Заплесневелый бульон
У шотландского бактериолога Александра Флеминга была чрезвычайно преданная супруга. «Алек - великий человек, - повторяла она. - Но никто пока этого не знает!»
Ну как на его месте было не совершить что-нибудь выдающееся?
Флеминг долгое время искал вещество, которое уничтожало бы опасные бактерии, оставаясь при этом безопасным для больного. Однажды ученый взялся написать статью о стафилококках для солидного научного сборника. Для этой работы он занялся исследованием колоний стафилококков, выращивая их в специальных чашках Петри на питательной среде.
В небольшой лаборатории царил беспорядок. В отличие от своих аккуратных коллег Флеминг никогда не выбрасывал образцы, и они в большом количестве копились на его столе, покрываясь густой плесенью. Плесень вообще была обычным явлением для сырого климата, и в исследуемые культуры - даже в закрытую посуду - постоянно попадали ее споры.
Как-то, в очередной раз сняв крышку с образца, Флеминг с досадой обнаружил внутри островки пушистой плесени. Но, приглядевшись, ученый заметил: в культуре что-то не так. Вокруг плесени в мутном желтоватом субстрате появились чистые, как роса, участки. Похоже было на то, что плесень просто растворила стафилококки вокруг себя!
«Вижу странное!» - сказал сам себе Флеминг. Первое, что он сделал, - пересадил странную плесень на питательный бульон, вырастил ее слой погуще да попушистее и начал изучать. Оказалось, она выделяла вещество, которое убивало дифтерийные палочки, стрептококки, бациллы сибирской язвы и никак не действовало на тифозную палочку. Над тем, как окрестить это вещество, бактериолог не размышлял долго: если плесень звалась Penicillium notatum, то вещество получило название «пенициллин».
Надо сказать, так же почти случайно Флеминг чуть раньше открыл лизоцим (фермент, содержащийся в слюне): ученого угораздило чихнуть над чашкой с бактериальными посевами! Однако теперешнее открытие представлялось куда более интересным: если лизоцим уничтожал микробы неболезнетворные, то плесень побеждала возбудителей весьма опасных недугов.
Как ни странно, в научных кругах открытие было встречено прохладно, если не сказать равнодушно. Более того, кое-то из коллег называл пенициллин «сомнительным снадобьем», а его открывателя - «средневековым алхимиком». Но ученый не сдавался и в свое детище верил.
Свободные от лабораторных опытов минуты Александр Флеминг посвящал изобразительному искусству. Талантливый человек, как говорится, талантлив во всем, и Флеминг рисовал вполне прилично. Он состоял в объединении художников и даже слыл авангардистом. Еще бы, ведь его картины были выполнены не красками, а разноцветными штаммами бактерий, высеянных на картоне, покрытом питательным слоем. Бактерии представляли собой живописное зрелище - пятна всех цветов радуги. А чтобы яркие цвета не смешивались как попало, находчивый художник отделял колонии бактерий друг от друга при помощи того же пенициллина, смачивая кисть в его растворе.
Чистый пенициллин, годный для лечения больных, удалось выделить далеко не сразу. Сделали это оксфордские ученые Флори и Чейн. Флеминг узнал о том из медицинского журнала и тут же связался с авторами. Для Флори и Чейна встреча с ним оказалась большой неожиданностью: они считали, что Флеминга давно нет в живых!
Началась эпоха массового использования антибиотиков. А ведь подумать только, исследователю ничего не стоило просто выбросить испорченный образец.
Флемингу, Чейну и Флори присудили Нобелевскую премию по физиологии и медицине. А дальше на Флеминга просто обрушились награды: медали, премии, членство в 89 академиях и научных обществах и даже рыцарский орден! Но известность и почести не вскружили ему голову. Принимая их, ученый испытывал такое же удовольствие, как если бы ему удался очередной опыт. Из многочисленных писем, которые приходили Флемингу в то время, особенно порадовало его письмо школьной учительницы:
«Дорогой мой маленький Алек! Простите, что я вас так называю, но когда я вас знала, вам было не больше восьми или девяти лет. Я только что прочитала чудесную историю пенициллина, и мне кажется, что и я в ней немножко участвовала. Между прочим, ваши чудодейственные вливания вылечили мою молоденькую внучатую племянницу Хейзел Стерлинг, которая сильно хворала».
