Эпопея по постановке на ход трофея — это песнь песней. Никакого гуманизма и толерантности. Мешком скинули — без излишней жестокости, правда — пленного в надувную лодку, добрались до трофея, там, руководимые кивками и мычанием, дотащили недобровольного помощника до машинного отделения и только там освободили руки. Пашка отошел в сторону и взял орла на прицел. Я вытащил изрядно обслюнявленный кляп изо рта пленника, мимоходом отметив, что стал каким-то небрезгливым.
— Старт энджин. Квикли. Ор дай[9].
После того как китаец оживил движки, мы вновь его сковали, уложив на палубу, а потом оттащили на мостик. Зря тащили: управление было более простым и понятным, чем у нас на сторожевике. Штурвал с креслом возле него, чуть в стороне — рукоять машинного телеграфа «под старину». На пробу передвинул рукоять на «medium forward» — через пяток секунд рокот двигателей усилился и тронулись вроде. Я быстренько восстановил статус-кво.
— Паш, давай примотаем красавчика в сторонке и вали: время дорого!
Быстро, в четыре руки, примотали сидя «сидельца» к какой-то трубе в углу рубки, нервно перешучиваясь.
— Ну, я побёг?
— Давай! Только шибко не газуйте и следите, чтоб я не потерялся. А то ищи вас потом по всей планете!
— Ага, давай! Не скучай тут!
Пашка унесся, я остался как ослик Иа, совершенно одиноким. Дождавшись, пока наша лайба встала на курс, я сам себе вслух скомандовал «Полный вппере-е-ед!», плюясь по-cмоллетовски, передвинул рычаг телеграфа и начал выгребать в ту же степь, целясь в корму впереди идущего. За последующие два часа я нервов потерял немерено! Выражение «нервы как ниточки» из прикольно-стёбного стало родным и близким. В голове мешанина от «вдруг потеряюсь» до «вдруг ниндзи нападут затаившиеся», обрывки песен, страх въехать с хрустом и треском в родную корму — и плевать, что она в полукилометре впереди маячит! И вместе с этим — восторг сродни детскому от первой поездки на велике! «Но миром кончаются войны!», окончился и этот переход. Я подкрадывался на самом малом ходу к «неподбойному» борту сторожевика, не желая оказаться между ним и «фашиком». Уф-ф-ф! Не красиво притерся, но и не уплыл в долбеня — остановился метрах в двадцати. Тут же с воем от сторожевика стартовала трофейная лодка, всю дорогу болтавшаяся на буксире. Я ссыпался на палубу и, дождавшись, перелез в это ненадежное по сравнению с кораблями средство передвижения.
— Живой? А Серега тут с немцами по «громкой» пообщался!
— Живой. Какие новости?
— Немцы злые, у них троих убили и ещё двое раненых. Ща тебя к нам перевезу — и за немцем поеду. Предварительно — валим в какой-то местный «хафен», тут недалеко, немец как раз дорогу покажет. Привезу, короче, там видно будет.
А мне уже, если честно, очень хотелось выпить и прилечь надолго. Часов на пять минимум, пока не протрезвею. Вдобавок с какого-то перепугу я умудрился хватануть что-то типа солнечного удара — вскарабкался на ставшую родной палубу и, по словам ждущего отмашки Павла, упал как сосиска сорвавшаяся с вилки. Тот (это он потом рассказывал уже) приготовился орать как потерпевший и даже слезу надумал точить по павшему товарищу, как из ниоткуда появившийся Серега черпанул ведром на веревке забортной воды и на меня его опростал. Вот и пришел я в себя — валяюсь вялым дембелем, полностью дискредитированный, а на подходе — иностранная делегация!
— Родь, давай поднимайся!
С Серегиной помощью поднялся и переместился в тенек. Серега, усадив меня, метнулся за водой.
— Посиди, попей. Ещё водичкой плеснуть?
— Хватит пока. И так залил всего. Автомат чистить теперь… Слушай, кстати! А установку-то как? Обслужить теперь…
— Давай потом, а? Ща с дойчами разрулим — и за свои дела примемся.
