— Я сам… — смутился Костя.
— И Михаил Анисимович сам стирает?
— Нет. Мы отдаем. — Костя спохватился и добавил:- Я на озеро хожу купаться, там и мою свою майку. Михаил Анисимович об этом не знает.
— Значит, можно посмотреть как вы живете? — теперь уже весело спросила Надя.
— Посмотрите. Чего ж особенного?
…Уходя, Надя попросила Костю не говорить Михаилу о том, что она была в квартире. «Почему?» На этот вопрос и пытался ответить Костя, когда ложился спать.
Михаил прислушался: где-то за городом гремел гром, раскаты его доносились слабо. Подойдя к окну, Михаил увидел черную тучу, наползавшую на звезды шерстяными космами. Сразу запахло мокрой травой и пылью. Прохладный воздух был приятен. Крупные капли дождя защелкали по окну, по подоконнику, брызги полетели Михаилу в лицо, но он не уходил, ему было хорошо. Посмотрел на учебники, уложенные стопкой на этажерке. Заниматься не хотелось.
СЕРЬЕЗНОЕ СТОЛКНОВЕНИЕ
На другой день, как только майор явился в отделение, Михаил пошел к нему, доложил о безрезультатных поисках ребенка и теперь уверенно заявил: мальчик украден. На этот раз майор согласился, что ребенка надо искать. Городское управление в свою очередь приняло меры, однако результаты были те же. Но когда Михаил попросил разрешение вновь заняться поисками ребенка, Майор вдруг воспротивился и сказал, что пошлет другого работника, что с такой «операцией» любой справится.
— Я вник в дело, товарищ майор, да и довольно таинственную пропажу ребенка я бы не считал пустяком. А послать второстепенного работника — значит отмахнуться, — настаивал Михаил.
— И почему это наши мнения не совпадают? — спросил майор, разглядывая лейтенанта веселыми глазами. Михаил удивился мягкой интонации начальника. Но майор тут же хлопнул ладонью по стеклу и резко закончил:- Для вас есть более сложное задание, получите его у Акрамова. Выполняйте приказ.
— Почему вы считаете поиски ребенка несложным заданием? — не сдавался Михаил.
— У меня нет времени разводить дискуссию, — сдерживаясь, оборвал разговор Копытов, тяжело поднялся и дернул козырек фуражки.
Настаивать дальше было бесполезно, и Михаил, бушуя внутренне, ушел к себе в кабинет. Он долго сидел, перебирая бумаги и не вникая в смысл записей. «Спокойнее, дорогой товарищ, — старался утихомирить он себя, — бушевание к хорошему не приведет. Терентий Федорович продолжает свою линию. А может быть, мне и обижаться не на что? Пойдет другой работник, найдет ребенка… Что же меня возмущает? Равнодушие! Для родителей пропажа ребенка — удар сильнее, чем утеря какого-либо имущества. Майор этого не понимает. Моя обязанность разъяснять, а не злиться…» Михаил встал и прошелся по кабинету. Солнечные лучи уже залили все окно, и в кабинете от жары пожелтел воздух. С улицы доносилось нудное гуденье моторов автомашин, изредка прерываемое стрекотом мотоциклов.
Зазвонил телефон. Михаил снял трубку и насторожился: говорила Марина Игнатьевна.
— Здравствуйте, Михаил Анисимович! Что же вы не идете? Я с рассвета на ногах, обегала почти весь город. Нет моего мальчика!.. — голос женщины задрожал, и она всхлипнула.
— Извините, Марина Игнатьевна, не мог придти, — сказал Михаил, поздоровавшись. — Не волнуйтесь, поиски вашего ребенка идут по всему городу. Такое распоряжение дано городским управлением. Вы откуда звоните?
— Из будки.
— А где же вас встретить?
— Я недалеко от дома, почти напротив.
— Очень хорошо. Ждите. Через полчаса или я приду, или кто-либо из наших сотрудников.
— А почему не вы?
— У нас ведь много дел, Марина Игнатьевна, — соврал Михаил и бросил трубку на телефон. Продолжая хмуриться, он опять прошелся по кабинету.
В коридоре раздался шум, а затем хриплый голос запел:
Сидел Ярмак, объятый думой…
Михаил открыл дверь. Участковый и русый парень вели под руки пожилого мужчину, еле передвигавшего ноги. Мужчина где-то валялся и потерял кепку, ее держал в руках участковый.
— С утра, значит, тяпнул? — спросил дежурный.
— От радости… Из больницы иду… Внук у меня родился. Внук! — завопил пьяный и упал на колени перед дежурным.
Безобразный вид пьяного не удивил Михаила, — пьяница как пьяница, — его внимание привлек парень. Одет он был в голубую финку и серые полотняные брюки. Бросался в глаза до смешного вздернутый нос. Подстрижен парень был как-то так, что курчавые пепельные волосы походили на маленькую шапочку, надвинутую на широкий, невысокий лоб.
