— Похвальное стремление. Где ещё можно узнать тайны, сокрытые от остальных?
Разом побледневшая я, нервно захлопнула книгу, стремясь скрыть за широкими рукавами название, не решаясь поднять испуганных глаз, а Элоиза возвестила, не отрываясь от критического изучения очередной гравюры:
— Вот именно. Не умеют ваши степняки лошадей разводить.
Как ни странно, эта бессмысленная на первый взгляд фраза разбила последовавшую за словами беловолосого тишину, и уже через мгновение оба брата склонились над предложенной их вниманию иллюстрацией, а освободившаяся от плена внимательных глаз я, воспользовалась всеобщим невниманием, беззвучно покинув свое место и скрылась за одним из шкафов. Там, настороженно оглядываясь на светлеющий за моей спиной проход, опустилась на колени и под прикрытием широких полок, безжалостно запихнула компрометирующую книгу в узкую щель меж днищем шкафа и полом.
Убедившись в надежности импровизированного тайника, поднялась на ноги и подошла к окну, где, стараясь успокоиться, возвела глаза к серому небу, который день срывающемуся на землю нисколько не ослабевающим дождем.
От проливных ливней, длящихся без малого три седмицы выходили из берегов судоходные реки, потоки грязной воды, сходящие с гор и холмов бурливыми потоками размывали дороги, мешая передвижению людей, а ледяные порывы ветра, делали его и вовсе невозможным. О чём и было сообщено матерью, с изрядной долей недовольства посматривающей в сторону более удачливых, но от того не более желанных гостей. Братья никак не демонстрировали, что от них не укрылись эти взгляды, с увлечением продолжая прерванную матушкой беседу.
Точнее, разговор, в который раз за эти дни посвященный хитростям конного дела, вели лорд Зак и наконец, нашедшая собеседника по душе сестра. В то время как я ограничилась ролью стороннего наблюдателя, односложно отвечая, на вопросы молодых графов, пресекая таким нехитрым образом попытки вовлечь меня как в очередной спор, так и в разговор с беловолосым лордом, не оставляющим попыток завладеть моим вниманием.
Но я была непреклонна. А по окончанию пиршества, и вовсе поспешила покинуть такое желанное и вместе тем постылое общество, всем сердцем завидуя пребывающей в счастливом неведенье Элоизе. Ей ничто не мешало наслаждаться обществом молодых графов. Убегая от собственных совершенно непонятных, а от того пугающих чувств, я поспешила скрыться в библиотеке, где и нашла меня обеспокоенная моим поведением сестра, а затем, нашли как гончие находят раненную важенку, и они.
И сейчас, стоя у то и дело озаряемого всполохами молний окна, я вынуждена была признаться, пусть пока лишь самой себе, что причиной моего бегства была отнюдь не необходимость скрыть книгу. Десяток подобных ей остались лежать на столе, только и, ожидая, когда странные гости обратят внимание на их пожелтевшие страницы.
О, нет! Куда больше уличения в недостойном истинной леди любопытстве, меня страшила возможность вновь утонуть в таких непохожих и вместе с тем одинаковых глазах, с неизменной нежностью и тревогой, взирающих на меня.
Я не понимала значения этих взглядов, равно как и причин, рождающих этих чувств, но со сладким ужасом понимала, что и в моих устремленных на них глазах отражаются не менее яркие чувства, которые я к своему бесконечному смущению всё явственнее ощущала в своём мятежном сердце. Я пыталась уверить себя, что эти взгляды — плод моего воображения, но расправляющая крылья душа бунтовала, в бесстыдной яркости воскрешая в памяти каждую улыбку и случайное, едва уловимое касание, горячих чуть обветренных ладоней. Я не желала принимать их странного отношения, я не могла отказаться от веры в него. И мне было стыдно, мучительно стыдно и перед семьей, и перед обликом истиной леди, порушенным мной.
Снедаемая противоречивыми чувствами, так непохожими на то, холодное равнодушие, что жило во мне совсем недавно я, стояла, прижавшись лбом к оконному стеклу. Слушая свое тяжелое дыхание, выискивала, но не находя сил шагнуть в озаренную светом часть залы и вновь повстречаться глазами с теми, кого так боялся мой разум и так искало сердце.
А там, высоко в небе, среди серой хмари ядовитыми змеями били хвостами белые всполохи молний, да басовито порыкивали, будто сказочные чудовища, скрытые за пеленой дождя, раскаты грома, а затем, высвеченные на миг вершины гор, вновь исчезали в серой мгле непогожего дня. Казалось, нет в этом мире никого кроме бьющегося в окна дождя и меня, всматривающейся в его плотную стену.
За этим отстраненным созерцанием меня и застал беловолосый граф, неслышно возникший за моей спиной. В мутном стекле на миг мелькнули, отражаясь черты его красивого лица, а в следующее мгновение, едва восстановленное самообладание разрушил его, неожиданно мягкий голос, тревожа пропустившее удар и пустившееся в безумный пляс сердца:
— Любите дождь, моя прекрасная леди?
— Нет, мой лорд, не люблю. — Не видя своего собеседника, но всем своим существом ощущая кем было нарушено мое одиночество устало вздохнула я, говоря толи о буйстве стихии за окном, толи — пытаясь убедить себя в отсутствии каких — либо чувств к застывшему рядом мужчине.
— Отчего же стоите у распахнутого окна и смотрите в небеса? — Удивился беловолосый лорд.
— Другого мне не дано. — Равнодушно пожала плечами я, осторожно касаясь холодного подоконника кончиками затянутых в синий шелк пальцев. Зал потонул в белом свете озарившей зал молнии и последовавшем за ней раскате грома.
— Буря близится.
— Вас страшит буйство стихий? — Вновь ухмыльнулся синеглазый граф, подходя ближе и повторяя ладонью тот же путь, что за мгновение до этого проделала моя рука.
— В непогоду у меня разыгрывается мигрень. — Бросила я, наблюдая за бегом его ладони, но не решаясь взглянуть в ненавистное до последней своей боготворимой мной черты, лицо. А в следующий миг лорд Светоч выдохнул, забыв шутливый тон:
— Прости, я не… не знал…
— Винитесь, что привели за собой дождь? — Всё так же не глядя в синие глаза, спросила я, умышленно игнорируя переход на «ты». Но в следующий миг по моей щеке мягко скользнули холодные пальцы, а их обладатель прошептал, заглядывая в испуганно округлившиеся глаза: — Обещаю, этого больше не повторится, а дождь уйдет к завтрашнему утру. Ведь ты мне веришь? Правая рука беловолосого опустилась на плечи, левая — сжалась на талии, притягивая меня к плутовато ухмыляющемуся графу.
Но уже в следующее мгновение отчаянно дернувшаяся я, вырвалась из неожиданных объятий, и едва вспоминая, как надо дышать торопливо опустилась в так неосмотрительно покинутое мною кресло. И с почти суеверным ужасом наблюдая за ничуть не смущенным синеглазым, покинувшим наше убежище следом за мной и остановившимся в нескольких шагах от стола.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
