он меня стесняется.
Перед сном Наташа долго рылась в игрушках. Вытащила всех своих котов — черного деревянного, с загнутым, как крючок, хвостом, тряпичного серого, без одного глаза, и белую, самую смирную кошку — из ваты. Завернула их в простынку и понесла в другую комнату.
— Зачем ты это делаешь? — спросил я.
— Чтобы кошки не съели моего карасика, — ответила Наташа.
Мишка-подлиза
— А мы сегодня в зоопарк идем! — похвасталась Наташа своей подружке Ире. — Будем зверушек кормить. У меня полные карманы леденцов. Во какие пузатые карманы! Пощупай.
— Я тоже хочу в зоопарк. Но мама не пускает. Я плакала-плакала. Она все равно не пускает.
— Ты плакса, вот тебя и не пускают. Я сегодня не ревела вовсе. С самого утра терплю. Вот меня и пустили.
В зоопарк Наташа пошла с матерью.
Хорошо в зверином городке! Там в клетках живут лисы и волки, зайчики и белки, обезьяны и птички. Слоны машут хоботами из-за высокой ограды. Морские львы ныряют в бассейне.
Эх, вот здесь бы построить домик и жить зимой и летом вместе со зверушками. Никогда бы не было скучно!
Захотела на бегемота взглянуть — пожалуйста!
Захотела на пони покататься — пожалуйста!
Захотела белым лебедям хлеба покрошить — пожалуйста, кроши сколько угодно! Никто не заругается!
А лучше всего построить дом возле клеток с медвежатами. С ними можно играть. На них можно ездить верхом. Их можно кормить молоком из соски. Они все могут: и плясать, и подавать лапу, и даже шапку носить умеют. Наташа была в цирке и все это видела своими глазами.
Здесь, в зоопарке, медвежонок совсем маленький.
Бегает медленно, вперевалочку, как клубок катится. И все время посматривает на ребят, которые облепили решетку. И на Наташу тоже посматривает своими добрыми глазами-пуговками. И лапу ей протягивает: здравствуй, мол, Наташенька, есть ли у тебя конфетка?
У Наташи есть леденцы. Она бросает за решетку один, другой…
Мишка подбегает к леденцам. Пододвигает их лапой к себе поближе, обнюхивает, слизывает языком. Потом подкатывается к самой решетке и встает перед Наташей на задние лапы. Смотрит внимательно-внимательно и ждет еще лакомства.
В карманах у Наташи пусто — последний леденец медвежонку отдала.
— Потерпи, мишенька, я тебе завтра еще принесу! — обещает Наташа.
Она хочет рассказать ему о своих плюшевых медвежатах, которых она каждое утро кормит и поит, и о доме, который нужно построить в зоопарке, и о цирке, где медведи пляшут, как настоящие артисты.
Но он слушать не хочет. Раз нет леденцов — Наташа ему не нужна.
Фыркнув, мишка неторопливо ковыляет на другой край клетки. Там толстощекий мальчик протягивает ему кусочек сахару. Мишка с радостью принимает подачку и облизывается.
У мальчика на ладони белеет еще один сладкий комочек. Мишка ждет не дождется, когда ему бросят сахар. Он поднимается на задние лапы, мотает головой. Глаза у него просящие, жалобные.
Наташа зовет его к себе. Но он даже не оборачивается. Мишка видит лишь толстощекого мальчика и его сахар.
Наташа обиженно надувает губы и тянет мать за рукав:
— Пойдем отсюда, мамочка. Этот мишка нехороший. Он подлиза. Только за конфетки служит. Пойдем лучше к обезьянам — они прыгают просто так.
Семилетка
Сегодня Наташе исполняется ровно семь лет. Мать сказала, что это круглая дата и что Наташа скоро пойдет в школу.
— Цифра семь вовсе и не круглая, — не согласилась Наташа. — Круглым бывает только ноль.
— Да, круглым бывает только ноль, — поддакнула мама. — Но я не о цифре говорю. Я о твоих годах. Семь лет — это много, целая семилетка! У каждого человека своя семилетка. Проживешь семь годиков и начинаешь думать, хорошо прожил их или так себе. Это для того, чтобы в следующую семилетку ничего плохого не делать, а жить только хорошо.
— А я как прожила? Так себе?
— Нормально. Как все дети живут. Только часто плакала и озорничала. Это плохо.
— Школьники и то плачут. А у них семилеток больше, чем у меня. Я сама видела — взрослому мальчику придверило пальчик, и он ревел.
— Он плакал потому, что ему было больно. Ты же плачешь даже тогда, когда тебе совсем небольно.
— В новую семилетку я буду плакать, только когда больно.
На день рождения пришли три Наташи и соседка Ирочка. Ирочка была вся в бантиках — два на голове и один на платье.
Три Наташи сели рядом: Наташа с косичками, Наташа с веснушками и без косичек, Наташа в очках и с одной косичкой.
Именинница Наташа удобно устроилась за столом на самом видном месте. Поскольку у нее не было ни бантиков, ни косичек, она хвасталась своим новым платьем, на котором цветов больше, чем на клумбе.
— Я сегодня семилетка и потому такая цветистая! — объявила Наташа. — Мне еще платье подарят, когда новая семилетка будет. Я должна о ней сейчас думать, чтобы она была хорошая.
— Мы все шестилетки и семилетки, — серьезно сказала Наташа в очках, пододвигая к себе поближе блюдце с самым большим куском торта. — Мы все должны думать. Думать и думать, пока голова не устанет. А то скоро в школу пойдем — думать будет некогда.
— В школе еще больше думают, — тряхнула косичками сидевшая по соседству другая Наташа. — Мне сестренка говорила: кто в школе у них не думает, тому учитель двойку ставит. За двойку мама сестренку ругает.
Маленькая Наташа с веснушками измазала сладким тортом свой курносый нос. Веснушек не стало видно. Ей хотелось тоже что-то сказать. Но мешал торт. Он застревал в горле. Кое-как проглотила. Теперь говорить стало свободнее.
— Вот, вот. Ругается. Моя мама всегда ругается. Вот, вот, — затараторила она. — Спать не ложишься — ругается. Окно разобьешь — ругается. Лягушонка принесешь домой — и то ругается. Весь день ходишь обруганная. Вот, вот.
— Тебя правильно ругают, — сказала Ирочка, поглаживая бант на груди. — А меня мама ругает за слезы.
— Не плачь — вот и не будут ругать! — вставила Наташа-именинница. — Одну семилетку
