— Смотри, не отдавай никому!
Вернувшись в дом, сунул в карман пачку денег, остальные вместе с сумкой запихнул ногой под кровать.
Закрыв дом и спрятав ключ в тайничок под перилами, он так же, как и пришел, огородами, выбрался к
Волге. С минуту постоял на берегу, полюбовался рекой. Потом пробежался по берегу, и для души, и для тела.
Провел небольшой, но яростный бой с тенью и уже совсем бодрый и веселый переулками свернул в город.
Испортить настроение ему решили немедленно, едва он только вышел на асфальт. И сделал это его старый друг Голома с двумя толстыми сержантами. Встретились они, что называется, нос к носу, и лейтенант даже вскрикнул от радости, лихорадочно шаря рукой по кобуре.
— Стиш! Уки ввейх! — Он вытащил наконец-то свой табельный «макаров» и направил его на Анатолия.
— Товарищ лейтенант, вы что это?.. — спокойно начал Стриж, удивленно разводя руками. Голома отпрыгнул назад от этого мирного жеста и снова с натугой закричал:
— Уки ввейх, сука!
Глаза навыкате бешено блестели, усы подергивались. Поняв, что дело нешуточное, Стриж поднял руки.
— Обысси! — приказал одному из сержантов Голома. Тот, зайдя сзади, начал хлопать Анатолия по карманам, под мышками. Никто не обратил внимание на вишневую «девятку» с антенной на крыше, которая резко свернула на обочину и встала в нескольких метрах от всей живописной группы.
— Ого, у него тут денег как в хорошем банке! — сообщил сержант, вытаскивая из кармана Стрижа пачку десятитысячных.
— А оружие? — спросил лейтенант.
— Нет ничего.
Голома растерялся. Если бы у Стрижа было оружие, всади в него всю обойму, и дело с концом. Но недаром за лейтенантом ходила слава дурака — все, что было выше, чем от сих до сих, и не укладывалось в положенные рамки, ставило его в тупик.
— Поисси лутьсе! — прикрикнул на него Голома.
— Что искать-то, нет ничего! — возмутился сержант и снова стал шарить у Стрижа по карманам.
— Да отведи ты его в отделение, а там пусть с ним Мурай разбирается, — подал идею второй сержант, легкомысленно поигрывая резиновой дубинкой. Фраза эта сказала Стрижу все. Голома на свою беду решил принять участие в обыске. Он опустил пистолет и шагнул вперед, невольно загородив собой Стрижа от второго сержанта. Сам нарвался на повторение неприятностей. Зло выдохнув, Анатолий ударил Голому прямым в челюсть, и тот, выронив пистолет, начал валиться назад, прямо на сержанта с дубинкой. Обыскивающий между тем, присев, хлопал Стрижа по щиколоткам. Он поднял было в недоумении голову, но, получив по ней кулаком, как хорошим молотом по наковальне, ласково ткнулся лицом в коленки Анатолия и, свалившись боком, уютно, комочком притих на асфальте, как уснул. Пока второй сержант соображал, отчего это лейтенант вдруг стал падать, и пытался поддержать его слоновью тушу, Стриж уже выдернул у него из рук дубинку. В своей лагерной жизни он очень не любил это орудие труда охранников, немало оно походило по его спине. Тем более он не любил хозяев дубинок. Сержант получил за всех и сполна. Он вопил, пытался прикрыться, но никакая шинель не спасала от тяжелых лихих ударов. Стриж охаживал уже лежащего мента, когда послышался характерный треск скоростного мотоциклетного двигателя. Издалека увидев красные шлемы и черные куртки,
Анатолий бросил дубинку и, подхватив свои деньги, одним рывком перемахнул через забор ближайшего к нему огорода.
Через несколько секунд мотоциклисты были уже рядом. Сидевший вторым еще на подходе дал очередь по забору. Спрыгнув на ходу, он взобрался наверх, покрутил головой в своем громадном уродливом шлеме и, махнув безнадежно рукой, спрыгнул.
— Давай в объезд, он, наверное, там! — Резко рванувшись с места, мотоцикл с седоками свернул в ближайший переулок.
Сидевший в вишневой «девятке» Семенов выругался и развернул машину, но проезду мешали три корчившихся на асфальте тела. Затормозив, он выскочил из кабины и пинком в зад убрал с дороги стоящего на четвереньках владельца дубинки. Затем за ноги с трудом оттащил тяжелое тело Голомы. Третий пришел в себя и, стоя на коленях, осторожно массировал двумя руками странно изогнутую шею.
— Вояки! — буркнул под нос Семенов, сел в машину и, объехав коленопреклоненного сержанта, свернул в тот же переулок, куда скрылись «кентавры». Между тем к месту происшествия потихоньку начал стягиваться любопытный народ.
