не водим, – перепугано пробормотал Виталик. – Мы в футбол ходим играть.
– Напиши, кто ещё с вами играет. – Начальник Первого отдела положил перед Сусловым лист бумаги и авторучку.
Генеральный поднял трубку и запросил в отделе кадров личное дело подозреваемого. Вошел Сергеев.
– Полищук покинул территорию предприятия пятнадцать минут назад.
– Упустили! – сквозь зубы проговорил Александр Арсеньевич и посмотрел на контрразведку. Семён Захарович постучал пальцем по столу перед склонившимся над листом бумаги Сусловым.
– Отвлекись. Где живет Полищук?
– На Петрозаводской. Номер дома не знаю. Не бывал у него.
– О чем ты разговаривал с ним за обедом?
– Ну, мы говорили об убийстве Волны, девчонки, которая живет с Лариным.
– Вчера тоже говорили об этом?
– Ну, да.
– Кто убил, обсуждали?
– Я сказал, что Антоха вроде знает, кто это сделал. И сам решил разобраться.
– Понятно, – молвил Семён Захарович и поднялся с кресла. – Пойду. Дел невпроворот.
Десять часов вечера, но в окнах второго этажа заводоуправления горел свет. В кабинет Генерального вошёл Начальник Первого отдела.
– Задержали? – задал вопрос Александр Арсеньевич, как только контрразведчик прикрыл за собой дверь.
– Нет. Система поиска опознала его в Пулково. По паспорту гражданина Казахстана он вылетел в 15-10 рейсом на Стамбул.
– И что? Его не перехватят? Разве, нельзя посадить самолет, ну там, в Минводах?
– Можно. А что мы ему предъявим? – Начальник Первого отдела присел на кресло. – Даже похищение человека не сможем: свидетельской базы нет. А уж шпионаж, тем более!
– А убийство?
– Он ведь лично не убивал. А Утюгов сам знаешь где.
– Но ведь Утюгова то кто убил?
– Да, Полищук. Вероятность 90 процентов – Семён Захарович кивнул. – Думаю, что Утюгов был списан в расход с самого начала. Свидетель и исполнитель одновременно. Оставлять жить опасно.
– Не пойму только, как Полищук так прокололся с кашерингом.
– Он попал в цейтнот, когда узнал, что Ларин понял, кто убийца и хочет с ним разобраться. Время поджимало. Нашел самый легкий вариант. Ему не повезло, что Косых заметил название фирмы проката. А когда в столовой забрали Суслова – сразу всё понял и сорвался.
– Вот же…, – Александр Арсеньевич хотел выругаться, но сдержался. – Как думаешь, много у нас утекло?
– Будем разбираться. Проверим, действительно ли до пятнадцатого года трудился в Харькове на «Монолите». Как эмигрировал в Россию. Где работал, кто дал рекомендацию к нам, кто проверял, кто принял. Да и вообще, всех, кто устроился после четырнадцатого года. Это дело, Александр Арсеньевич только начинается. Или ты думаешь, что американские, так называемые, партнеры, завтра забудут слово «Панорама»? – Семен Захарович усмехнулся. – Брось собаке кость, грызть будет, пока зубы есть.
– Так что? Проект не закрываем?
– Наоборот. Я бы продвинул его, как первоочередной. А мы присмотрим за делами.
Вот и Гришино. На поеденной дождями и снегом дощатой лавке, у покосившегося забора, сидел мужчина. Темный двубортный прошлого века пиджак поверх мятой рубашки и чёрные брюки, заправленные в резиновые сапоги, полностью гармонировали с его угрюмым небритым лицом. Он поднял голову, услышав звук притормозившей машины. Серо-седые не стриженые волосы, седые брови и щетина, и даже глаза казались седыми. Будто его накрыла заплесневелая паутина судьбы. Этот бедолага мог бы олицетворять поговорку о том, что лучшие учителя в жизни – это голодный желудок, пустой карман и разбитое сердце. Но глядя на его сгорбленную, одинокую фигуру, сразу понимаешь, что у таких учителей не бывает учеников.
– Доброго здоровья! – поприветствовал Антон аборигена. Тот кивнул в ответ и взялся двумя ладонями за край лавки, намереваясь привстать.
– Где у вас кладбище?
– Так нет кладбища, – мужчина развел в стороны руки. Потом указал рукой в конец улицы и поспешно заговорил, – Погост! Погост там! Только ты на своей машине не проедешь.
Он поднялся со скамьи и подошел к автомобилю.
– По улице, до конца. Потом к березкам ещё метров сто. Там и погост. Может, помочь чем надо?
– Спасибо! Не беспокойтесь.
– Так это…. – Абориген неловко протянул потемневшую от трудовой жизни и алкоголя жилистую ладонь. – Может, тогда поможешь? А то, это….
Антон пошарил рукой в кармане куртки и протянул страждущему сто рублей. За услуги надо платить.
Погост располагался у березовой рощицы. С десяток покосившихся темных крестов. Невдалеке разрушенная полусгнившая деревянная церквушка. Ближний к дороге крест был новым, и отсвечивал тусклым лаком. Свежий холмик и одиноко лежащий венок: «Дочери Оленьке от мамы». Табличка: Ольга Назаренко. Даты рождения и смерти. Всё! Всего двадцать три года было отмерено тебе, подумал Антон. И ничего ты не успела. Он раскрыл сверток с охапкой красных пластмассовых гвоздик. Стал заламывать тонкие проволочные стебли и втыкать в сырой могильный холм.
Когда ты молод, полон сил и желаний, то не задумываешься о смерти. Но наступает момент, и тебя в деревянном ящике опускают в яму и забрасывают землей. И все, что ты успел сделать на Земле, тебе уже не принадлежит. Кроме двух квадратных метров. Родня, в силу своих возможностей, соорудит памятник, чтобы увековечить твое имя. Увековечить? Именно! Через сто лет никто на этой Земле и не вспомнит о тебе: друзья, дети и внуки умрут. Правнукам ты не нужен.
И тогда какая разница: будешь ты лежать под гранитным монументом на престижном кладбище или под деревянным крестом на безымянном погосте – последнем приюте, последнем пристанище твоём, последнем месте, где ты был "гостем"?
Начал накрапывать дождь. Антон вытер руки носовым платком, достал из кармана фляжку со спиртным.
– Пусть земля будет тебе пухом, – тихо проговорил он, не решаясь назвать имя, так как до сих пор не осознавал у чьей могилы стоит: Оли Назаренко с планеты Земля или волнового сгустка из созвездия Лебедя.
Около автомобиля стояла худенькая девушка. Светлые волосы намокли от дождя. На ней была надета джинсовая куртка поверх темно-синего трикотажного платья ниже колен, и кроссовки на босу ногу. Незнакомка прижимала руки к груди и дрожала. Взгляд ей голубых глаз словно остекленел.
– Здравствуйте! Вы кто? – спросил Антон.
Девушка протянула дрожащую руку в сторону могилы Ольги. Её рот приоткрылся, но она не смогла произнести ни слова. Лицо её исказила гримаса слабоумия.
– Вы подруга Оли? – спросил Ларин, понимая, что девушка не в себе. – Как вас звать? Вы вся промокли, пойдемте. – Он повел незнакомку к пассажирской двери. Это оказалось не так просто. Она практически не могла переставлять ноги. Антон снял с девушки мокрую джинсовку и накинул свою куртку, усадил на пассажирское место. Включил обогрев сидений, достал из сумки термос с кофе, из кармана куртки фляжку с виски. Налил.
– Пейте, – Он передал крышку от
