Занимая столь доверительное место в рядах большевиков, Сталин несколько раз был арестован, но всегда ухитрялся бежать.
Из сталинских сообщений Виссарионову совершенно ясно следовало, что Коба знал все о Малиновском. Было также очевидно, что Сталин чрезвычайно ревниво относился к власти Малиновского как в аппарате царской полиции, так и в коммунистической партии. Он стремился сам стать основным агентом полиции в большевистском движении.
В январе 1913 года оба, Сталин и Малиновский, присутствовали на конференции, которая состоялась на квартире Ленина в Кракове (тогда австрийская часть Польши), обеспечивая подробное ее освещение для Охранки. Среди других на конференции были Зиновьев, Каменев и Трояновский, будущий посол в Соединенных Штатах. Сталинское донесение шефам полиции оказалось в папке Виссарионова. Оно характеризовало названных участников, описывало столкновения их мнений и подытоживало принятые решения.
Вскоре после Краковской конференции Сталин решил устранить Малиновского со своего пути на секретной работе в Охранке. Для достижения этой цели он стал действовать через головы своих непосредственных начальников в полиции. Написал письмо товарищу министра внутренних дел Золотареву, руководившему работой Департамента полиции, частью которого была Охранка. Сталин вежливо напоминал товарищу министра, что он имел честь быть представленным ему в приватной комнате некоего ресторана.
То же письмо содержало нападки на Малиновского. Пристально наблюдая за Малиновским на Краковской конференции, писал Сталин, он пришел к убеждению, что тот в глубине души был на стороне Ленина и работал усерднее для большевиков, чем для полиции.
Конец агентурной карьеры Сталина
Но сталинская попытка свалить Малиновского не удалась. На полях письма была начертана резолюция товарища министра внутренних дел, которая гласила примерно следующее: "Этот агент ради пользы дела должен быть сослан в Сибирь. Он напрашивается на это". По-видимому, Золотарев передал сталинское сообщение Виссарионову и выразил свое неудовольствие, что агент обратился к нему, минуя непосредственное начальство.
Несколько недель спустя Сталин был арестован вместе с другими большевиками в Санкт-Петербурге, по иронии судьбы попав в западню, которая была уготована ему Малиновским.
После прежних арестов Сталина обычно ссылали в относительно сносное место, и он совершал побег оттуда с удивительной легкостью. Как ему удавалось устроить побег, Сталин никогда не говорил. Одно только это давало основания предполагать, что он был царским агентом, которого арестовывали для сохранения внешней видимости и вскоре после этого отпускали.
Но в середине 1913 года, поскольку его хозяева в Охранке были сыты им по горло, Сталин был осужден на четыре года и выслан в Туруханский край, севернее Полярного круга. Легкие побеги его прекратились. Он оставался в далекой северной ссылке вплоть до Февральской революции.
Таково было поразительное содержание документов, открытых Штейном, доставленных Балицкому и моему двоюродному брату Зиновию, которые признали их аутентичными.
Что теперь делать со взрывоопасной информацией?
Хрущевское руководство знало об этом
Зиновий рассказал мне далее, что он и Балицкий тотчас сообщили об этих фактах двум своим друзьям, которые также считались самыми влиятельными на Украине. Это были генерал Якир, командующий украинскими вооруженными силами, и Станислав Косиор, член Политбюро, секретарь Коммунистической партии Советского Союза, в действительности диктатор на Украине. (Косиор был также шефом быстро восходящего человека в коммунистической иерархии по имени Никита Хрущев. Косиор, которого "ликвидировали" в 1938 году, был "реабилитирован" на XX съезде партии.)
Круг посвященных в ужасную тайну расширялся. Генерал Якир полетел в Москву и обсуждал дело со своим другом Тухачевским, человеком из высшего комсостава Красной Армии, чья личная неприязнь к Сталину была известна. Тухачевский доверился заместителю наркома обороны Гамарнику, которого уважали за моральную чистоту. Уведомлен был о присходящем и Корк. Эти лица были названы мне Зиновием. Других военачальников, видимо, уведомили позже.
Из этого вырос заговор, возглавленный Тухачевским, с целью положить конец правлению Сталина. Кошмар кровавых чисток, которые тогда происходили, создавал атмосферу бедствия, морального отвращения и душевных мук, что и требовалось для заговора. Внезапное осознание того, что тиран и убийца, ответственный за нагнетение ужасов, был даже не подлинным революционером, а самозванцем, креатурой ненавистной Охранки, побудило заговорщиков к проведению своей акции. Они решились поставить на карту свою жизнь ради
спасения страны и избавления ее от вознесенного на трон агента-провокатора.
