С обстоятельствами рождения (впрочем, вполне обыкновенными для крестьянских детей) поэты связывали и особенности своего характера. Отсюда и мотив «возвращения на родину», характерный для творчества новокрестьян. «Тоскую в городе, вот уже целых три года, по заячьим тропам, по голубам-вербам, по маминой чудотворной прялке», – признается Клюев. В творчестве Клычкова этот мотив – один из центральных («На чужбине далеко от родины…»).
Поэтическая практика новокрестьян уже на раннем этапе позволяла выделить такие общие в их творчестве моменты, как поэтизация крестьянского труда («Поклон вам, труд и пот!») и деревенского быта, зоо– и антропоморфизм (антропоморфизация природных явлений составляет одну их характерных особенностей мышления фольклорными категориями), чуткое ощущение своей неразрывной связи с миром живого:
Плач дитяти через поле и реку,Петушиный крик, как боль, за версты,И паучью поступь, как тоску,Слышу я сквозь наросты коросты.
(Н. Клюев. «Плач дитяти через поле и реку…»)Весьма сложным и к настоящему времени далеко не изученным является вопрос о нравственно-религиозных исканиях новокрестьян. Огромное влияние на формирование клюевского творчества оказало хлыстовство, в религиозных обрядах которого – сложный сплав элементов христианской религии, дохристианского русского язычества и «дионисийского» начала.
Что касается отношения Есенина к религии, то, хотя он и признается в одной автобиографии (1923): «В Бога верил мало, в церковь ходить не любил», несомненно, традиции православной христианской культуры оказали влияние на формирование его юношеского мировоззрения. Библия была настольной книгой Есенина. В годы революции и первые послереволюционные годы, пересматривая свое отношение к религии («Я кричу тебе: «К черту старое!», / Непокорный, разбойный сын»), Есенин выводил особенности той функции, которую выполняла религиозная символика в его творчестве, не столько из христианской, сколько из древнеславянской языческой религии.
Воссоздавая в своих произведениях колорит бытовых и обрядовых символов крестьянской Руси, Есенин, с одной стороны, как христианин («Я поверил от рожденья / В Богородицын покров»; «Свет от розовой иконы/ На златых моих ресницах») испытывает томление по высшему смыслу бытия, но «прекрасной, но нездешней / Неразгаданной земле», его глаза «в иную землю влюблены», а «душа грустит о небесах, / Она нездешних нив жилица». С другой стороны, в творчестве и Есенина, и других новокрестьян отчетливо проступали языческие мотивы, которые можно объяснить тем, что этические, эстетические, религиозные и фольклорно-мифологические представления русского крестьянина, заключенные в единую стройную систему, имели два различных источника: кроме христианской религии, еще и древнеславянское язычество, насчитывающее несколько тысячелетий. Неукротимое языческое жизнелюбие – отличительная черта лирического героя Ширяевца:
Хор славит вседержителя владыку,Акафисты, каноны, тропари,Но слышу я Купальской ночи всклики,А в алтаре – пляс игрищной зари!
(«Хор славит вседержителя владыку…»)Новокрестьянские поэты на пути своих идейно-эстетических поисков сближались с определенными художественными исканиями в русском искусстве конца XIX – начала XX века, прежде всего с творчеством В. М. Васнецова, впервые в русском искусстве сделавшего попытку найти живописно-изобразительные эквиваленты традиционным народно-поэтическим образам былинного сказа. Близко им было и творчество В. И. Сурикова, на полотнах которого воскрешались легендарно-героические страницы национальной истории, и М. В. Нестерова, главная тема которого не конкретизированная в историческом времени, – монашеская Русь, представлявшаяся художнику идеалом изначальной слитности человеческого существования с жизнью природы – природы первозданно-девственной, не задыхающейся под игом цивилизации, удаленной от губительного дыхания современного «железного» города.
Новокрестьянские поэты первыми в отечественной литературе возвели деревенский быт на недосягаемый прежде уровень философского осмысления общенациональных основ бытия, а простую деревенскую избу – в высшую степень красоты и гармонии, опоэтизировали ее живую душу:
Изба-богатырица,Кокошник вырезной,Оконце, как глазница,Подведено сурьмой.
