— Ну не то чтобы совсем, — дёргаю плечом, невольно косясь на дверь вслед за Александром, — но так-то я у Локтева в ансамбле больше года занимаюсь, уже привык к сцене. Не реже двух, а то и трёх раз в месяц в каком-нибудь концерте участвую.
— Седьмой слева в пятом ряду хора? — съехидничал Буйнов, — В подшефном колхозе «Красные зорьки»?
Он сам же заржал над своей шуткой, весело толкаясь плечом, и я посмеялся вместе с ним, из вежливости.
— Ошибся? — почти тут же прервал своё смех Буйнов. Он далеко не глупый парень, умеющий, если надо, признавать свои ошибки. Задав вопрос, Александр вопросительно уставился на меня — так, будто ему и вправду интересна моя жизнь.
— Чуть-чуть, — улыбаюсь едва заметно, — когда в «Красные зорьки», то бывает, что и солистом! Хотя конечно, на серьёзные отчётные концерты в хоре стою, голос ещё не переломался до конца, сбойнуть может.
— А если танцевальные номера, — продолжаю, — то и вовсе…
Не договорив, изображаю робота, что пока — свежо, неизбито, и производит должное впечатление.
— Да-а… — тянет Буйнов, на которого, судя по всему, мой импровизированный танец произвёл куда большее впечатление, чем он хотел показать, — неплохо! А вместе с английским…
Он, замолчав, закуривает, и, поглядывая время от времени на меня, думает напряжённо что-то своё, а я в кои-то веки благодарю свою физиономию — вполне благообразую, но не слишком эмоциональную, потому что это всё — в яблочко!
Всё это — ни разу не секрет, но то ли чёртов возраст, то ли ещё что… но рокеры и прочая музыкальная братия вовсю эксплуатируют мои таланты, воспринимая при этом не вполне всерьёз. Мелкие ништяки и дружеское отношение — да, да, и ещё раз да… но всё-таки чего-то не хватало для перехода на следующий уровень.
А сейчас Буйнов, судя по всему, наконец-то осознал, что текста́, которые я могу переводить на слух, и притом хоть буквально, а хоть бы и рифмованно, это ж… возможности!
Заимствование, да… назовём это так. Оно у музыкантов распространенно по всему миру, и никого не удивляет ни сейчас, ни будет удивлять значительно позже, десятилетия спустя. Ссоры, споры, судебные постановления и штрафы, скандалы и прочее… чаще всего просто хайп, реклама, попытки привлечь внимание.
Но в России, а сейчас — в СССР, заимствований и откровенного воровства интеллектуальной собственности больше в разы, если не на порядки!
Не потому, разумеется, что люди здесь какие-то особенно плохие, а в силу законодательства, не регулирующего такие вопросы, закрытости страны и прочих факторов, благодаря которым всё это стало возможным. Ну и неискушённости публики, разумеется. Пипл хавает[iii]!
Пипл, собственно, и выбора особого не имеет, по крайней мере — сейчас. У него, пипла, в меню одобренные цензурой советские ВИА, немного Восточного Блока, условно «левые» исполнители с Запада, и немногочисленные шансонье из стран, в которых сильны позиция Коммунистических партий — Франции и Италии[iv].
Щепоткой специй в этом сомнительном вареве — просачивающиеся сквозь все железные занавесы «Битлы» и все те, кого проигрывают на «Радио Свобода», и кого привозят советские моряки из загранок. Ничего плохого сказать об этом не могу, но ассортимент, предоставленный пиплу, очень невелик.
А эстрада, даже советская, и тем более рок, это очень специфический жанр. Хороших поэтов и композиторов, занимающихся роком — по пальцам одной руки, и все они — уже востребованы, уже заняты…
… да и немного их, хороших! Попробуй — пробейся через цензуру на всех уровнях, да ещё будучи, де-факто, в андеграунде!
Когда за «бездуховную» песню можно получить выговор по партийной линии, а за песню об Ильиче премию, орден и внесение в «списки», выбор становится не то чтобы вовсе уж очевидным… Но для большинства — так уж точно!
А музыкантам хочется славы, денег, секса и всего прочего, и большинство идёт по лёгкому пути, то есть — воруют! Тащат слова и музыку, не слишком утруждая себя аранжировкой…
… и я их не осуждаю.
