Меня как пелена накрыла печаль. Не пойду я завтра бегать. Пускай там один, успешный и благополучный, бегает по дорожкам. На его фоне я с Жужиком смотрюсь глупо, плохо, смешно… Одинокая баба с собакой. Он и смеется надо мной, наверно.
Я все-таки налила себе чая и мужественно выпила. Мудрые говорили о ритуалах и их благотворных воздействиях на человека. Чай выпит, и хотя бы одна страница Библии будет прочитана. Каждый день — маленький шаг вперед. Не тому ли Ты нас учил?
Сегодня мадам халтурит? Ну-ну.
Стас бежит в своем любимом темпе. Все системы работают нормально. Скоро суббота — отмечаем свадьбу Андрея. Нужно взять вина и коньяка, ребята привезут шашлык и все остальное…
А, вон она. Сегодня мадам выглядит ужасно. Бледная какая-то. Садится на скамейку и спускает Тузика с поводка. Как его…Жужика. Пес кружит около кустов с цветами, но сделать дела не решается… ан нет. Решился. Правильно. Что взять с хозяйки? Сидит себе на лавочке.
Стас замедлил темп. Вернее, пошел шагом, что редко случалось с ним на пробежках. Нет, с неудачницей совсем не то, что нужно. Стас никогда не бросал своих в трудной ситуации, за это его любили на контрактах, за это его не раз ранило… дурацкая привычка. Но он никак от нее не мог избавиться.
Подойти и спросить? А не сделает ли еще хуже?
Пока Стас размышлял, бодрым шагом проходя мимо мадам, та повернула голову и посмотрела на него. Неодобрительно, как показалось Стасу. А потом неудачница поднялась со скамейки и повернулась к Стасу спиной. Даже собаку свою звать не стала — пес просто побежал следом за ней. Мадам подошла к подъезду, открыла дверь и, пропустив вперед собаку, зашла сама.
Вот не везет этой мадам! Мало того, что с жизнью проблемы, так еще и с головушкой. В принципе, одно другому не мешает.
Бледное лицо неудачницы сказало Стасу о многом. Что нужно было не тормозить и предложить помощь. Но эта неудачница еще и гордячка, к тому же. Вот не свезло ей по полной.
Но теперь Стас знал, где живет мадам, хотя бы приблизительно. Он и раньше догадывался, но сейчас уже точно запомнил подъезд. Вряд ли мадам стала бы шифроваться и прятаться от него по подъездам.
Если что, он быстренько найдет ее.
Какое-то чувство неприятно кольнуло Стаса. К чему эта забота? Не иначе, он становится сентиментальным. Скоро станет подбирать с улицы собак и кошечек, как и эта звезда.
Печально, печально…
Я закрываю на замок все свои мечты и радости. Первое сентября прошло, выходные пролетели, а это значит, что впереди еще один год тихого и беспросветного пребывания в школе. Седьмой год моей работы… Что сказать?
Счастья не предвидится, прекрасного принца — тоже, и хеппи-энд в конце видится мне смутно. Но у меня есть огромная любовь в душе, которая дает мне силы каждый день улыбаться миру, вопреки всем разумным объяснениям, и еще те, о ком я могу заботиться, любить, учить…
Короче, объясняю для непонятливых: нет у меня ничего. Ничего такого, чем я могу похвастаться или вскользь упомянуть в разговоре. Ни-че-го. Ни денег, ни карьеры, ни семьи, ни удачливости…Господу видней.
Дни бегут за днями, я по-прежнему бегаю по утрам, но к ноябрю перестану. До мая. По-моему, спортсмен бегает и зимой, но я не уверена. В зимние месяцы подольше нежусь в постели, и с Жужиком выхожу чуть позже.
А сейчас спортсмен все так же бегает с тяжелым (кирпичи кладет?) рюкзаком за плечами. Его серые глаза холодны, как небо перед грозой, но иногда он кивает мне на бегу. За этот кивок я бы отдала полцарства. Жаль, случается это редко, и не угадаешь, в чем причина. Но мне, по большому счету, плевать.
Жизнь идет своим чередом, но каждый летний вечер я читаю добрые мудрые книги, показавшие путь стольким душам задолго до моего рождения…
Ты забрал у меня многое. Ты подарил мне болезни и печали, страх и бесполезное позднее раскаяние. Ты помог не забыть о том, что все призрачно в этом мире. Ты освободил мое сердце от привязанностей. Ты заставил ощутить на своей шкуре горечь предательства и боль одиночества, и второе стало страшнее, чем первое. Ты отнял у меня надежду… Впрочем, надежду я сама у себя отняла.
Да святится Имя Твое.
Глава 4
Кто не верил в дурные пророчества,
В снег не лег ни на миг отдохнуть,
Тем наградою за одиночество
Должен встретиться кто-нибудь.
В. Высоцкий.
Сегодня я не смогла заснуть от боли.
Жужик спит, похрюкивая и вздыхая во сне, в комнате слышно лишь его сопение да тиканье часов рядом с кроватью. О Боже, Боже, почто ты меня оставил?
Боль разверзается черной бездной, я мечусь по кровати, пытаясь найти положение, где болеть будет чуть меньше, и прекрасно знаю: все это смешно и бесполезно.
Если язва откроется, то совсем нехорошо. И у меня, как назло, нет таблеток. Думала, что вылечилась, что не будет пока, что не нужны таблетки? Идиотка.
Доползаю до кухни и варю себе овсянку, смолотую в порошок, заготовленную так, на всякий случай. Куда я пойду за таблетками? Середина ночи. А тревожить ту же Маринку среди ночи не очень хочется. Или уже нужно? Я прислушиваюсь к себе. Болит ужасно. Но — еще терпимо. Подождем до утра.
Главное, чтобы не стало хуже, потому что если хуже — это точно скорая. От мысли, что со мной может что-то случиться там, в больнице, а Жужик останется здесь запертым в квартире неизвестно на сколько дней, меня прошибает холодный пот. Нет, подождем до утра.
Что может быть страшнее одиночества? Только одиночество боли.
Я сижу на кухне, глотаю слезы пополам с овсянкой и смотрю на занимающийся рассвет. Жужик что-то почувствовал: пришел на кухню, грузно брякнулся на пол, вздохнул и закрыл глаза. Полное-полное одиночество. И все же — с ним теплее.
Овсянка не помогает. Наивная… веришь в чудеса, девочка? А нету чудес.
Ползу обратно в кровать. И что могло спровоцировать приступ? Сейчас не конец года, у меня в этом году нет выпускных классов, и нет проверки на вшивость в лице вышестоящих товарищей типа директора и этих самых с министерства.
Ибо не ведаешь ни дня, ни часа. И я не пионер, который всегда готов. Снять боль нечем. Да и нужно ли, если я пока могу ее терпеть?
Чтобы душа оживала, нужно пройти через боль. Это я поняла, читая Новый Завет по второму разу. И уходить от боли не следует — найдет и задавит. Мне ли не знать…
Смешную я, наверное, представляю собой картину для стороннего наблюдателя. Загибающаяся от боли женщина, переживающая о своей собачке… Если со мной что, ты позаботишься о ней, Отче?
А что мне остается? Только плакать и посылать мольбы в сереющую полутьму. И терпеть до утра.
