Владислав Сомервилл Лач-Ширма
Путешествие в другие миры
Путешествие в другие миры
Предисловие переводчика
Дорогие любители настоящей научной фантастики! Перед вами уникальная книга, включившая в себя вышедший в 1883 году роман "Алериэль, или Путешествие в другие миры" и его продолжение – серию рассказов "Письма с планет", печатавшихся в "Семейном журнале Касселя" с января 1887 года по май 1893 года. Написал эти произведения Владислав Сомервилл Лач-Ширма, который был британским викарием, историком и писателем в жанре научной фантастики. Ему приписывают звание одного из первых писателей-фантастов, использовавших слово "марсианин" в качестве существительного.
Данное издание уникально тем, что автор, одим из немногих за все время существования научной фантастики, осмелился примирить христианскую веру и науку, доказать то, что при здравом рассмотрении они ничуть друг другу не противоречат.
Данные произведения публикуются на русском языке впервые и есть уверенность, что они найдут великое множество читателей всех возрастов!
Часть
I
Глава I. Горбун из Мон-Сент-Габриэль
Было прекрасное июньское утро 1870 года, когда я вышел из маленького городка Б… в Бретани, чтобы прогуляться на соседний холм Мон-Сент-Габриэль, где стояла знаменитая старая часовня, считавшаяся одной из достопримечательностей окрестностей. Я только что покинул Оксфорд на время каникул и после напряженной работы восстанавливался поездкой по Франции. Мой компаньон, Гальтон, вывихнул ногу и оставался в отеле, отдыхая в течение дня, но я не хотел упустить возможность увидеть Мон-Сент-Габриэль, поэтому утром я отправился на прогулку длиной около четырех километров один.
Это был тихий и несколько пустынный маршрут, и многие мысли о прошлом, будущем и вечности невольно приходили мне в голову. Но мне нет нужды беспокоить ими читателей, так как они не имеют прямого отношения к моему рассказу, тем не менее, впоследствии они неизгладимо запечатлелись в моей памяти.
В конце концов я добрался до небольшого мыса, вдающегося в море, на котором стоит Мон-Сент-Габриэль. Я перелез через несколько камней, окаймлявших тропинку, и поднялся к живописной и старинной часовне, ныне разрушенной. Вид был великолепный. Голубое море, украшенное то тут, то там небольшими гребнями серебристой пены, дикий скалистый берег, крики чаек и низкий рокот океана – все это приводило меня в трепет, а затем погружало в спокойную задумчивость.
"Как прекрасен этот мир! – подумал я. – Интересно, может ли что-нибудь превзойти по красоте такие пейзажи, как эти, или великолепные Альпы, или прекрасное и суровое корнуоллское побережье в шторм, или озерные районы на севере. Этот мир очень красив".
Боюсь, я, должно быть, поддался дурной привычке, которая иногда появляется у меня в одиночестве, когда я разговариваю сам с собой, потому что внезапно меня разбудил легкий шорох позади меня. Я повернулся, и мой взгляд встретил очень необычного вида человек. Это был очень низкий молодой человек, сильно деформированный в плечах. Он был одет в обычный костюм гувернера, с большой бретонской шляпой и плащом, наброшенным поверх блузы. Однако его лицо, несмотря на грубый костюм и явное уродство, отличалось изысканной утонченностью и даже красотой. Цвет лица был светлым, как у девушки, но бледным до бескровности. Его глаза, хотя и несколько затененные шляпой, были очень странными и блестящими. Черты лица были мелкими и тонкими. У него не было ни усов, ни бороды, и на вид ему было едва ли больше двадцати. Он смотрел на море и, хотя находился рядом со мной, казалось, не замечал моего присутствия.
Несколько минут я молча смотрел на воду, изредка бросая взгляд на своего спутника. "Бедняга, – сказал я себе, – какой необычный порок в плечах. Я никогда раньше не видел ничего подобного. И к тому же, какой он смертельно бледный, и такой утонченный, несмотря на крестьянское платье. Возможно, это какой-нибудь джентльмен, попавший в беду, какой-нибудь несчастный студент, потерпевший неудачу в жизненной битве". И тут меня охватила страшная мысль. "Надеюсь, он не думает о самоубийстве или не сошел с ума. В любом случае я нахожусь в неловком положении в этом одиноком месте, в чужой стране, рядом с сумасшедшим или с человеком в полном отчаянии".
Но когда я снова взглянул на это странное задумчивое лицо, мысль рассеялась. Он был задумчив, но вовсе не печален, ни возбужденного, ни угрюмого взгляда мании не было в этих умных глазах. Но он все еще смотрел на море, молча наблюдая за ним.
Я был крайне озадачен, и мне становилось не по себе, потому что Гальтон накануне вечером развлекал меня целым рядом ужасных бретонских легенд о "Белой Даме", призраках и знаках смерти; и действительно, здесь был человек, которого, если бы он встретился ночью, можно было бы легко принять за призрака. Но сейчас была не ночь, ярко светило солнце, и тень от странной фигуры незнакомца четко вырисовывалась на стене часовни.
Наконец я решил, что бесполезно и некрасиво делать вид, что не замечаю его, и что лучше будет заговорить. Поэтому я нарушил молчание вежливым поклоном и "Бонжур, монсеньор".
– Доброе утро, сэр, вы англичанин, не так ли? – сказал он очень приятным и чистым контральто с необычным, но приятным иностранным акцентом.
– Да, – сказал я, – и очень рад, что вы можете говорить со мной на моем родном языке. Могу я также спросить, вы француз или чужак в этой стране?
– Un étranger, monsieur1, – ответил он по-французски, а затем снова замолчал.
Таким образом, было очевидно, что он знал и французский, и английский, и при этом не был ни французом, ни англичанином. Чьим же подданным он был? Голос, акцент и манеры были столь же странными, как и внешность моего нового знакомого, и не дали мне никакой подсказки.
Было ощущение, что мой вопрос заставил его замолчать, и в течение нескольких минут он, казалось, не хотел возобновлять наш разговор. В конце концов я нарушил молчание.
– Вы хорошо говорите по-английски для иностранца. Вы когда-нибудь были в нашей стране?
– Никогда, сэр, но я очень хотел бы посетить ее. Мне говорили, что это страна свободы и прогресса, что в вашей стране много чего достойного и хорошего. В других частях Европы можно увидеть много печального – страдания, угнетение и горе. Я бы хотел увидеть более счастливую страну в этом мире. Возможно, Англия является таковой – возможно, так оно и есть, – добавил он после паузы.
– Говорят, ваша страна богата. Я надеюсь, что многие пользуются благами этого достояния,