Глава 10
Дожидаться гостей я не стал — помучившись сомнениями, всё же пошел приводить себя в порядок. К визиту «высокого гостя» успел тик в тик — встретил его грозным и неприступным пиратобойцем, даже жилетку с боекомплектом напялил. Переговаривались прямо на палубе, держа под контролем выставку наших достижений.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
Немец очень настойчиво просил, практически требовал передачи наших пленных в его арийские ручонки — это вот прям сразу, в виде жеста нашей доброй воли. В ответ ему популярно объяснили, что требовать он у себя в бундестаге будет, а эти ficken kitas[10] — добыча наша, и на чужой роток мы можем накинуть наш справедливый чугунный платок. Всё понимаем, но все передачи — на берегу и через Орден. Я про себя подумал, что Серега точно с кем-то из пленных без меня пообщался. А тот ненавязчиво так, вроде и соглашаясь почти на все немецкие инициативы вплоть до участия в ответном набеге на китайские территории, выпытывал у немца интересные сведения. Ладно, думаю, Серегу потом попытаю, а вот как наши званые гости полеживают? А вот гостям было очень невесело: вялые, обгорели все так, что вот-вот, и начнут корочкой покрываться.
— Серег, извини что вклиниваюсь, но гости наши дохнуть собираются. Пережарились!
Серега ответить не успел — вклинился немец:
— Их всё рафно убивайт! Пиратен — тод! Это закон Орден. За каштий голофа — как это… а! Тисяча эко! Только надо протокол. Фото! И, если есть — папирен.
Я потянул Серегу в сторону.
— Серый, ну и чего заморачиваться? Спросим у колбасника фотоаппарат, актик составим — и на дно их! А то уже срач на корабле развели, и когда подсохнет, а парочка там уже нагадила — отмываться заебемся!
Пашка согласно закивал. Серега озвучил предложение немцу, поинтересовавшись, что он с ними делать будет. Немец поиграл желваками и произнес: «Senden Baden!». Потом пояснил, что отправит купаться.
— Только мне надо на «Лотту», взять кое-что.
«Кое-что», как выяснилось, состояло из троих мужиков лет по сорок, охапки спасжилетов и видеокамеры. Главнемец персонально снял каждого корсара, комментируя на немецком, после чего, передав включенную камеру мне, произнес монолог, закончив его словами на русском: «Эти люди напасть на наш судно „Лотта“, но поймаль руссиш моряк Сергей, Пауль и Род!». После чего достал миникассету и передал Сергею.
— Это бутет достаток для Орден. Ви может дать ход?
— Зачем?
— Сейчас они баден, надо отплыть.
Двое других арийцев споро ворочали унтерменшей, напяливая на них спасжилеты прямо поверх связанных рук. Половина пленников пришла в себя во время этих игрищ в неваляшки и, судя по активным мычаниям, уже догадалась о предстоящих водных процедурах. Перспектива лезть в воду их не просто не радовала — она их ужасала, судя по выпученным глазам. Немцы, не обращая внимания на реакцию «сборной по плаванию», поочередно столкнули всех в воду.
— Надо отплывать!
Серега взглянул на меня. Я кивнул, поднялся на мостик и, дав ненадолго полный ход, вновь вернул ручку на «стоп машина». Корабль вздрогнул, движки взревели, выходя на режим и почти тут же смолкли.
Пока я спускался, благодарные зрители переместились на корму. Чёрт! Нагих купальщиков явно стало меньше. О как! На наших глазах один из них поплавком поднявшись из воды по пояс, резко нырнул, как тот поплавок при поклевке. Я перевел взгляд на немцев — у них в глазах было лишь удовлетворение от выполненного долга… А я, матюгнувшись, присоединился к Пашке, повисшему на леере и блюющему за борт.
28.04.28 г.
«Как героев встречали моих моряков Петроград, Лиепая и Ревель…»[11] Хрена лысого! Человек пятнадцать всего, из которых пятеро выделялись единообразным обмундированием и наличием оружия в руках. Остальные — гражданские, мужчины и женщины. И никакие эскадры не палили, возможно, из-за того, что ни флага, ни вымпела у нас не было — замечать издали было нечего. Серега дал Отто и пришедшему с ним человеку «поиграть» с нашим радио, так что власти Нойехафена были в курсе и произошедшего и неожиданных результатов происшествия.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