Моя грядущая (очень на это надеюсь!) Нобелевка будет с несколько сомнительным привкусом… хотя это будет не в первый, да и не в последний раз[v]!
— Ну… пошли, что ли? — спохватился Буйнов, поглядев на часы, — Мы с тобой последние в раздевалка, Сашка, наверное, уже психует.
Градский встретил нас за кулисами бешеным взглядом, но не сказал ни слова, негромко отчитывая бас-гитариста Юрия Шахназарова за какой-то действительный или мнимый косяк, причём, как я понял, очень давний. Лёгкий толчок в плечо от Буйнова, и я присоединяюсь к остальным музыкантам, жму руку Шахназарову и барабанщику Владимиру Полонскому, и, прижав гитару к себе, стою молча, чувствуя, как меня начинает колотить нервная дрожь.
Всё, казалось бы, знакомо и привычно, да и выступаю я на концертах не первый раз, но… каждый раз — нервы, каждый раз — а вдруг не справлюсь⁉ Пока всё было хорошо, но… а вдруг⁈
— … когда Сашка начнёт вверх тянуть, ты чуть выжди… — торопливо наставляет меня Шахназаров, докуривая папиросу.
Киваю, слушая сосредоточенно и мысленно проигрывая музыку в такт словам, звучащим в моей голове. А там, в голове, помимо музыки почему-то ещё и Марти, мать его, Макфлай[vi], отжигает на сцене с гитарой, и меня прямо-таки разжигает повторить!
— … выждать, — киваю я, борясь с желанием закурить, потому как курю я — только в компании, и только тогда, когда надо для дела, а так — ни-ни! У меня ж сила воли, и вообще…
Наткнувшись взглядом на Леру, общающуюся со своим кавалером, ловлю флешбэки с ней из прошлого… или будущего? Это всё очень странно, и…
… но Марти, мать его, Макфлай, убрался из моей головы, разломав на прощание гитару! А я отыграл так, как и требовалось! Нормально.
… и всё-таки отчётный концерт перед коллективом педагогического института, и рок-концерт — это очень разные вещи! Особенно если ты сам — на сцене.
Была бешеная энергетика на сцене и ответная реакция зала. Лера, восторженно пританцовывающая у края кулис и что-то восторженно вопящая…
… и я запомнил всё, что было на концерте, но почему-то так, будто это было очень давно и не со мной.
[i] Ермаков и Гончарук стали авторами первой рок-композиции, написанной на русском языке(«Где тот край», 1965)
[ii] Новодворская не скрывала, что об интимной жизни она знает только теоретически и никогда не интересовалась этим вопросом.
[iii] Фраза из интервью популярного в начале 1990-х гг. поп-исполнителя Богдана Титомира в ответ на вопрос Владимира Познера: — Богдан, ты же не глупый человек, образованный, а песни твои, в общем, довольно заурядные. Неужели тебе самому всё это нравится? — А чё? Пипл хавает!
[iv] Желающие могут поискать сами, но в СССР деловые и культурные связи с другими странами чаще всего выстраивались не с позиции выгоды, а именно на наличии (или отсутствии) коммунистических (в крайнем случае — социалистических) партий в стране. К примеру, когда руководство СССР задумало построить автозавод, «Фиат» (который мы знаем как «Жигули») был выбран для сотрудничества сугубо по политическим соображениям. Технологичность и прочее (согласно мнению ряда историков) рассматривалось даже не во вторую, а в третью очередь.
[v] Нобелевские премии по литературе или мира — часто, а может, и чаще всего, носят сугубо политический окрас. В науке не так всё плохо, но случаев, когда Нобелевскую премию получает не первооткрыватель, а плагиатор, вполне достаточно. Хватает и награждений за очень сомнительные достижения, например — за лоботомию, но это уж вовсе уж дикий случай.
[vi] ГГ фильма «Назад в Будущее»
Глава 3
Рабство начинается с молчания
В который уже раз перечитываю строки письма, мысленно оказываясь там, в Посёлке. Слова, не слишком складно выписанные Ванькой Литвиненко на выдранных из школьной тетради листках, будто зачитывает он сам, своим ломающимся голосом. Написанное им домысливается, додумывается, складываясь в моей голове в довольно-таки стройную картину происходящего, и все эти поселковые новости, вроде бы и давным-давно не нужные, отзываются у меня яркими эмоциями.