— Поярков, — назвал он себя дежурному и, подхватив под мышки пьяного старика, без напряжения поставил его на ноги.
Михаил закрыл дверь, прошел к окну и сцепил руки за спиной. Неприятности посыпались с утра. Начинать войну с майором? Достаточно ли для этого оснований? Мысли шли вразброд: то Михаил представлял плачущую Марину Игнатьевну, то сержанта, поругавшегося с участковым, то перед глазами вставал сердитый майор.
Капитан Акрамов вошел тихо и остановился у двери, окинув чуть прищуренными глазами лейтенанта. Видимо, он кое-что уже знал, потому что прошел к столу, сел и задал вопрос:
— Что у вас, Михаил Анисимович, произошло с Терентием Федоровичем?
Михаил тоже сел.
— Стоило ли делить барана, которого нет? — выслушав Михаила, улыбнулся Акрамов. — Я сказал Терентию Федоровичу: все работники заняты и именно Вязов придется продолжать поиски ребенка. Идите к хозяину, вызывает.
Нам делить нечего, — согласился Михаил, — но работать надо слаженно и с горячим сердцем, а не с холодным.
— Когда небо чистое, не могу говорить: на нем тучи, — опять улыбнулся капитан и похлопал Михаила по коленке. — Когда соберутся тучи, мы поставим громоотвод и будем ждать грома.
Заметно сдерживаясь, майор несколько минут читал лейтенанту нравоучения. Изломанные брови его подпрыгивали. Он легонько постукивал кулаком по настольному стеклу, и было понятно: ему очень хочется ударить крепко. Майор повторил свою любимую мысль, что его приказ должен быть законом, что ему виднее, куда направить того или иного работника и как его использовать.
Как ни странно, в эти минуты Михаил не знал, можно ли ему действовать не только как старшему уполномоченному, но и как партийному руководителю. Когда речь шла о его служебном положении, он не мог пользоваться правами, которые дала ему партийная организация. «Скромность? — спрашивал он себя и вздыхал:- Какой же у меня еще маленький опыт!»
— Не задирайте носа, лейтенант! Одна хорошо проведенная операция еще не дает права зазнаваться и, тем более, выходить из подчинения, — выговаривал майор. Михаил понимал, что майор все же сдерживается, на другого работника он накричал бы похлеще, — При всем моем уважении к вам, я не допущу расхлябанности. Я надеюсь, вы понимаете, что такое единоначалие?
И особенно после упразднения должности заместителя ни политической части. Вам надо показывать пример как парторгу, а вы сами подрываете дисциплину.
Пока речь шла вообще о дисциплине, о служебных обязанностях, Михаил молчал, соблюдая субординацию, но как только майор заговорил о долге и чести парторга, Михаила словно что-то подбросило, и он вытянулся, опустил руки по швам.
— Разрешите, товарищ майор, спросить, — тихо сказал он, всеми силами стараясь быть спокойным. — Может быть, я что-то недопонимаю в единоначалии, и меня волнует вопрос: почему за то время, пока я болел, в отделении не проведено ни одного партийного собрания, не проведена ни одна политинформация?
— Об этом спросите Кашгарова, он за вас оставался.
— Я его спрашивал, он говорит: не имел времени и не мог собрать людей. Почему вы, Терентий Федорович, не выкроили ему время, не помогли собрать людей, организовать?
Копытов снял фуражку, вытер платком лысину. Недобро взглянув на парторга, он спросил-
— Отчет? — и деланно засмеялся. — Отчета я вам давать не буду. Были такие обстоятельства. Прежде всего работа, а потом политинформации.
— Вы по-прежнему ошибаетесь, Терентий Федорович. Капитан Стоичев не один раз упрекал вас в этом…
— Стоичева нет, и он мне не закон, — побледнев и сутуля плечи, заявил Копытов. Он смотрел на лейтенанта в упор, сжимая в руке фуражку.
Михаил сделал шаг к столу.
— Я не могу переменить своего мнения, Терентий Федорович. Вы не правы, я в этом глубоко убежден.
В кабинет вошел капитан Акрамов и, как показалось Михаилу, Копытов поспешно разрешил ему идти и заниматься поисками ребенка.
— Бушуем, Терентий Федорович? — спросил Акрамов, улыбаясь. — Зачем гром, зачем молния? У нас говорят: когда идет буря, кнутом стадо не соберешь, только разгонишь.
Майор хмыкнул и ничего не ответил.
ВОРОВКА
Михаил бросился к будке, что стояла напротив отделения, выпил залпом два стакана охлажденной на льду воды и почувствовал, как заломило горло. Он подумал было, что зря выпил холодной воды — ведь недолго снова попасть в больницу, но отмахнулся: все равно! Теперь он был уверен: столкновение с начальником отделения неизбежно, и в результате один из них должен пострадать. Сил у него хватит, но хватит ли времени? Будет очень тяжело работать. «И все же майора надо ставить на свое место, надо заставить его уважать людей!»- решил Михаил и пошел к автобусной остановке.