15
С полчаса пересидев в каком-то сарае, благо хозяев не было дома, а глупый цепной пес очень быстро замотался вокруг столба и только хрипел от злобы и ронял из пасти розовую пену, Стриж осторожно, огородами, выбрался на улицу и все-таки упрямо пошел в центр. Он еще не верил, что его обложили со всех сторон, ведь это был его город. Он знал его как свои пять пальцев, во сне не раз видел его улицы и переулки, его черные от времени старые деревянные дома, чахлые скверики, а главное — близких ему людей, лица которых и вспоминал порой уже с трудом. Он тосковал по этому городу все десять лет, и жить он хотел только здесь. Сейчас он решил пробраться в спортзал к Васильичу. Стриж был около железной дороги, когда послышался знакомый противный звук и из-за угла вылетели сразу два мотоцикла. На одном из них сзади сидел Бачун, без шлема, в одной черной вязаной шапочке. Издалека он узнал коренастую фигуру Стрижа и радостно закричал своим подельникам:
— Вот он! Жмем!
Место, как назло, было открытое, пустырь. Анатолий оглянулся кругом, выругался. Между тем стоящий на запасных путях товарняк дернулся и начал медленно набирать ход. Стриж метнулся к нему. Давно, еще до армии, он видел, как один из его лихих дружков под движущимся составом ушел от ментов. Сейчас деваться было некуда. Сложившись, он кувыркнулся под вагон, перележал между рельсами, пока не пошел другой вагон, и в этот промежуток между колесами перекатился на другую сторону. Подлетевший к рельсам Бачун уставился на движущийся поезд.
— Давай за ним! — наконец ткнул пистолетом Бачун одного из «кентавров». Тот ошалело уставился на него.
— Ты что, рехнулся? Сам туда прыгай!
— Кому говорю! — свирепея, крикнул Бачун.
Мотоциклист стянул шлем и подошел поближе. Состав медленно набирал ход. Собравшись с духом, бугай нырнул под вагон, залег между рельсами. Дернулся было под вторым вагоном перебраться на другую сторону, но не решился. Между тем товарняк поддал ходу. Качок заволновался, начал переваливаться на другую сторону, но замешкался. Потом рванулся, вышло еще хуже, его развернуло поперек рельсов, и неумолимая поступь чугунных колес всей своей многотонной тяжестью наискось, от бедра к колену, откромсала неудачливому преследователю ноги. Он завопил коротко и отчаянно, затем дикая боль отключила его мозг.
Один из «кентавров», опасаясь, как бы и его не послали под вагон, вытащил «узи» и начал садить короткими очередями под вагонами, хотя Стрижа он и не видел. Присев, трое преследователей напряженно всматривались вдаль. От колес летели искры. Вдруг сидевший рядом с Бачуном «кентавр» опрокинулся назад и захрипел, зажимая кровоточащее горло. Это пуля от «узи», немыслимым рикошетом от оси, колеса и рельса достала совсем не того, кому предназначалась.
— Кончай, сука, всех перестреляешь! — заводясь, проорал Бачун. — Поехали!
— А этот? — стрелок растерянно махнул автоматом на раненого.
— Добей, все равно не жилец. На Стрижа спишем.
Между двумя «кентаврами» имелись старые несведенные счеты. И уцелевший с радостью выпустил в напарника остатки обоймы.
16
На этом же самом поезде, невольном палаче двух «кентавров», Стриж доехал до железнодорожного моста.
Здесь товарняк, прежде чем втянуться на бесконечную ажурную железную конструкцию, притормозил, и
Анатолий, спрыгнув, пошел по берегу к дому Ольги. У самой воды какой-то водитель мыл вишневую «девятку» с тонированными стеклами.
— Анатолий, здравствуй!
Стриж настороженно вгляделся — русоволосый широкоплечий парень лет под тридцать. Открытое лицо, только вот, пожалуй, чересчур лощеное. Такие лица раньше встречались у ответственных комсомольских работников да у номенклатуры.
— Что-то я тебя не знаю, — вместо приветствия резко ответил Стриж.
Тот миролюбиво улыбнулся.
— Зато я тебя знаю. Разговор есть. Вон в бардачке мои документы, посмотри, а я пока домою.
И он снова принялся возить грязной тряпкой по крыльям машины. Стриж уселся на место рядом с водительским, достал из бардачка аккуратные корочки с орлом, пролистал, сунул обратно.
— Ну как, посмотрел?
— Контора, — спокойно сказал Стриж, глядя не на Семенова, а вперед, в никуда. — Ну и что конторе надо от меня?
— Много. И ты нужен мне, и я тебе.
— Это как же? — усмехнулся Стриж. За долгие годы у него выработалась стойкая неприязнь к работникам ведомств щита и меча, будь это милиция, армия, КГБ или ФСБ.