В феврале 1937 года генералы Красной Армии находились в состоянии "сбора сил", как назвал это Зиновий. Они еще не достигли согласия в отношении твердого плана переворота. Впрочем, Тухачевский склонялся к следующей схеме действий.
Под каким-либо благовидным предлогом он убедил бы наркома обороны Ворошилова (ныне Председателя Президиума Верховного Совета) просить Сталина собрать высшую конференцию по военным проблемам, касающуюся Украины, Московского военного округа и некоторых других регионов, командующие которых были посвящены в планы заговора. Тухачевский и другие заговорщики должны были явиться со своими доверенными помощниками. В определенный час или по сигналу два отборных полка Красной Армии перекрывают главные улицы, ведущие к Кремлю, чтобы заблокировать продвижение войск НКВД. В тот же самый момент заговорщики объявляют Сталину, что он арестован. Тухачевский был убежден, что переворот мог быть проведен в Кремле без беспорядков.
Существовало два мнения, как объяснил мне Зиновий, что делать после этого со Сталиным. Тухачевский и другие генералы полагали, что Сталина надо просто застрелить, после чего созвать пленарное заседание ЦК, которому будет предъявлена полицейская папка. Косиор, Балицкий, Зиновий и другие (по-видимому, группа лиц, не принадлежавших к армии) думали арестовать Сталина и доставить его на пленум ЦК, где ему предъявили бы обвинение в его полицейском прошлом.
Перед тем как покинуть меня, Зиновий сказал с тревогой: "В случае провала, если нас с Еленой пристрелят, я хотел бы, чтобы ты и Мария позаботились о моей маленькой дочке". Елена была его женой, Мария -- моей. Его дочери было тогда три года, и он был к ней страстно привязан. На какой-то момент у него появились слезы. Я понял, что ради спасения дочери он был готов проделать путь от Украины до Испании, если бы это потребовалось, чтобы подготовить меня к доброму или плохому исходу.
"Но как может все кончиться провалом? -- приободрил я Зиновия. -Тухачевский -- уважаемый руководитель армии. В его руках Московский гарнизон. Он и его генералы имеют пропуска в Кремль. Тухачевский регулярно докладывает Сталину, он вне подозрений. Он устроит конференцию, поднимет по тревоге оба полка -- и баста".
Я продолжал говорить, что обычный риск, связанный с любым заговором, -возможность того, что один из его участников провалит всю конспирацию, -здесь исключен. Никто
в здравом рассудке не пошел бы к Сталину, чтобы сказать ему о полицейском досье, ибо немедленная ликвидация была бы наградой за такое откровение.
Мы обнялись, расцеловались в обе щеки, и Зиновий ушел. Я никогда больше его не видел.
Спустя несколько дней я возвратился в Испанию. Неделя за неделей, месяц за месяцем следил я за газетами и использовал каждую свободную минуту, чтобы включить на коротких волнах радиоприемник. Стоило только кому-нибудь спросить меня: "Вы слышали новости?", и я подпрыгивал как ужаленный. Я ждал своих новостей.
11 июня 1937 года я ехал в своем автомобиле от франко-испанской границы к Барселоне. Погода была чудесной. Я смотрел на волнистые холмы и слушал нежную музыку французской радиостанции. Внезапно музыка оборвалась и последовало сообщение: "Радио Тулуза! Специальный выпуск! Советский маршал Тухачевский и ряд других генералов Красной Армии арестованы по обвинению в измене. Они предстанут перед военным судом".
Уже на следующее утро официальное советское сообщение поведало пораженному миру, что военный суд состоялся и восемь высших чинов -Тухачевский, Якир, Корк, Уборевич, Путна, Эйдеман, Фельдман и Примаков -казнены. Позже стало известно, что Штейн, сотрудник НКВД, нашедший сталинское досье в Охранке, застрелился. Косиор был казнен, несмотря на свой высокий пост в Политбюро. Гамарник покончил жизнь самоубийством еще до ликвидации генералов. Балицкий был расстрелян.
Где-то в середине июля 1937 года до меня дошли сведения, что мой двоюродный брат Зиновий Кацнельсон расстрелян. И поныне я ничего не знаю о судьбе его жены и маленькой дочери.
