— Кристиан Хаген из школы Айсе. Она кое-что забыла, — произнес он уверенным голосом, хотя руки у него дрожали. Створки ворот сразу же распахнулись внутрь.
Галька у него под ногами похрустывала, когда он пересекал площадку, отделявшую ворота от дома. Бросив быстрый взгляд на грушевое дерево перед домом, казавшееся теперь меньше, словно оно сморщилось, он подошел к ступенькам входа. Там, где когда-то стояли велосипеды и рабочие башмаки отца, теперь были олеандры в керамических горшках. Кристиан с изумлением смотрел вверх на только что отремонтированный фасад, когда тяжелая дубовая дверь распахнулась.
Пожилая женщина с густыми курчавыми волосами и в черном фартуке на широких бедрах придирчиво оглядела его с ног до головы.
— Вы к кому?
— Я, э-э… вот! — он протянул ей конверт. — Это забыла Айсе. Я только хотел вернуть ей это, — как бы извиняясь проговорил Кристиан.
— Вы ходите в одну школу? — спросила она.
— Да.
— Секундочку. — Женщина исчезла в доме.
Вскоре в дверях появилась Айсе.
— Привет, — оторопело сказала она. На ней была мятая белая футболка, волосы в беспорядке, как будто она только что проснулась. В таком облачении она вообще не соответствовала окружающей обстановке и выглядела смертельно уставшей.
— Здесь, — сказал он и теперь протянул конверт ей, — стихотворение. Оно осталось на лестнице в школе, я хотел догнать тебя и вернуть его, но ты уже уехала.
Айсе быстро взяла конверт, сложила его и сунула в карман джинсов.
— Спасибо, — сказала она и продолжала в нерешительности стоять в дверях, держась за ручку.
— Оно красивое, — сказал Кристиан.
Айсе с улыбкой пригладила рукой волосы.
— Оно тебе действительно нравится? — робко спросила она.
Он утвердительно кивнул, отступил на шаг и снова посмотрел вверх на дом.
— В какой комнате ты живешь? — неожиданно спросил он.
— Наверху справа, — удивленно ответила Айсе. — А что?
Кристиан пристально посмотрел на нее.
— А то, что… ну… это, собственно, моя комната, — запинаясь, произнес он.
— Что-о? — спросила Айсе, все еще улыбаясь, и хотела было что-то добавить, как вдруг услышала быстро приближающийся голос Зафира.
— Кто там? — крикнул он.
— Никого! — громко ответила Айсе и захлопнула перед Кристианом дверь.
* * *
Бесцельно, точно чужой, двигался Кристиан по улице. Изменился не только дом, весь район, казалось, выталкивал его. Он прошел мимо детской площадки и небольшого продовольственного магазинчика, в котором его мать когда-то делала покупки. Но жалюзи на двери были опущены, а через витрину он увидел, что магазинчик пуст.
Он направился мимо вересковой пустоши, как тогда, когда шел этой дорогой с Зиги и они поклялись друг другу одновременно пересечь линию финиша и победить вместе. Стадион располагался в двухстах метрах от закрытого магазинчика. На беговой дорожке не было никого, когда Кристиан вскарабкался на трибуну и уселся в первом ряду. Вот здесь тогда сидели и его родители, среди учителей и других зрителей.
Уже за несколько недель до соревнования по бегу на длинную дистанцию Кристиан и Зиги пришли к единодушному мнению, что участие в состязании следует принимать только тогда, когда можешь выйти из него победителем. Над болтовней учителей, что в расчет-де берется лишь коллектив и что важна не победа, а участие, они откровенно смеялись.
— Мы им покажем, — говорил Зиги, и они поклялись вместе лидировать в гонке, подбадривая друг друга. Одновременно, рука об руку и плечо к плечу, собирались они пересечь линию финиша.
В день соревнований Кристиану уже с утра было не по себе, и когда он зашнуровывал кроссовки, его ладони вспотели от волнения.
Гигантский овал беговой дорожки распахнулся перед ним как арена. Зиги похлопал его по плечу.
— Не забудь, мы бежим рядом, — напомнил он.
