Дмитриевич, служил флигель-адъютантом Александра II, генерал-майором свиты. Как раз в то время император издал распоряжение, по которому свитские генералы при производстве в генерал-лейтенанты больше не зачислялись в генерал-адъютанты. Из-за этого распоряжения три старших генерала свиты, в том числе и Аркадий Дмитриевич, были вынуждены подать в отставку.
Столыпин-старший уехал в Вильно, где во время службы купил себе дом. Рядом находилось его имение в Колноберже. В Вильно учился и окончил гимназию юный Пётр.
Интересный случай произошёл в 1877 году, когда началась война с Турцией. Через Вильно проезжал император. Как положено, его с почётом встречали на перроне вокзала. Среди встречающих был и Столыпин-старший. Увидев его в придворном мундире, Александр II напыщенно произнёс:
— Как грустно мне видеть тебя не в военной форме!
— Буду счастлив надеть её, ваше величество, — ответил Столыпин-старший.
И одной фразой вернул себе службу. Император отреагировал на неё сразу:
— Тогда надень мои вензеля. Согласен?
— Да, ваше величество!
— Поздравляю тебя генерал-адъютантом и назначаю командовать корпусом действующей армии! — громко произнёс император.
Так Столыпин-старший отправился на войну, на театр военных действий, а не в тыл воюющей армии.
Было при дворе известно и то, как Столыпин-старший приобрёл имение в Колноберже, которое слыло любимым в его семействе. Он получил имение за долги родственника, проигравшего ему крупную сумму в карты.
Проигравший признался:
— Денег у меня столь значительных нет, но имею я в Литве небольшое имение. Сам никогда там не был, но слышал, что оно уютное и расположено в живописном месте. Хочешь, возьми за долг?
— Возьму, — сказал Столыпин-старший.
— Тогда по рукам!
Эта же молва говорила, что случались у отца Столыпина своеобразные причуды. Любил он устраивать сюрпризы. Однажды гулял Пётр Аркадьевич по бульвару в Ковно со своей супругой Ольгой Борисовной и вдруг замер от неожиданности, встал как вкопанный. Видит, навстречу ему катит на извозчике отец. Катит и смеётся:
— Два дня как приехал! Остановился в гостинице Левинсона! Вот и к вам собрался!
Было известно, что Столыпин-старший дружил с графом Львом Николаевичем Толстым. Он находил, что писатель более странен, чем он сам. Разговаривал как-то Столыпин с мужиками в Ясной Поляне, где гостил, и слышит, хвастается один из них, что ему сапоги сам граф сшил.
— А хороши ли они? — поинтересовался Столыпин-старший.
— Только хороши, что дармовые, — ответил тот. — А так совсем плохи!
Известно было и как женился Столыпин-старший.
В молодые годы он был адъютантом у наместника Польши князя Горчакова, брата канцлера. Решился просить руки дочери своего начальника и только произнёс фразу после доклада: «Ваше сиятельство, теперь у меня есть к вам…», как Горчаков перебил его: «Нет, нет, я устал, довольно, завтра доложишь…» И верный адъютант, бледный от волнения, удалился. Ночь он спал неспокойно, всё ждал утра следующего дня, чтобы вновь, уловив момент, попросить руку любимой.
А был Столыпин-старший человеком практичным, потому и выбрал себе в жёны женщину необыкновенную, княжну, блиставшую умом и добротой. Наталья Михайловна была знакома со всеми выдающимися людьми. Ценили её за ум и начитанность.
Рассказывали при дворе и такое. На одном заграничном курорте к ней подошла дама из высшего света, её хорошая знакомая, и сказала:
— Я понимаю, дорогая, что вам приятно поговорить с умным человеком! Но нельзя же не обращать внимания на его наружность. Вы гуляли нынче в парке с мужчиной, плохо одетым, и даже не смущались!
— Да вы знаете, как он умён и славен, — ответила Наталья Михайловна.
— Кто же это, что вы пренебрегли правилом? — поинтересовалась великосветская дама.
— Да друг мой Гоголь!
Все знали, что поэт Михаил Юрьевич Лермонтов был из рода Столыпиных. Но не знали, что родные не любили его за несносный характер. Одна из тётушек Столыпина его не терпела и до самой смерти считала, что такой мальчишка, как Мишель, не мог писать талантливо.
— Ни за что писаний Мишеля читать не стану! — утверждала она.
Суждения тётушки удивляли Петра Столыпина, который в юности пробовал писать стихи и преклонялся перед известным поэтом Апухтиным. В студенческие годы даже организовал кружок, на собрания которого приглашал поэта.
Об этом, наверное, знал и сам государь, заметивший как-то:
— Если Пётр Аркадьевич поклоняется изящным искусствам, то это лучше всего характеризует его как человека образованного…
Были хорошо известны и предки жены Столыпина Ольги Борисовны, урождённой Нейдгардт. Её отец был почётным опекуном в Москве и имел дело с приютами, воспитательными домами и школами. Когда он приезжал к своим питомцам, те встречали его радостными криками, неизменно добавляя:
— Казённый папаша приехал!
Супруга Бориса Александровича, мать Ольги Борисовны, заведовала учебными и богоугодными заведениями в городе, и по утрам, кроме воскресного дня, каждый из них в своём кабинете в Москве, на Арбате, принимал посетителей по личным и служебным делам.
Их трёхэтажный дом был весьма типичен для Арбата — патриархального уголка Первопрестольной, — с толстыми стенами, большими комнатами. Все знали, что это старинное здание занимал в 1812 году наполеоновский маршал Ней, облюбовав себе под жильё красивый дом, построенный в русском духе. К счастью, французы недолго восседали в Москве, и дом, изрядно обшарпанный и разграбленный, вернулся к прежним хозяевам.
Семья Нейдгардт дружила с великим князем Сергеем Александровичем и великой княгиней Елизаветой Фёдоровной. На все балы и приёмы их приглашали неизменно — и в генерал-губернаторский дом, и в имение под Москвой, в Нескучное.
Известна при дворе была и сентенция, произнесённая как-то императором Николаем Павловичем отцу Ольги Борисовны в бытность того главнокомандующим на Кавказе. Многие события забываются в истории, исчезают, а вот некоторые фразы остаются.
— Как здоровье твоей жены? — спросил император.
— Ничего, ваше величество, — ответил тот. — Только вот нервы её мучают…
— Нервы? — удивился император. — У императрицы тоже были нервы, но я сказал, чтобы не было нервов — и их нет!
Говорили также при дворе, что в семье Столыпиных часто вспоминают генералиссимуса Александра Васильевича Суворова, правнучкой которого была Ольга Борисовна. Её бабушка, урождённая графиня Зубова, была единственной дочерью знаменитого полководца.
— Знаете, какой девиз главенствует в их семье? Не знаете? Да весьма прост. Александр Васильевич внушал своим подчинённым и дочке: «Не кончить дела — ничего не сделать!»
А ведь подмечено было верно. Человек, который до конца не доводит начатое, ничего путного в жизни не добивается.
Государь любил умных и преданных людей. Преданных было много,