(Н. Клюев. «Изба-богатырица…»)Поэтом «золотой бревенчатой избы» провозгласил себя Есенин («Спит ковыль. Равнина дорогая…»). Поэтизирует крестьянскую избу в своих «Домашних песнях» Клычков.
Для крестьянина-землепашца и крестьянского поэта такие понятия, как мать-землица, изба, хозяйство – понятия одного этического и эстетического ряда, одного нравственного корня, а высшая нравственная ценность жизни – крестьянский труд, неторопливое, естественное течение нехитрой деревенской жизни. В стихотворении «Дедова пахота» Клычков в соответствии с нормами народной морали утверждает, что и многие болезни проистекают от безделья, лености, что здоровый образ жизни тесно связан с физическим трудом.
Для Клычкова и его персонажей, ощущающих себя частицей единой матери-природы, находящихся с ней в гармоническом родстве, и смерть – нечто совершенно не страшное, а естественное, как смена, например, времен года:
…избыв судьбу, как все,Не в диво встретить смерть под вечер,Как жницу в молодом овсеС серпом, закинутым на плечи.
(С. Клычков. «Уставши от дневных хлопот…»)Типологическая общность философско-эстетической концепции мира новокрестьянских поэтов проявляется в решении ими темы природы. В их произведениях она несет важнейшую не только смысловую, но концептуальную нагрузку, раскрываясь через универсальную многоаспектную антитезу «природа – цивилизация» с ее многочисленными конкретными оппозициями: «народ – интеллигенция», «деревня – город», «природный человек – горожанин», «патриархальное прошлое – современность», «земля – железо», «чувство – рассудок» и т. д.
Примечательно, что в есенинском творчестве отсутствуют городские пейзажи. Последовательным антиурбанистом выступает в своем творчестве Ширяевец:
Я не останусь в логовище каменном!Мне холодно в жару его дворцов!В поля! на Брынь! к урочищам охаянным!К сказаньям дедов – мудрых простецов!
(«Я – в Жигулях, в Мордовии, на Вытегре!..»)Бесовское же происхождение Города подчеркивает Клюев:
Город-дьявол копытами бил,Устрашая нас каменным зевом…
(«Из подвалов, из темных углов…»)Именно новокрестьянские поэты в начале XX века громко провозгласили: природа сама по себе – величайшая эстетическая ценность. И если в стихотворениях клюевского сборника «Львиный хлеб» наступление «железа» на живую природу – еще не ставшее страшной реальностью предощущение, предчувствие («Заручаться бы от наслышки / Про железный неугомон!»), то в образах «Деревни», «Погорельщины», «Песни о Великой Матери» – уже трагическая для крестьянских поэтов реальность. Однако в подходе к этой теме отчетливо видна дифференцированность их творчества. Есенин и Орешин, хотя и мучительно, через боль и кровь, но готовы увидеть будущее России, говоря есенинскими словами, «через каменное и стальное». Для Клюева, Клычкова, Ширяевца, находившихся во власти идей «мужицкого рая», главное – это патриархальное прошлое, русская седая старина с ее сказками, легендами, поверьями.
На излете XX века суждено по-новому вчитаться в произведения новокрестьянских писателей – продолжающие традиции русской литературы серебряного века, они противостоят веку железному: в них заложены истинные духовные ценности и подлинно высокая нравственность, в них веяние духа высокой свободы – от власти, от догмы, в них утверждается бережное отношение к человеческой личности, отстаивается связь с национальными истоками, народным искусством как единственно плодотворный путь творческой эволюции художника.
Поэтические индивидуальности серебряного века
Русская литература серебряного века дала блестящее созвездие ярких индивидуальностей. Даже художники, принадлежавшие к одному течению, зачастую отличались друг от друга не только стилистически, но и по мироощущению, художественным вкусам и манере «артистического» поведения. Обратимся к образцам творчества трех поэтов одного поколения, получивших сходное по характеру образование и начинавших свой путь в литературе в рамках одного – символистского – течения. Речь идет о К. Бальмонте, В. Брюсове и И. Анненском. Все трое сыграли заметную роль в обновлении русского стиха, все трое почитались к концу 1900-х годов как авторитетные мастера поэтического слова. Однако их художественные свершения позволяют увидеть не только и не столько сходство, сколько различия индивидуальных манер.
