«Будем надеяться, что Этьен будет любезен и приветлив с ними, — думала я. — Будем надеяться, что все кончится хорошо».
И все-таки, пока я торчала в окне, я чувствовала волнение, как дебютантка перед выходом на сцену.
Потом я увидела их: поглощенные беседой, они шли по нашей улице. И вдруг я почувствовала огромное разочарование.
Нет! Не таким я ожидала увидеть его. Он был маленького роста, ниже м-сье Жозефа, а тот тоже не очень высок. Так, средний рост. И никаких блестящих украшений! Только когда они подошли совсем близко, я разглядела узкие золоченые эполеты. На нем была синяя форма, а его высокие сапоги были плохо вычищены и далеко не новы. Лица его не было видно из-за громадной шляпы, украшенной трехцветной кокардой. Я не могла себе представить, что у генерала может быть столь плачевный вид!
О, как я была разочарована!
— У него вид нищего, — прошептала я. Жюли подошла ко мне и смотрела, спрятавшись за шторой. Она не хотела, чтобы наши гости заметили, что мы интересуемся ими.
— Ну что ты! Он очень интересен, — заметила она. — Не рассчитываешь ли ты, что секретарь из Дома Коммуны будет разряжен в пух и прах…
— Ах, ты говоришь о м-сье Жозефе. Он действительно вполне элегантен. Во всяком случае ему кто-то регулярно чистит ботинки. Но его маленький брат, генерал… — я со вздохом покачала головой. — Я разочарована!..
Я не представляла себе, что в армии могут быть офицеры маленького роста.
— А как ты его себе представляла? — поинтересовалась Жюли.
Я пожала плечами.
— Как… как генерала. Как человека, который может командовать.
Просто удивительно! Прошло только два месяца, а кажется, что протекла целая вечность с того момента, как я увидела Жозефа и Наполеона в нашей гостиной. Когда мы с Жюли вошли, наши гости встали и отвесили галантнейший поклон, предназначавшийся не только Жюли, но и мне.
Затем мы все уселись, натянуто и смущенно, возле овального стола красного дерева. Мама — на диване, Жозеф Буонапарт — рядом с ней. С другой стороны — Этьен и Наполеон, между Жюли и мной.
— Я только что благодарила гражданина Жозефа Буонапарта за то, что он был так любезен вчера и проводил тебя домой, — сказала мама.
Вошла Мария с графином ликера и пирогом. Пока мама резала пирог и наполняла рюмки, Этьен пытался завязать разговор:
— Не будет ли нескромно спросить, находитесь ли вы в нашем городе по делам службы, господин генерал, или приехали проведать семью?
За Наполеона ответил Жозеф:
— О, нет! Армия Республики — это народная армия, и она содержится на налоги, получаемые с населения! Все граждане имеют право знать все о нашей армии и о нас. Правда, Наполеон?
Наполеон… Это имя звучало странно! Мы все посмотрели на генерала.
— Можете спрашивать о чем угодно, гражданин Клари, — сказал генерал. — Я, во всяком случае, не держу в секрете свои планы. Я считаю, что Республика растрачивает свои силы в бесконечной оборонительной войне. Война ради обороны не дает славы и не обогащает государство. Благодарю вас, м-м Клари… — Это мама протянула ему тарелку с пирогом.
Тотчас он продолжал:
— Мы, безусловно, должны перейти в наступление. Наступательной войной мы быстро поправим финансы Франции, а также противопоставим Европе национальную армию, не знающую поражений.
Я слушала очень внимательно, но почти ничего не понимала. Он оставил свою громадную шляпу в прихожей, и я могла рассмотреть его лицо, и, хотя он не мог похвастаться красотой, мне казалось, что лица прекраснее я не видела никогда в жизни.
Я поняла, почему вчера мне понравился Жозеф. Братья были похожи, но черты Жозефа мягче и не так значительны. Мне казалось, что я всю жизнь мечтала об этом лице, которое видела сейчас перед собой.
— Наступательная война? — растерянно повторил Этьен. Все замолчали, и я поняла, что в эту минуту Наполеон сказал что-то, что поразило всех. Этьен глядел на него в полной растерянности.
— Да, но гражданин генерал, наша армия… Ведь говорят, что наша армия очень плохо экипирована! Сможет ли она?..
— Плохо экипирована? Слабо сказано! Наша армия имеет нищенский вид. Наши солдаты на фронтах одеты в рубища, они идут в бой без сапог. А наша артиллерия так убога, что можно подумать, будто военный министр Карно хочет защитить Францию луками и стрелами вместо пушек.
Я даже наклонилась вперед, так я его рассматривала. Жюли потом мне сказала, что я неприлично вела себя. Но я не контролировала себя. Я смотрела!.. У него было худое лицо с тонкой загорелой кожей. Темные, с рыжеватым отливом волосы были не завиты, падали до плеч и, казалось, никогда не знали пудры.
Когда он смеялся, его лицо молодело и делалось совсем юным.
Я вздрогнула, когда Жозеф, протягивая свой бокал, обратился ко мне:
— За ваше здоровье, м-ль Клари! — Он подмигивал мне в то время, как остальные маленькими глотками пили свой ликер. И я вспомнила свое обещание.
— Зовите меня Эжени, как все, — предложила я. Мама сдвинула брови, но Этьен ничего не сказал.
Он был увлечен беседой с генералом.
— И на каком же фронте наша армия может начать наступательную войну? — он.
— Конечно, на итальянском. Мы прогоним из Италии австрийцев. Это будет легкая кампания. А Италия и прокормит, и оденет наши войска. Это плодородная и богатая страна.
— А итальянцы? Они не станут на сторону Австрии?
— Наша армия освободит итальянцев. Мы дадим Декларацию Прав человека всем провинциям, которые мы завоюем.
Чувствовалось, что хоть эта тема и интересует генерала, но вопросы Этьена начали его раздражать.
— У вас прелестный сад, — сказал Жозеф, обращаясь к маме и глядя через стеклянную дверь балкона.
— Еще не совсем установилась весенняя погода, — сказала Жюли. — Но когда зацветут сирень и розы, которые обвивают беседку… — Она вдруг умолкла. Я сделала вывод, что Жюли немножко вышла из равновесия, так как она прекрасно знает, что сирень и розы не цветут одновременно.
— Ваши планы на завоевание Италии уже разработаны? — Этьен не оставлял генерала в покое. Мысль о наступательной войне его покорила.
— Да, почти готовы. В настоящее время я инспектирую наши южные форты.
— Значит это уже решено в Конвенте?
— Проверку нашей готовности поручил мне гражданин Робеспьер. Мне казалось необходимым это мероприятие перед нашим вступлением в Италию.
Этьен одобрительно цокал языком. У него это было признаком удовольствия.
— Это грандиозно, хоть и рискованно.
Генерал, улыбаясь, смотрел на Этьена, и эта улыбка окончательно покорила моего брата, который был дельцом и был так далек от фантазий. Он бормотал:
