Братишка огляделся по сторонам и решительно направился к входу. Я шагал немного поодаль, а сзади плелся Путик, уже начинавший дрожать от страха. Мы прижались к стене, а Ким пошел проверить замок. Он оказался не заперт. Ручка поддалась, и дверь открылась. Мы вошли в коридор, там было сумрачно, ведь уже вечер, половина восьмого. Зажечь свет мы не решились, он сразу бы бросился в глаза пану Короусу. Я нарочно еще больше запугал Путика, сказав, что однажды дверь в питомник нам открыла огромная обезьяна. Путик задрожал как осиновый лист и подвинулся поближе ко мне. Тогда я добавил, что это был орангутан, здоровенный и злой, но стоило мне прикрикнуть на него, как он робко сжался и поплелся в свою клетку. Ким через плечо взглянул на меня и скривил губы: ему изрядно надоела моя трепотня.
Когда мы подошли к той части вивария, где находились клетки обезьян, то увидели, что перегородка заперта. Ким знал, где висит маленький ключик от замка. Он отпер дверь перегородки и вошел первым, надеясь, что обезьяны не испугаются, ведь они давно привыкли к нему. Но обезьяны вели себя как-то странно. Их, конечно, уже покормили, и вроде бы они должны спокойно сидеть или весело прыгать по железным прутьям стенки. А они нервно бегали по клетке, дергались из стороны в сторону как сумасшедшие.
Слева в углу стояла клетка, где жили светло-коричневые обезьянки. Обыкновенно они сидели, обнявшись, парами. И сейчас в углу я увидел четверых, а остальные беспокойно носились по клетке и довольно зло поглядывали на нас. Я подозвал Путика к себе и шепнул, что он, верно, сглазил обезьян, вот они и ходят такие сердитые и настороженные. Наклонившись к Путику поближе, я тихо, чтобы Ким не слышал, прошептал:
— Теперь веришь, что обезьяны готовят заговор? Или все еще думаешь, что я вру?
Услышь это Ким, он обязательно сказал бы: «Мариян! Охота тебе болтать всякие глупости!»
Сначала Путик оторопел, ни на шаг не отходил от меня и все время кивал головой, как бы поддакивая. Но мне было совсем не по себе: я чувствовал, с обезьянами что-то не то. Когда мы приходили сюда с папой, все было не так: обезьяны, эти хитрые зверушки, были смешными и очень похожими на людей. Теперь им, по-видимому, плохо. Они стали еще больше походить на людей, но только на злых людей. Может, они недовольны тем, что мы пришли одни, без взрослых? Да, какие-то они другие, и я боялся этих обезьян.
В прошлый раз пятеро или шестеро молодых обезьянок в клетке качались на перекладине, прыгали, играли, а сейчас, увидев нас, забились в угол, обняли друг друга, и этот клубок уставился на нас дикими глазами. Некоторые из обезьян тяжело дышали.
Между тем Путик осмелел. Он подошел ближе к клетке и щелкнул пальцами. Одна обезьянка вскочила и бросилась прочь. Но как! Голова ее истомленно болталась, как у матерчатой куклы. Обезьяна качалась из стороны в сторону и даже ударилась головой о железные прутья, словно их не видела. Другие зверушки пытались вытянуть шеи, но головы их бессильно упали. Прямо как в восточном танце.
Я видел, Киму жаль зверей. Заметив, что они часто дышат и у них открыты рты, он отвернул кран и пустил им воду. Они поползли к воде и лакали ее. А одна никак не могла удержаться на ногах, зашаталась и упала. Тогда другая обезьянка положила ей свою лапу на брюхо, но та не двигалась. Казалось, она вот-вот умрет.
Мы стояли с Кимом у клетки и не знали, как быть. Этих маленьких обезьянок мы очень любили. Ким чуть не плакал. Я сразу понял это: голос у него стал гнусавым, будто на Кима напал насморк.
— Неужели она умрет? — разволновался он. — Папа же говорил, что так не бывает. Прививки для того и делают, чтобы избежать гибели. Но почему обезьяны так странно передвигаются? А вон та даже встать не может…
Ким был так расстроен, что забыл обо всем на свете. Он не мог оторвать взгляд от обезьянок, словно лихорадочно соображал, как бы им помочь. Особенно той, которая совсем не может подняться. Дать ей водички?
— Не знаю, что и делать, — сказал я. — Да и уходить пора. Может, завтра зайти к пану Короусу и спросить невзначай, как обезьянки себя чувствуют? Он, конечно, скажет, что неважно, и мы скорей попросим его им помочь. А сейчас что мы можем?
Путик уже совсем осмелел и двинулся дальше. Думает небось, что в зоопарк попал. Вдруг он начал дразнить большую обезьяну, которая когда-то хотела схватить папу за рукав. Обезьяна от злости брызгала слюной, а Путик хохотал, будто на кинокомедию попал. Это продолжалось недолго, всего на какую-то минуту мы с Кимом выпустили Путика из поля зрения. Чтобы подойти к большой обезьяне, он должен был пройти мимо клетки с зелеными обезьянами. Они мне совсем не нравятся: морды глупые, только и умеют, что пялить глаза да шевелить губами, будто тараторят что-то. Мне они напоминали девчонок-зубрил: знай зубрят, а что — толком не соображают.
