– Ты не открыл ничего такого, чего не говорил прежде, – заметил Эмери.
– Ну и что? – Ренье пожал плечами. – Ничего нового ведь и не произошло.
Он осекся, беззвучно пошевелил губами, и вдруг ужас проступил на его лице.
– Что? – спросил Эмери. – Что с тобой?
– Ничего нового? Но ведь вчера убили женщину, – медленно проговорил Ренье. – Да? Мне не почудилось? Мертвая женщина в переулке. Да?
– После вчерашнего ты еще что-то припоминаешь, – вздохнул Эмери. После драки все тело у него ломило, и вздох дался ему не без труда. – Да, ее убили. Тебя, кстати, не подозревают только потому, что в это самое время ты напивался на глазах у десятка свидетелей.
– А еще говорят, будто в пьянстве нет никакого толка.
– Хуже натужного юмора только фальшивая музыка, – заметил Эмери.
– Я видел его, – сказал Ренье. – Урода в лохматом плаще.
– Никто, кроме тебя, его не видел, – возразил Эмери.
– Значит, он почти невидимый, – рассердился Ренье. – Я пока не сумасшедший.
– Видения являются не только сумасшедшим. Но видения не могут убивать.
– Значит, он не был видением.
– Брат, ты должен прекратить пьянствовать.
– Я только что объяснил тебе, почему это со мной происходит. Одними разговорами тут не поможешь.
– Кажется, у тебя был случай заметить, что я действую не только разговорами, – сказал Эмери.
Ренье через силу засмеялся:
– Спасибо, братец. Я не такая неблагодарная скотина, чтобы не оценить твою помощь. Наверное, мне все еще хочется жить, а без тебя мне конец.
Он поднялся.
– Ты куда? – всполошился Эмери.
– К себе. Хватит уж обременять тебя моей персоной.
– Ты можешь остаться, сколько захочешь.
– Знаю, но не хочу. У меня ведь есть собственные апартаменты во дворце. Забыл? Я даже имею придворную должность. Камер-… что-то. Камер-фуражир, кажется.
И ушел.
Подчас Эмери бесился от собственного бессилия. Ренье как будто нарочно отказывался понимать Эмери. И с каждым годом разрыв становился все глубже.
Глава третья
БАЛЬЯН
– Все-таки странный он какой-то.
Фраза прозвучала, едва молодой человек отошел на достаточное расстояние, чтобы не услышать ее.
Прозвучала она из уст старшего мастера Исгерина, самого уважаемого человека в горном поселке. Исгерин попал в герцогство Вейенто, кажется, тысячу лет назад. Давным-давно он отработал свой контракт и теперь обзавелся всем тем, о чем только мог мечтать горняк: собственным домом и недурным содержанием, которое ему выплачивал из своей казны лично сам герцог. Исгерин мог бы не работать, но недавно он женился и теперь помогал своей подруге сокращать срок ее контракта. При умении, навыках и льготах Исгерина вдвоем они управятся лет за семь.
Для прочих обитателей горняцкого поселка Исгерин оставался примером. Образцом того, что мечта достижима. Любое его высказывание принималось остальными едва ли не как откровение. Спорить с Исгерином означало спорить с Удачей, а делать этого ни в коем случае не следовало. Хоть северяне, жители герцогства, и презирали суеверных южан за их невежество (несомненно, проистекающее от убогости крестьянского быта), сами они вовсе не были полностью свободны от веры в приметы и предзнаменования, добрые и злые, и ни за что не согласились бы прикоснуться к бороде гномки, ступить в чужой след, работать молотком, у которого трижды ломалась рукоятка, или перечить Исгерину.
Да и что ему перечить, коль скоро он совершенно прав! Парень, что побывал в поселке, запасся провизией и ушел обратно, в горы, где у него имеется какая-то убогая хижина, – он ведь действительно странный. Нет нужды говорить, что речь идет о сыне самого герцога Вейенто, о Бальяне. Ведь Бальян – бастард и вряд ли когда-нибудь унаследует герцогство после своего отца.
Герцог Вейенто прожил много лет с матерью Бальяна – Эмеше, дочкой мелкопоместного дворянина. Эмеше не просто обожала своего знатного возлюбленного. Она обладала куда более знатным качеством: она ни на что не претендовала. Никогда даже намеком не показывала герцогу, что рассчитывает… не сейчас, конечно, а когда-нибудь, в будущем… что очень надеется на то, что он все-таки женится на ней и объявит ее герцогиней.
При всех тех добрых чувствах, что питал герцог к Эмеше, объявить ее своей супругой он не мог. Ему требовалась жена куда более знатного происхождения. Жена, которая принесла бы ему в качестве приданого обширные родственные связи. Союзников. Ибо все эти годы герцог Вейенто не оставлял мысли занять когда-нибудь королевский престол. Несколько раз он был уже совсем близок к своей цели… и всегда что-нибудь ему мешало.
И он женился на дочери своего соседа, герцога Ларренса, – на юной, прекрасной и девственной Ибор, а Эмеше отослал в небольшое, хорошо устроенное имение.
У Эмеше имелся ребенок от герцога. Мальчик, которого она увидела впервые, когда тому было уже пять лет. Ибо, ни на что не претендуя, Эмеше не хотела, чтобы герцог заподозрил ее в том, что она хочет превратить бастарда в орудие своего влияния. Нет, для нее всегда существовал один только Вейенто, и больше никого. Эмеше отослала новорожденного с кормилицей в дикие горы, где у женщины, жены углежога, была собственная хижина, и никогда не посылала даже справиться о том, как живет рожденное ею дитя.
Когда решение жениться на Ибор созрело, Вейенто объявил об этом своей любовнице. Эмеше согласилась. Она согласилась на все. Небольшое, хорошо устроенное имение, где все подготовлено специально для нее? Она целовала герцогу руки. Никогда больше не пытаться увидеться с Вейенто? Она заливалась слезами и непонимающе улыбалась, но кивала, кивала…
Наконец ее увезли. Прощание вышло тягостным. Эмеше забрала из замка все, что ей позволили взять, – безделушки, украшения, подарки герцога, платья, картины, музыкальные инструменты…
Все это было свалено без толку, в кучу, в большой комнате господского дома, куда ее водворили. Годами произведения искусства и роскоши покрывались пылью. Прислуга лишь время от времени пыталась навести там порядок, но Эмеше, обнаружив эти потуги, всегда впадала в ярость и что-нибудь ломала, так что, в конце концов, груду золотых подсвечников, украшенных драгоценными камнями чаш, ларцов, книг и прочего попросту накрыли большим полотном и больше к ним не прикасались.
Через год после начала изгнания Эмеше вдруг вспомнила о том, что у нее был ребенок. Она послала за ним, и мальчишку доставили в имение. Он был совершенно диким, в ответ на все попытки заговорить с ним только огрызался, но в общем был рад перемене, потому что жена углежога его била.
К тому времени Эмеше уже начала погружаться в сумерки, которые с годами только сгущались. Ей представили мальчика, кое-как умытого и переодетого в чистое. Она закричала, схватила его за плечи, стала трясти. Он так испугался этой женщины, полной, белой, совсем не похожей на тех, которых видел прежде, что впал в ступор. Голова мальчика болталась на тонкой шее, глаза бешено вращались, следя за матерью. Потом Эмеше успокоилась, отвернулась и отошла.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});
