О деталях работы Ибрагима в качестве государственного деятеля есть отрывочные сведения, но нет общей картины. Видимо, он ревностно занялся коммерцией и нажил немалое состояние. Он дал сирийцам монополию торговли, которую после подтвердил султан, и сделал так, чтобы все торговые пути в стране проходили через Константинополь. Он поддерживал торговлю с Венецией и освободил венецианцев от уплаты налога на товары, ввезенные из Сирии. Он всегда был другом Венеции, до конца своих дней способствуя ее торговым отношениям с Портой и не допуская войны.
По рассказам венецианцев мы знаем, какими широкими были интересы Ибрагима: то он надзирает за торговлей зерном, то получает партию фарфора, то занимается строительством канала, то открывает новые торговые пути, то наблюдает, как в Порту приходят новые суда. Он поддерживал торговлю на побережье Далмации. Будучи бейлербеем Румелии, он больше всего был заинтересован в торговых и других отношениях с Европой. В то время в Турции едва лишь зародился экспорт и импорт, хотя московские и другие торговые компании уже обращались с просьбами о концессиях во владениях султана. В этом смысле Ибрагим не придумал ничего великого и не опередил свое время.
В качестве судьи он улаживал споры и завещания к удовлетворению заинтересованных сторон. Каждый посол, прибывавший в Порту по государственным, личным или коммерческим делам, сначала представлялся великому визирю, который мог собственноручно заняться его делом или отослать его к султану. Приемы у визиря проходили очень торжественно, и в письмах венецианцев встречается множество советов о том, как снискать расположение великого министра. Как видно, даже его критики единодушно признавали выдающиеся способности Ибрагима. Все называют его мудрым и одаренным человеком; но у него есть по меньшей мере один суровый критик среди венецианцев, который считал, что его власть – произвол. Даниэлло ди Лудовизи в 1534 году писал так: «Сулейман поручил управлять своей империей другому. Султан со всеми его пашами и придворными не станет даже обдумывать важного дела без Ибрагима, тогда как Ибрагим все сделает без Сулеймана или иного советника. Государству не хватает хорошего совета, а армии – хороших умов. Привязанность Сулеймана к Ибрагиму достойна не похвалы, а порицания».
И дальше:
«Еще один недостаток был у турецкой армии, и причинами его были в первую очередь небрежение султана (который, говоря по правде, не обладает такими талантами, каких требует величие его империи) и во вторую – действия Ибрагима-паши, который при помощи тех же средств, какими он пользовался для возвышения и защиты самого себя, а именно унижения и даже убийства всех, кто внушал ему опасение своими талантами, лишил государство хороших советников и армию хороших военачальников.
К примеру, он обезглавил Ферада-пашу, доблестного военачальника, и был причиной бунта Ахмеда-паши, которого обезглавили в Каире, он же заставил Пири-пашу, старого советника, уйти со своего поста, и некоторые даже обвиняли Ибрагима-пашу в том, что он его отравил. А затем было так, что Рустем, молодой человек, начальник конюшен великого сеньора, познакомился с ним, и Ибрагим, предупрежденный об этом, находясь тогда в Алеппо, отправил его подальше правителем в Малую Азию. Недовольный, Рустем попросил великого сеньора не отпускать его, и тот ответил: «Когда я увижу Ибрагима, я позабочусь, чтобы он сделал так, чтобы ты ко мне вернулся». По этой причине армия осталась без совета, не считая одного Ибрагима, и люди ученые и сильные из страха и подозрительности скрывали свои знания и таланты. Так армия утратила боевой дух и обессилела. Я уверен, что Ибрагим-паша понял это (ибо он был человеком способным, хотя и не таких достоинств, чтобы найти лекарство против таких болезней), но любил себя гораздо больше, чем своего господина, и желал единственным владеть миром, где его весьма почитали».
Позднее эту критику Ибрагима-паши, но в более общей форме, повторил некий Когабей, который подал султану Мураду IV докладную записку об упадке Османского государства. Первые две причины, которым он приписывал этот упадок, состояли в том, что султан уже не возглавлял диван лично и назначал фаворитов на место великого визиря по обычаю, заведенному Сулейманом I, который вознес своего любимца Ибрагима из дворцовых слуг до государственного совета. Такие визири, объяснял Когабей, плохо представляют себе дела страны в целом. Как правило, их ослепляет великолепие собственного положения, и они отказываются советоваться с умными людьми о делах государства, и таким образом государство приходит в беспорядок из-за их беспечности.
Обычай назначать фаворитов на самые высокие посты империи, безусловно, плох, но Ибрагим показал себя более результативным правителем, чем можно было ожидать от человека с такой подготовкой, и стоит в ряду величайших визирей Османской империи.
Глава 3
Ибрагим-дипломат
А сейчас давайте перейдем от внутренних дел Турции к внешним. Турецкая политическая история XVI века так переплетена с историей европейских государств, османское вмешательство в войны и переговоры между христианскими владыками было настолько велико, что изучение иностранных дел султана Сулеймана почти превращается в изучение современной ему Европы. Два преемника султана Мехмеда Завоевателя не сумели расширить власть Турции в Европе, Баязиду не удалось ничего завоевать, а Селим отвернулся от Европы в сторону Востока. Таким образом, возник переходный период, подготовивший грандиозные события в царствование султана Сулеймана.
Когда Сулейман воссел на трон, у Турции уже существовали определенные отношения с Рагузой и Венецией, двумя центрами коммерции в Адриатике, для которых по причине их обширной торговли «сердечное согласие» с Портой было очень желательно. Рагуза стала первым иностранным государством, которое поздравило нового султана с восшествием на престол, и султан вновь пожаловал Рагузской республике торговые привилегии, которыми она раньше пользовалась в Египте.
После того как в 1499 году Турция разгромила Венецию в морской битве при Сапьенце и венецианцам пришлось просить мира, они получили следующий ответ от тогдашнего великого визиря: «Можете сказать дожу, что хватит ему обручаться с морем, теперь наша очередь»[8]. Это хвастливое заявление постепенно стало претворяться в жизнь по мере новых турецких завоеваний в Средиземноморье, и вскоре Венеция поняла, что сможет сохранить свободу на море, только поддерживая добрые отношения с турками, которых она не могла победить. Напрасно она искала помощи против мусульман, напрасно вела единоличную борьбу с их нашествиями, заслужив себе прозвище «бастион христианства». Если бы Венеция «не научилась целовать руку, которую не могла отрубить», она не смогла бы оставаться даже второсортной державой в Леванте, в которую ей пришлось превратиться. Из Венеции в Порту часто присылали посольства, и там постоянно пребывали венецианские бальи. Эти бальи проявили себя мудрыми государственниками и не только сохраняли хорошие отношения Венеции с Турцией в течение тридцати трех лет, но и внесли бесценный вклад в историческую науку благодаря частым и подробным отчетам, которые они отправляли на родину.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