Когда Путик оказался у угловой клетки с большой обезьяной, произошло страшное. Мы с Кимом никак такого не ожидали. Одна из зеленых обезьян прыгнула на дверь, и дверь начала медленно открываться. Я это увидел первым и скорей бросился запереть ее на задвижку. Путик, видно, отодвинул ее. Но тут мне показалось, что обезьяна прыгает прямо на меня, я испугался и шагнул назад. Ким крикнул:
— Гони ее, скорее гони!
Но я замер от страха и прижался к прутьям противоположной, пустой клетки. Обезьяна воспользовалась этим, юркнула мимо и по прутьям забралась к самому потолку. И давай разгуливать поверху.
Путику все это по-прежнему казалось невыносимо смешным. Я не удержался и крикнул, чтобы он перестал гоготать, иначе получит по шее. А он в ответ:
— Ты же говорил, что умеешь гипнотизировать обезьян. Вот и прикажи ей! Пусть идет за тобой, как послушная собака.
Ким подбежал и захлопнул дверь клетки, которую отпер Путик, но было уже поздно: обезьяна-то убежала! Мы пытались подкрасться к ней, чтобы схватить, но она шмыгала в сторону. И главное, при этом ее заносило в сторону так же, как маленьких обезьянок.
Наконец до Путика дошло, что все это не шутки. Он перестал смеяться и начал вместе с нами ловить обезьяну, но легко сказать — поймай ее! Чуть только подкрадешься к ней, а она прыг в сторону! Мы с Кимом чуть не ревели. Того и гляди, в виварий вернется пан Короус, да и темнело на дворе. Тут нам под руку попалась длинная палка с крюком, ею обычно пододвигают животным миски с едой, и Ким пошел на другую сторону клетки, чтобы согнать обезьяну в проход, ко мне.
Сначала обезьяна испугалась палки и стала прижиматься к стенке. Ким решил лезть за ней наверх. Но тут испугался я: во-первых, обезьяны, которые сидели в клетке, могли броситься на Кима, а во-вторых, большая обезьяна тоже так просто не дастся ему в руки. Тогда я сам взял палку, тем более что я выше Кима, и стал ею размахивать. Обезьяна испугалась и спрыгнула в проход между клетками. Я бросился к ней, схватил за шею и крикнул Киму, чтобы он скорее открыл дверцу клетки. В этот-то момент обезьяна и вырвалась у меня из рук! Я нагнулся, чтобы схватить ее снова, а она как вцепится мне в волосы! Вцепилась что было сил!
Меня так и передернуло. Даже не от страха, уж очень было противно. Своими омерзительно холодными лапами обезьяна тянула меня за волосы, словно пытаясь напрочь вырвать их. Я мотнул головой, но она вцепилась еще крепче. От ужаса я закричал:
— Помоги, помоги!
В ту же секунду подскочил Ким и начал бить обезьяну по холодным лапам:
— Подлая обезьяна, отпусти его, отпусти! Слышишь, отпусти!
И она отпустила меня. То ли потому, что Ким колотил ее кулаком по лапе, то ли потому, что в этот момент зажегся свет и к нам бросился пан Короус. Он схватил обезьяну и сунул ее в клетку. Лицо его было бледным. Потом он сразу же вывел нас из вивария и спросил, не укусила ли кого из нас эта обезьяна.
Не успели мы выйти, Путик дунул домой. Пан Короус даже засмеялся:
— А это что еще за герой?
Но нам с Кимом было не до смеха. Мы знали: пан Короус сердится и нам еще придется отвечать. Поэтому я стал говорить, как мы шли мимо, услышали странный обезьяний визг и поэтому решили зайти — посмотреть, что тут происходит. И увидели обезьяну, которая ходила по клеткам под потолком.
— Дверь, наверное, сама открылась, — повторил я несколько раз.
Пан Короус сначала молчал, а потом, когда я сказал то же самое, наверное, в сотый раз — ничего умнее придумать я не мог, — проговорил:
— Дверь в клетке сама не откроется. Единственно, кто мог это сделать, так это вы. Вот уж не мог подумать, что вы способны на такое. Как теперь посмотрите в глаза отцу? Он верит вам, приводит вас сюда, а вы что вытворяете? Придется мне на вас жаловаться, это ведь не шутки. Меня за такое дело с работы уволят.
Я замолчал. А Ким, красный, с опущенными глазами, умолял пана Короуса ничего не говорить папе: тот нас не простит и никогда больше не возьмет с собой в питомник. Ким честно признался, что мы хотели показать Путику обезьян, а он вел себя гадко. Ким сказал пану Короусу всю правду и пообещал, что это никогда больше не повторится.