В минуты перед выстрелом стартового пистолета, пока Кристиан оцепенело смотрел на рыжее, гладко укатанное покрытие дорожки перед собой, время для него словно остановилось. В последнее лето он однажды попробовал бежать босиком. Накопленный жар дорожки обжигал ступни, было так больно, что ему пришлось прыгнуть в спасительную прохладу травы. Сейчас он вспомнил об этом жаре, накопившемся под его ногами, и, когда раздался выстрел стартового пистолета, увидел, как горит и охватывается пламенем земля, а его худенькое тело мчится по пламени, которое он никак не может преодолеть, потому что с каждым шагом оно опять вспыхивало перед ним. Его ноги в бешеном темпе касались земли, как будто бежали наперегонки друг с другом и хотели друг друга поймать. Он ощущал такт собственных ног, похожий на топот несущегося во весь опор табуна лошадей, и этот топот гнал его вперед. Он слышал доносившиеся с трибун крики зрителей, голоса которых невидимыми бичами рассекали воздух. Его сердце от напряжения готово было выскочить из груди, а скорость оборачивалась бьющим в лицо ветром. Он поглядывал вправо и влево, но ни перед ним, ни рядом никого не было видно. «Где же ты, — испуганно думал он, — ну где же ты?» И рефлекторно, возможно, опасаясь, что сделал что-то неправильно или стартовал раньше времени, он повернул голову, оглянулся, продолжая по-прежнему мчаться, и далеко позади, чуть ли не у самого старта, обнаружил Зиги в толпе остальных, увидел вяло продвигавшуюся вперед массу.
Кристиан летел впереди в одиночестве. Он уже оставил за спиной две трети дистанции, перед ним был финиш, который он, с большим преимуществом, мог легко пересечь первым. Кристиан увидел себя, в полном одиночестве бегущим по гаревой дорожке. На виду у сотен тех, кто сидел на трибунах или стоял у кромки поля, аплодировал и свистел, потому что был совершенно уверен в его победе, до которой было уже рукой подать. И вдруг он остановился посреди дорожки и стал ждать. Какой-то учитель физкультуры у края что-то кричал ему, размахивал руками, но Кристиан не трогался с места. Повернувшись спиной к финишу, он смотрел в сторону остальных, на стенку несущихся на него, с трудом переводящих дыхание ребят, которые неуклонно приближались.
Призывы зрителей становились громче и пронзительнее, он слышал свое имя, они кричали ему: «Беги! Беги!» Он различил ревущий голос отца, но сильнее боязни проиграть была сейчас боязнь выиграть одному. Страх, который гнал его вперед, теперь свинцовым, парализующим грузом придавил его. Пламя, бившее из земли, погасло, ноги неподвижно стояли на месте и передвигаться уже не могли. Кристиан предпочел бы упасть в обморок, просто свалиться и остаться лежать. Зелень газона превратилась в яркую желтизну, ослеплявшую его, как будто его выставили на солнце и медленно сжигали. Он отчетливо видел перед собой всё: своего неистовствующего в отчаянии отца, выкрикивающего с трибуны его имя, свою беспомощную мать, которая, ломая руки, пытается успокоить отца, людей, в полном непонимании взирающих на него сверху, он слышал их крики, прежде благожелательные и дружелюбные, а сейчас превратившиеся в издевательский хохот.
Ребята были всё ближе, мчались на него ухмыляясь или удивленно проносились мимо. Кто-то угодил ему локтем в бок, он споткнулся, чуть было не упал, но, случайным толчком снова приведенный в движение, он побежал в хвосте как раненый зверь, пытающийся догнать свою стаю. Втянув голову в плечи, он последним пересек утрамбованную уже не одной дюжиной кроссовок финишную линию. Но горше, чем во время вручения наград уйти с пустыми руками, горше насмешливых взглядов школьных товарищей, недоуменного покачивания головой их родителями и непонимающего «Как же так?» матери — горше всего было увидеть Зиги на пьедестале, как он с гордо выпяченной грудью принимает приз за первое место в беге на длинную дистанцию. Он двумя руками поднял кубок и смотрел поверх головы Кристиана, как будто того здесь попросту не было.
Никогда он не сможет забыть и молчания отца на обратном пути в машине. Это разочарованное молчание, становившееся тем более непреклонным, чем дольше оно продолжалось, воздвиглось между передним и задним сиденьями точно непробиваемая стена, за которой он остался один.
Всю ночь Кристиан не сомкнул глаз и беспокойно метался в постели от разочарования и гнева.
На следующий день, увидев в вестибюле идущего навстречу Зиги, он тотчас схватил его и прижал к стене.
— Ты почему побежал дальше один? — яростно спросил он.
— Я ведь хотел увлечь тебя за собой, — извиняющимся тоном пробормотал Зиги, — ты же совсем не двигался.
Кристиан ясно чувствовал, что здесь что-то не так и что Зиги заговаривает ему зубы. Но ярость его улеглась, когда Зиги извлек из портфеля кубок и протянул ему.
— Я знаю, что ты быстрее меня. Ты выиграл. Кубок принадлежит тебе, — смущенно произнес он.
Кристиан примирительно взял кубок и потом как символ их дружбы водрузил дома на письменный стол.
