своих людей ушел в Холмогоры. Оттуда кружным путем «в мале дружине» он вернулся в уже замирившийся в Иваном III на его условиях Новгород.
После этой победы ратники великого князя взяли ряд ближайших городков. В результате боевых действий в Заволочье к Ивану III отошли земли, располагавшиеся по реке Пинеге (правый приток Северной Двины) и по реке Мезени.
* * *
Не все в Новгороде, что естественно, были довольны результатами так быстро и трагично закончившейся войны. Не сдались и Борецкие, потерявшие одного из своих вождей. В Москве также понимали, что сделано едва ли полдела, поэтому методично готовили и совершали все новые шаги по окончательному подчинению вольной республики. Прежде всего, крепили союз с Псковом, поддерживая его в противостоянии с Ливонской конфедерацией. В 1474 году Москва поддержала интересы своего союзника, направив к немецкому рубежу большое войско князя Холмского, в котором были дворы 22 князей из разных русских уделов. Серьезная демонстрация силы и возможностей великого князя вынудила власти Ордена и дерптского епископа начать переговоры с Псковом, пойти на заключение длительного мира со своим восточным соседом.
В следующем 1475 году Иван III ходил на Новгород, но на этот раз «миром», чтобы разобраться в будораживших древний город конфликтах, на которые ему регулярно жаловались противники литовской партии. Он собирался воспользоваться своими судебными правами, дабы показать, что великокняжеская власть готова и способна обеспечить порядок и законность. Известие о приезде Ивана Васильевича и целях его похода еще больше взбудоражили общество. Многочисленные жалобщики двинулись навстречу. Первые из них («Кузьма Яковлев с товарищи») били челом великому князю уже в Вышнем Волочке. Здесь же его ждал с поминками и Василий Пенков, посланник новгородского владыки Феофила. Затем жалобщики являлись чуть ли не в каждом новом «пригороде», стане, погосте, на речной переправе.
