И тем не менее, несмотря даже на впоследствии подувший ветер, мы остались в живых. Прошло еще два дня и две ночи, прежде чем шторм перестал представлять для нас опасность, — и то лишь потому, что он занес нас в поросшие водорослями просторы громадного Саргассова моря.
Здесь огромные волны впервые перестали пениться и уменьшались по мере того, как мы продвигались вперед среди плавающих по поверхности скоплений водорослей. Однако ветер был по-прежнему столь неистов, что парусник все равно плыл вперед, иногда между водорослями, а то и над ними.
Мы шли так в течение суток, а потом я заметил с кормы огромное скопление водорослей, которое было значительно больше, чем все встреченные нами до сих пор. Ветер нес нас на него кормой вперед, и мы вторглись в него. Вдруг, немного проплыв, наше судно, как мне показалось, стало замедлять ход. Я тут же предположил, что плавучий якорь на носу запутался в водорослях и держит нас. В тот момент, когда я об этом подумал, откуда-то из-за носовой части донесся слабый, однообразный, звенящий звук, смешивающийся с ревом ветра. Послышался хлопок, и судно дернуло назад. Оборвался трос, соединявший нас с плавучим якорем.
Я видел, как второй помощник с несколькими матросами бросились туда и, взявшись за трос, вытащили его оборванный конец на борт. Между тем судно, которое уже ничто не держало “носом вперед”, начало разворачиваться бортом к ветру. Я видел, как матросы прикрепили цепь к оборванному тросу, а затем травили его, после чего судно вновь развернулось носом к ветру. Когда второй помощник поднялся на корму, я спросил его, зачем это было сделано, и он объяснил, что, пока парусник идет кормой вперед, он будет плыть по водорослям. Я поинтересовался у него, почему он хочет, чтобы он двигался по водорослям, и он сообщил мне, что один матрос заметил за кормой, как ему показалось, чистую воду и что, если мы доберемся туда, нам, возможно, удастся вырваться.
Весь день мы плыли кормой вперед по громадному скоплению водорослей, но оно нисколько не редело, а даже, напротив, становилось гуще, и поэтому мы шли все медленнее, пока судно почти не перестало двигаться. В таком положении нас застала ночь. Утром мы увидели, что находимся в четверти мили от огромного участка чистой воды — очевидно, открытого моря; но, к несчастью, ветер практически стих, и судно застыло на месте, завязнув в водорослях, громадные пучки которых росли со всех сторон, всего в нескольких футах от нашей главной палубы.
Одному матросу велели залезть на сломанную бизань-мачту и осмотреть окрестности. Оглядевшись, он сообщил, что по ту сторону воды что-то видит, возможно водоросли, но ни в коей мере, поскольку очень далеко, не уверен. Тут же он крикнул, что по левому борту что-то виднеется, но что именно сказать не может, и только после того, как принесли оптическую трубу, мы установили, что это корпус старинного судна, о котором я уже упоминал. Второй помощник сразу стал предпринимать меры, которые помогли бы ему вывести парусник на чистую воду. Первым делом он приказал привязать парус к рее и поднять его на верхушку сломанной бизани. Таким способом помощник хотел избавиться от буксировки троса через нос, что конечно же мешало продвижению судна. Кроме того, парус бы помог паруснику плыть через водоросли. Затем он, вытащив пару стопанкеров, привязал их к короткому тросу, к его петле, концу длинного витка крепкой веревки.
После этого он велел спустить с кормы по правому борту шлюпку. Конец другой веревки второй помощник привязал к носовому фалиню лодки. Потом он отобрал четырех матросов и приказал им взять с собой, помимо весел, цепные крюки; помощник собирался добраться на шлюпке до чистой воды. Там, среди скопления водорослей, он бросит верпы в самые густые их заросли, после чего мы подтянем шлюпку обратно к судну за канат, привязанный к фалиню. “Потом, — сказал он, — мы прикрепим канат к подъемному вороту и вытащим его из этой чертовой силосной ямы!”
Водоросли оказались большим препятствием для шлюпки, чем, по-моему, он рассчитывал. После получасовых усилий они едва отплыли от парусника на двести футов, однако столь густыми были заросли водорослей, что видели мы не саму лодку, а лишь то, как они колышутся, когда они прокладывают через них путь.
Минуло еще четверть часа, в течение которых три оставшихся на корме матроса травили канаты. Вдруг меня кто-то позвал по имени. Обернувшись, я увидел в сходном люке капитанскую дочь, которая манила меня к себе. Я подошел к ней.
— Мой батюшка хочет знать, мистер Филипс, как у вас обстоят дела?
— Неважно, мисс Ноулз, — ответил я. — Неважно. Здесь очень густые заросли водорослей.
Она понимающе кивнула и, повернувшись, собралась спуститься вниз, но я на мгновение задержал ее.
— Как самочувствие вашего отца? — осведомился я.
Она быстро вздохнула.
— Уже очнулся, — сказала она, — но так слаб. Он…
Громкий возглас одного из матросов не дал ей договорить:
— Боже правый, парни! Что это было!
Я резко обернулся. Перегнувшись через гакаборт, матросы пристально смотрели перед собой. Я бросился к ним, а за мной мисс Ноулз.
— Тсс! — вдруг произнесла она. — Слушайте!
Я уставился туда, где, как я знал, находилась шлюпка. Заросли вокруг нее как-то странно дрожали — даже там, куда они не могли дотянуться баграми и веслами. Неожиданно раздался голос второго помощника:
— Берегитесь, парни! Боже мой, берегитесь!
И тут же хрипло вскрикнул, словно от внезапной мучительной боли.
Я видел, как взметнулось вверх весло и с ужасающей силой обрушилось вниз, как будто им по чему-то ударили. Затем второй помощник заорал: “Эй, на борту! На борту! Тяните канат! Тяните канат!” — и издал пронзительный вопль.
Когда мы ухватились за канат, я увидел, как заросли со всех сторон заколыхались, и до нас через всю эту бурую мерзость донесся страшный, тут же захлебнувшийся крик.
— Тяните! — завопил я, и мы принялись за дело. Канат натянулся, но лодка с места не сдвинулась.
— Привяжите ее к кабестану! — проговорил, с трудом дыша, кто-то из матросов.
Не успел он договорить, как трос ослаб.
— Она пошла! — закричала мисс Ноулз. — Тяните! Тяните же!
Она тоже ухватилась за канат, и мы вместе стали тянуть к себе лодку, с удивительной легкостью приближавшуюся к нам.
— Вон она! — закричал я и тут же отпустил канат. В шлюпке никого не было. С полминуты мы ошеломленно глядели на нее. Затем я обратил свой взор назад — к тому месту, откуда мы притащили ее. Там, в громадном скоплении водорослей, что-то поднималось. Я видел, как это нечто, извиваясь, бесцельно заколыхалось на фоне неба, качнулось один или два раза из стороны в сторону и, прежде чем я успел рассмотреть его, погрузилось в громадные скопления водорослей.
