Уинфилд, постукивая тростью, двигался уверенно и довольно быстро. Пока они шли, множество людей сочувственно приветствовали Теллона, прикасаясь к его плечу, а один сунул ему в свободную руку пачку сигарет. Теллон заставлял себя не опускать голову и идти непринужденной походкой, но это было почти невозможно: он чувствовал, что на его лице застыла извиняющаяся улыбка слепого.
Чтобы попасть в мастерскую, им нужно было пройти мимо главного корпуса тюрьмы и преодолеть двести ярдов до вспомогательного корпуса. По дороге Уинфилд объяснил, что его «фонарь» излучает узкий луч высокочастотного ультразвука и имеет приемник, улавливающий эхо; электронная схема накладывает эхо и исходный сигнал друг на друга. Идея заключалась вот в чем. Частота излучения звукогенератора периодически «сползает» с 80 до 40 килогерц, благодаря чему частота исходного сигнала всегда немного ниже, чем у отраженного. При наложении сигналов друг на друга возникают биения, частота которых пропорциональна расстоянию до предмета, попавшего в луч «фонаря», что позволит слепому постепенно воссоздать для себя картину окружающего мира.
Кое-что Уинфилд разработал сам, кое-что помнил по публикациям в старых медико-технических журналах. Эд Хогарт — по-видимому, заядлый любитель технических новинок — соорудил ему опытный образец. Но когда ему понадобилось понизить частоту, чтобы сделать высокочастотные колебания слышными человеческому уху, у него начались затруднения по части электроники.
Слушая, Теллон ощущал растущее уважение к старому врачу, который, казалось, был просто неспособен признать свое поражение. Они дошли до центра перевоспитания и остановились у входа.
— Прежде, чем мы войдем, сынок, еще один момент. Я хочу, чтобы ты пообещал ничего не говорить Эду о том, зачем мне на самом деле сонарный «фонарь». Если он догадается, то моментально бросит над ним работать, чтобы спасти меня от меня самого, как гласит поговорка.
— Хорошо, — сказал Теллон, — но взамен и вы пообещаете мне кое-что. Если у вас действительно есть план побега, не включайте меня в этот план. Если я когда-нибудь надумаю покончить с собой, то выберу способ полегче.
Они поднялись по лестнице на один пролет и вошли в мастерскую. Теллон сразу понял, что это мастерская, по знакомому запаху горячего припоя и застоявшегося сигаретного дыма — запаху, который так и не изменился с его студенческих лет.
— Ты здесь, Эд? — Эхо от голоса Уинфилда подсказало, что мастерская совсем маленькая. — Я привел гостя.
— Я знаю, что ты привел гостя, — произнес рядом тонкий, раздраженный голос. — Я ведь могу его видеть. Ты так давно ослеп, что уже и всех остальных стал считать слепыми, — голос становился все тише и перешел наконец в едва слышное сварливое бормотание.
Уинфилд раскатисто захохотал и шепнул Теллону:
— Эд родился на этой планете, но одно время очень активно участвовал в старом движении унионистов и не догадался уйти из него, когда власть перешла к лютеранам. Арестовывал его Крюгер. Эд пытался бежать и повредил себе пятки — конечно, совершенно случайно. Здесь довольно много трофеев Крюгера — они скачут по Павильону, как птички.
— Со слухом у меня тоже все в порядке, — предупредил Хогарт.
— Эд, это Сэм Теллон — человек, который чуть не прикончил Черкасского. Здорово разбирается в электронике, так что, возможно, вам теперь удастся заставить мой фонарь работать.
— У меня диплом электронщика, — сказал Теллон, — но это еще не значит, что я в ней так уж здорово разбираюсь.
— Но ты сможешь по крайней мере найти дефекты в простенькой схеме понижения частоты, — сказал Уинфилд. — Пощупай-ка вот это.
Он подвел Теллона к верстаку и положил его руки на замысловатое устройство из металла и пластика около трех футов в поперечнике.
— Это он и есть? — Теллон обследовал массивные блоки пальцами. — Зачем вам эта штука? Мне показалось, что вы имели в виду прибор, который можно унести в одной руке.
— Это модель, — нетерпеливо рявкнул Хогарт. — Она в двадцать раз больше настоящего прибора, чтобы доктор мог разобраться в ней на ощупь. А я потом воспроизведу ее в нужном масштабе. Идея хорошая, только она не работает.
— Теперь заработает, — самоуверенно сказал Уинфилд. — Что ты на это скажешь, сынок?
Теллон задумался. Уинфилд казался ему чокнутым старым простаком, а Хогарт, по всей вероятности, был ему под стать, но за то короткое время, что Теллон провел с ними, он почти позабыл о своей слепоте.
— Я помогу вам, — сказал он. — У вас хватит материалов на два опытных образца?
Уинфилд возбужденно стиснул ему руку:
— Не волнуйся об этом, сынок. Хелен проследит, чтобы мы получили все необходимые детали.
— Хелен?
— Да, Хелен Жюст. Она начальница центра перевоспитания.
— И она не возражает против того, что вы делаете эту штуку?
— Не возражает? Скажешь тоже! — заревел Уинфилд. — Да это в основном была ее идея. Она стояла за этот план с самого начала.
Теллон недоверчиво покачал головой:
— Странный поступок для чиновницы ее ранга. Выходит, чтобы помочь вам, она идет на риск предстать перед доктринальным синодом? Зачем?
— Ну ты, сынок, опять завел песню — все думаешь о разных мелочах. А это мешает тебе сосредоточиться на главком. Откуда мне знать, зачем? Может, ей нравятся мои глаза; доктор Хек говорит, что они красивого синего цвета. Конечно, он судит о них предвзято, поскольку сделал их своими руками.
Тут Уинфилд и Хогарт разразились диким хохотом. Теллон положил руки на массивный прямоугольный корпус модели, чувствуя, как солнечные лучи согревают его кожу. Все его предыдущие мысли оказались неверными. Жизнь слепца была не скучной и не простой.
Глава шестая
Теллон осторожно надел на голову сонарный «фонарь», вставил наушник в правое ухо и включил прибор. Он встал, для проверки потряс головой и пошел. Внезапно он понял, как сильно привык ориентироваться при помощи трости.
Радиус действия «фонаря» был установлен в пять ярдов; это означало, что эхо от любого предмета, находящегося дальше, фиксироваться не будет. Продвигаясь вперед, он поворачивал голову сперва из стороны в сторону, потом качнул ею вверх вниз. Тон сигнала сразу же повысился, а потом упал. Ультразвуковой луч коснулся земли, приблизился к его ногам и снова поднялся.
Теллон заставил себя шагать спокойно и размеренно, сосредоточив все внимание на перепадах тона. Он преодолел около десяти ярдов, как вдруг, пройдясь лучом по вертикали, различил в самом верху слабое «блип». Продолжая двигаться вперед, но уже медленнее, он сосредоточился на изучении верхней части своего «поля зрения». С каждым разом «блип» все выше карабкалось по тональной шкале, и в конце концов, слегка наклонив голову, Теллон смог превратить его в пронзительную монотонную ноту.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