А чашку Петри с тем легендарным плесневым грибом Флеминг хранил всю оставшуюся жизнь.
Кольцо в лучах
Душа в душу с любимой супругой Бертой жил молодой физик из Германии Вильгельм Конрад Рентген. Жили весьма скромно: папаша Рентгена, преуспевающий торговец текстилем, мечтал видеть женой сына девушку богатую и, встретив полное неповиновение, лишил молодежь всякой материальной поддержки.
Денег не хватало. Однако трудолюбия физику было не занимать. Упрямства тоже - за него он поплатился еще подростком: был отчислен из Технической школы, когда товарищ нарисовал карикатуру на преподавателя, а Рентген не выдал!
И теперь он работал, работал и работал. А следовательно, вполне предсказуемо, хотя и медленно двигался по служебной лестнице.
Шло время, Вильгельм Рентген уже руководил физическим институтом Вюрцбургского университета, но так и не избавился от привычки засиживаться в своей лаборатории дольше всех, иногда до полуночи. Ноябрьский вечер 1895 года не стал исключением: ассистенты давно разбежались по домам, а их начальник все никак не мог оторваться от установки, с помощью которой изучал интересную «новинку» - катодные лучи (они, кстати, используются и по сей день, например в телевизорах и таких огромных мониторах, которые уже почти вышли из употребления).
В тот день лучи yпорно не желали делать то, что от них требовалось. Ученый устал и решил прервать дело до завтра. Одевшись и погасив в лаборатории свет, он уже почти закрыл дверь, но. в темной комнате что-то мелькало. Это было странное зеленоватое сияние, напоминающее облачко, как раз там, где находились катодная трубка и экран.
Вернувшись в комнату, Рентген покачал головой: как он мог закрыть трубку чехлом, не выключив ее? Совсем заработался, пора и об отдыхе подумать!
Однако почему экран светится? Найдя на ощупь рубильник, физик выключил трубку, и свечение пропало. Включил снова - экран опять засветился! Но как это могло получиться, если катодные лучи в трубке до сих пор не проникали сквозь чехол?
Надо сказать, что изумление не помешало Рентгену сделать единственно верное предположение - о том, что этот эффект вызывают вовсе не катодные лучи, а какие-то еще. Чуть позже он даст им название, полностью соответствующее их загадочности: X- лучи.
Усталость как рукой сняло, и через минуту ученый уже совершал прыжки по лаборатории с экраном в руках. Х-лучи настигали его даже на расстоянии полутора-двух метров. Мало того! Если на их пути оказывалась преграда в виде книги или другого предмета, лучи ее игнорировали и с ловкостью проходили насквозь. А уж если подставить под излучение руку, то картина получалась и вовсе жуткой: на экране отображался силуэт костей!
Только утром Рентген, падая от усталости, решился покинуть лабораторию, чтобы чуть- чуть передохнуть. Новые лучи рождали вопрос за вопросом, и марафон по их изучению затянулся ни много ни мало на семь недель.
На семь недель были забыты ученики, жена и собственное здоровье. Рентген замкнулся, никого не посвящал в подробности того, чем же он, собственно, занимается почти без отдыха и сна. Фрау Берта страдала, не в силах повлиять на происходящее, однако через семь недель за все волнения и тревоги была вознаграждена. Именно ей Вильгельм первой продемонстрировал результат своих напряженных трудов. Он просто попросил жену положить руку на фотопластинку и подержать несколько секунд перед работающей трубкой. Когда Рентген вынес проявленное «фото», перепуганная Берта едва не лишилась чувств, узрев снимок скелета собственной руки! На безымянном пальце красовалось обручальное кольцо, подаренное ей мужем двадцать три года назад.
